Владигор. Римская дорога

— Приготовь лучше что-нибудь пожрать! — крикнул вслед Филимон, входя в комнату. — Я поймал парочку жирных мышей, но, признаться, так и не смог заставить себя их проглотить…

— Еда подождет, — оборвал его рассуждения Владигор.

— Как «подождет»?! — возмутился Филька. — Сам небось наелся от пуза, а я…

— А ты расскажи, что видел в лагере Максимина.

— А… интересно? Ну ладно, ладно, расскажу, так и быть. Во-первых, разведал, что за гусь этот Максимин.

— Ну и как?

— Страшен… И здоров как бык. Ты рядом с ним просто младенец. И вот что еще занятно… Видел я там одного странного типа в черных тряпках. Бегает по лагерю не скрываясь, но никто из солдат его не видит.

— Зевулус?

— Он самый… Получается, князь, ты зря лез через стену…

Владигор отрицательно покачал головой:

— Надеюсь, что нет…

Стены Аквилеи были очень стары. В последние годы никто не занимался их обновлением. Кто бы мог подумать, что городу придется обороняться от собственного императора. Мужчины и женщины день и ночь трудились, заделывая в стенах многочисленные бреши. А вот чего оказалось в достатке — так это смолы на складе, бочек, стрел и дротиков, мечей и доспехов, приготовленных для легионов самого Максимина. Теперь стрелы и дротики летели в солдат, осаждавших Аквилею. Максимин атаковал город со всех сторон, подводя осадные башни. На солдат, пытавшихся построить насыпной вал, равный по вышине городским укреплениям, лилась смола, в них летели копья и вилы, брошенные с высоты стен, — они буквально пригвождали людей к земле. А неосторожных, подошедших слишком близко, защитники Аквилеи цепляли крючьями, поднимали повыше и сбрасывали вниз.

Владигор в шлеме и доспехах из полос железа, опоясавших его торс, стоял на стене, наблюдая, как Максимин обходит свои позиции, — благодаря своему гигантскому росту тот заметно выделялся среди солдат. Старый вояка держался на безопасном расстоянии, чтобы его нельзя было достать выстрелом из лука. Зато его зычный голос долетал до защитников стен. Максимин то понукал своих солдат вновь и вновь атаковать, то призывал жителей Аквилеи открыть ворота перед своим императором. На крики Максимина Владигор не обращал внимания, гораздо больше его беспокоила осадная башня, чья макушка возвышалась уже над городской стеной. За ночь горожане надстроили часть стены, но башня все равно была выше. Солдаты императора вот-вот должны были начать атаку. Крестьяне, убегая из предместий, увели с собой и скот, поэтому у Максимина не было свежих воловьих шкур, чтобы защитить башню от огня, если бы аквилейцы попытались ее сжечь. Они и пытались, но в это утро ветер с моря нагнал тучи, и как только башня начинала гореть, дождь гасил пламя.

— Дурной знак, — пробормотал стоящий рядом с Владигором горожанин. — Нам не отбить штурм…

Владигор, уже знакомый с привычкой римлян толковать любое, даже самое пустячное происшествие как знак судьбы, оглянулся, чтобы отыскать какое- нибудь доброе предзнаменование и развеять сомнения горожанина.

Взгляд его упал на аиста, — птица устроила себе гнездо на макушке сторожевой башни, не обращая внимания ни на императорских легионеров, ни на обряженных в доспехи взволнованных горожан.

— Взгляни! — закричал Владигор, указывая на аиста. — Птица никуда не собирается улетать! Выходит, она знает, что башня не будет разрушена. Город не возьмут!

