Невероятные приключения штурмана Кошкина

- Бам-м! - снова звякнуло под потолком, и на пульте загорелось

несколько новых огоньков. - Ну-с? - осведомился штурман Кошкин. - Посмотрим, что за случайную информацию ты тут собирал? Не возражаешь? - Бам-м! - с готовностью отозвался компьютер. - Та-ак… - Кошкин нажал клавишу. Но дисплей почему-то оставался слепым. Кошкин потыкался в другие блоки. Станционный смотритель явно не хотел делиться информацией со своим гостем. - Не хотим раскрывать секретов, да? - Бам-м! - ответил компьютер. - И делиться, значит, не желаем? - Бам-м! - А что это ты все время трезвонишь? - поинтересовался Кошкин. - Бам-м! - Ну, хватит, - штурман поморщился. Оглушительные звонки начинали действовать на нервы. - Бам-м! - Я тебе человеческим языком сказал: прекрати! - Бам-м! - Перестань! - Бам-м! - Прекрати, говорят тебе! Компьютер смолк. - Вот молодец, - похвалил его Кошкин. - Бам-м! - отозвался компьютер. - А, чтоб тебя… - Кошкин в сердцах чертыхнулся и, бормоча что-то себе под нос, отправился на поиски запасных блоков. К станционному смотрителю он интерес утратил. Визитом своим на станцию был разочарован. Блоки штурман нашел без труда. Вернувшись в кресло у пульта, он разложил их перед собой и принялся отбирать необходимые. Работать молча штурман не умел и не любил, обиды долго не держал, рассудив, что странности от длительного одиночества могли появиться у кого угодно. Даже у компьютера. Поэтому, копаясь в блоках, он одновременно дружески беседовал с

компьютером. На звонки он решил просто не обращать внимания. Тем более что

примерно через полчаса они прекратились. Когда Кошкин разглядывал маркировку очередного блока, ему вдруг показалось, что то ли он стал хуже видеть, то ли в зале потускнел свет. Подняв голову, штурман обнаружил, что светильники горят вполнакала - как в тот момент, когда он только появился на станции. В придачу к этому он почувствовал, что становится труднее дышать. - Чертовщина… - пробормотал Кошкин. Указатель кислорода на несколько делений отклонился от нормального положения. - Робинзон, у тебя непорядок, - сказал он, обращаясь к компьютеру. - Надо бы подрегулировать систему жизнеобеспечения. Так и задохнуться недолго. Светильники мерцали. Штурман пожалел, что не захватил с собой карманного фонарика. Следующие полчаса Кошкин взывал к совести коварного Робинзона. Изредка компьютер реагировал на его слова громким "Бам-м!". Одновременно чуть разгорались светильники и дергалась стрелка указателя кислорода. В результате Кошкин с ужасом обнаружил, что подача кислорода и света была поставлена в прямую зависимость от новизны слов, им произносимых. Видимо, соскучившийся по работе компьютер пытался выдоить из нежданного визитера как можно больше новой информации и с этой целью вырабатывал у него условный рефлекс. - Нич-чего себе - сбор случайной информации… - обалдело прошептал Кошкин. - Ну, кибернетики, попадетесь вы мне на Земле… И тут он сообразил, что встреча и возмездие могут не состояться. Поскольку, беспечно болтая с компьютером, а затем пытаясь привести его в

чувство, он почти полностью истратил свой словарный запас. По крайней мере,

большую его часть. А до прибытия капитана Альвареца оставалось еще около двух часов. Во всяком случае, не меньше. Кошкин решил молчать. До упора. Обнаружив застой в поступлении информации, компьютер-лингвист забеспокоился. Сигнальные огоньки на пульте управления укоризненно замигали. Кошкин молчал. Тогда компьютер перекрыл подачу свежего воздуха. Кошкин молчал. Компьютер полностью погасил светильники. Кошкин продолжал хранить молчание. Как уже было сказано, у него в запасе оставалось некоторое количество слов, но их следовало расходовать крайне экономно - на случай, если какие-либо непредвиденные обстоятельства задержат Альвареца. К тому же было неизвестно, что еще может изобрести этот лингвистический шантажист. Шантажист дал штурману немного времени на размышление, а потом начал постепенно повышать температуру в зале. Тогда Кошкин сказал ему несколько слов. Из тех, которые компьютер еще не слышал. Через полчаса сказал еще несколько слов. Из того же запаса. Это позволило ему некоторое время дышать свободно и наслаждаться относительной прохладой. "Эх! - обреченно подумал Кошкин. - С иностранными у меня плоховато… Говорили же тебе, дураку: учи, Кошкин, эсперанто! Сейчас бы… эх!…" И из груди необразованного по части языков штурмана вырвался длиннейший и выразительнейший стон.