Кажется, этот знак произвел на защитников куда более сильное впечатление, чем дождь, загасивший пламя на неприятельской башне. В это мгновение подъемный мост башни опрокинулся, будто раскрылась огромная пасть, и солдаты из деревянного чрева кинулись бежать по навесному мосту. Десяток шагов отделял их от стены Аквилеи. Владигор схватил заранее приготовленную амфору с оливковым маслом и швырнул ее на деревянный настил. Амфора разбилась, и масло расплескалось под ноги солдатам. И без того шаткий, мост сделался скользким как лед, легионеры, нелепо дрыгая ногами, падали с моста. На тех, кто споткнулся, налетали бегущие сзади. Все это походило на представление комедиантов — не хватало только масок и звуков кифар. Пользуясь замешательством атакующих, Владигор принялся швырять в раскрытое чрево башни дротики с привязанными к ним горящими клочьями пакли. Башня занялась огнем сразу в нескольких местах. В образовавшейся неразберихе некогда и некому было ее гасить. Вскоре огромный костер полыхал перед стенами Аквилеи. Атакующие, не выдерживая жара, спрыгивали с башни и разбивались. Защитники на стенах загораживались щитами от пышущего огня. Несколько солдат все же сумели перепрыгнуть на городскую стену. Не дожидаясь помощи аквилейцев, Владигор кинулся в атаку. Подаренный жрецом Белена длинный германский меч пришелся как нельзя кстати — синегорец никак не мог привыкнуть к длине римского клинка, а германский разил насмерть с одного удара. За несколько мгновений стена была очищена. Лишь двое солдат, израненные, остались в живых. Один из горожан в ярости хотел их добить, но Владигор остановил его.

Однако напротив второй осадной башни дела шли не так удачно — солдаты втащили на нее таран и теперь колотили по надстроенной наспех непрочной стене обитым медными листами бревном. Стена пошатнулась, и перепуганные защитники кинулись вниз, тут же потеряв надежду отстоять город. Владигор, не обращая внимания на град стрел со стороны осаждающих, помчался на подмогу. Тут он увидел старика Антония. Жрец в белой тоге карабкался на стену, в то время как большинство защитников спешило удрать.

— Стойте! — кричал старик, воздевая руки. — Белен обещал, что мы обороним город, если мужество не покинет наши сердца! Не надейтесь, что Максимин помилует хоть одного из нас!

— Сейчас таран пробьет стену! — отвечали горожане.

— Я знаю, что делать! — Владигор схватил для острастки одного из беглецов и встряхнул его изо всей силы. — Надо набить мешки мякиной и спустить на веревках вниз. Удары тарана будут ослаблены, и стена устоит.

Горожане остановились. Мысль Владигора, поначалу нелепая, показалась по недолгом размышлении очень удачной. Защитники помчались вниз — на этот раз за мешками.

— Воистину сами боги надоумили тебя, Ненареченный бог, — сказал жрец Белена, кланяясь.

«Откуда ты знаешь…» — чуть было не спросил Владигор, но вовремя сдержался. Сейчас, под градом стрел, на стене, трясущейся от ударов тарана, было не время говорить об этом.

Тем временем горожане уже волокли набитые мякиной тюки. Вот только веревок было мало для задуманного. Но тут одна из женщин распустила связанные на затылке волосы и отсекла их мечом.

— Веревки! Плетем веревки! — закричала матрона в испачканной кровью столе, размахивая пучком срезанных полуседых волос.

Исступление охватило женщин. Они срезали волосы под корень, так что порой резали кожу. Из этих волос тут же на стене они принялись плести веревки, не обращая внимания на стрелы. Защитники отстреливались как могли. Владигор заметил, что на некоторых луках тетивы также сплетены из женских волос.

К полудню осаждающие поняли, что стену им не пробить. Скорее из отчаяния, чем в надежде на удачу, легионеры вновь атаковали ворота, которые изрядно пострадали в первый день штурма, когда Максимин пытался взять Аквилею с ходу. Отряды воинов, прикрытые со всех сторон щитами, отчего они напоминали черепах, один за другим подползали к воротам. Тут же на них полилась кипящая смола, проникая сквозь щели между щитами и обжигая воинов. «Черепахи», шатаясь как пьяные, поползли назад. То и дело из-под «панциря» вываливался потерявший сознание обожженный солдат, которого остальные не в силах были волочить за собою.

Максимин обходил позиции и говорил, по-братски похлопывая солдат по плечу и подмигивая:

— Ребята, еще немного, и вы будете жрать в лучших тавернах этого наглого городишки и трахать красивых баб, а горожане будут лизать вам ноги.

Но упоминание о еде не действовало ободряюще — голодные солдаты что-то хмуро бормотали в ответ и отворачивались. «Да здравствует Максимин Август!» звучало почти как насмешка. Один из ветеранов с желтым лицом и горящими глазами — его уже третий день трясла лихорадка — вскочил и заорал: