Откровение

А если кому-то этого мало, то я напомню еще Папу Римского Льва 13-го, который в 1884 году выпустил энциклику, то есть письмо к миру, где прямо говорит, что половина людей живет под Богом, а вторая половина - под сатаной. Но об этом же говорит и статистика доктора Виттельса. Знаете, раньше была мистика, а теперь статистика.

Посмотрим на мою личную коллекцию женщин такого типа. За примерами мне далеко ходить не надо. Такой была Моя собственная жена Киса. Правда, она была подавленной лесбиянкой пассивного типа, как жена Дзюбы. А соблазнила и "испортила" мою Кису наша хорошая знакомая Лиля Кудашева, фальшивая баронесса и настоящая бандерша. Потом Киса жила вместе с лесбиянкой Леночкой Мильчиной, которая работала резиновым членом. Затем Киса путалась с похожей на корову лесбиянкой Валей Ивановой-Мушинской-Коваленко, бесплодной дурой, которая в ярости звонила мне и угрожала, что она оторвет мне х... и я... Все это когда-то были наши хорошие знакомые и все замужем. Только с мужьями у них что-то не клеилось.

Младшая сестра моей Кисы Милка, моя свояченица, не отставала от своей старшей сестры. Милка, после грязного развода с мужем, занялась тем, что соблазняла в лесбиянство других жен наших общих знакомых - миленькую Ольгу Буш, которую мне очень жалко, и Нинку Ренко. Но эта Нинка такая пройдоха, что жалеть можно только ее мужа Жоржа. Здесь надо заметить, что все это происходит в семьях. Поэтому в доброе старое время Инквизиция жгла ведьм целыми семьями. И товарищ Сталин не отставал от Инквизиции: во время Великой Чистки, в 1935-1938 годах, когда уничтожали троцкистов и ленинцев, то мужей расстреливали, а жен и детей ссылали в Сибирь.

Конечно, аферы по соблазнению чужих жен делались в глубокой тайне. Ведь если поймают, то за это могут и побить, а иногда и убить. Вот вам конкретный пример:

"Убийство Инги Ворониной /Артамоновой/, чемпионки мира /1957-1958/ в скоростном беге на коньках. Ее муж Геннадий Воронин, тоже конькобежец, застал свою жену в объятиях другой олимпийской чемпионки Галины Чудиной, которая была гермафродитом или лесбиянкой, и убил жену. Он был осужден и погиб в тюрьме" /из газеты "Семь дней", Нью-Йорк, № 1,4.11.83, стр.53/.

Возможно, что я уже упоминал этот печальный эпизод. Ну что ж, повторение - мать учения. Это лучше, чем убивать лесбиянок. Тем более, если она олимпийская чемпионка.

Теперь вернемся к нашему Корнельскому проекту, и почему я там молчал. За все 5 лет моей работы в американской пропаганде самой яркой фигурой там был мой комиссар Алёша Мильруд, который уверял, что он мой лучший друг. Но потом выяснилось, что Алёша педераст и психопат, который на крючке у КГБ. Дело невероятно запутанное. Алёша женат, но употребляет не жену, а своего помощника Славика Печаткина, а жена служит ему только для маскировки. Кормит Алёшу ЦРУ, а доит Алёшу КГБ. А я посередке всей этой путаницы. И долго я ничего не понимал.

На меня свалилось слишком много всяких загадок. Сначала история с моей невестой, которая оказалась лесбиянкой. Затем начальник "Голоса Америки" Бармин, который тоже оказывается какой-то ненормальный и резко становится на сторону лесбиянки Наташи. Потом мой комиссар Алёша оказывается педерастом, что в ЦРУ строжайше запрещается, но для него делается исключение, он принадлежит к той странной категории людей, которых называют "непотопляемыми" или "неприкосновенными".

А жизнь подбрасывает мне все новые загадки:

Иду я по Бродвею и встречаю полковника Позднякова, который когда-то был адъютантом у генерала Власова, потом работал в американской разведке, занимался там всякими аферами и в результате попал у американцев в черный список. И вспоминаю я, как этот Поздняков усердно приглашал меня ловить рыбку на советской границе: у него там, дескать, знакомая баронесса, у которой собственное озеро. Ночь, луна, ящик водки, будем на этом озере уху варить - и рядом советская граница. Все это очень подозрительно.

Теперь же, на Бродвее, полковник Поздняков встречает меня с распростертыми объятиями:

- Григорий Петрович! Как я рад вас видеть! Пошли ко мне, я познакомлю вас с моей новой женой. И я как раз красной икорки купил, закусим. Я тут рядом живу.

В Мюнхене у Позднякова была молодая и красивая жена Нина, которая прославилась тем, что в возрасте 16 лет сбежала из дома с 60-летним знаменитым оперным певцом Смирновым, а потом вышла замуж за 50-летнего Позднякова, который был вдвое старше её. Затем, родив 2 детей, Нина развелась с мужем и стала алкоголичкой. А детей отдали бабушке.

Теперь же полковник Поздняков знакомит меня со своей второй женой. Это 50-летняя еврейка, у которой необычная специальность: она инструктор в специальной школе для дефективных детей. А своих детей у неё нет.

А я смотрю на полковника Позднякова и вспоминаю, что после моего отъезда из Мюнхена немецкая полиция арестовала ударную группу советских агентов-уголовников, засланных из советской зоны Германии, которые должны были похитить трех человек: меня, полковника Позднякова и моего вице-президента Кронзаса, который тоже усердно уговаривал меня поехать на рыбалку типа: ночь, луна, ящик водки - и рядом советская граница. Но рыбка не клюнула.

Тогда послали в Мюнхен ударную группу, которую арестовала немецкая полиция. Захватили автомашину из советской зоны, пистолеты, специальные шприцы для усыпления. Дело было громкое и об этом официально сообщалось в газетах. Лисьи игры между КГБ и ЦРУ А посреди этой паутины, как паук, сидит мой комиссар Алёша, на котором висит старое дело о погибших НТСовских парашютистах. Но Алёше все как с гуся вода.

Все это было для меня слишком запутанно, слишком сложно и непонятно. И у меня был хороший урок: когда-то я столкнулся с советской властью в лице майора Еромы, который был парторгом, парторгом Правового, то есть юридического управления Советской Военной Администрации в Германии, и который украл у меня мотоцикл. Крупный партиец оказался вором. А я сдуру, да, сдуру /!!!/, по букве закона подал рапорт начальству. И наказали не вора-парторга, а меня - и отправили меня, как в ссылку, назад в советскую Россию! О, как я потом раскаивался за эту глупость. Подобный урок я получил и от американских воров в концлагере "Кэмп Кинг". Когда я случайно обозвал воров ворами, воры обиделись и арестовали меня во второй раз, а потом отвезли меня назад на советскую границу, где чуть было не выдали меня, политического беженца, советским властям. Поэтому в деле с моим комиссаром Алёшей, когда в третий раз складывалась подобная ситуация, спорить с властями мне не хотелось. Как говорится, пуганая ворона куста боится. Потому я и не рассказывал эту путаную историю с парашютистами профессору Вольфу.

После моего отъезда из Мюнхена в Америку в сентябре 1955 года в ЦОПЭ начались всякие пертурбации, в результате чего "Центральное объединение послевоенных эмигрантов" переименовали в "Центральное объединение политических эмигрантов". Журнал "Антикоммунист" на немецком языке, где я был главным редактором, закрыли, так как теперь никто из актива ЦОПЭ не знал немецкого языка. А вместо журнала "Свобода" теперь стал выходить раз в год литературный альманах "Мосты", чтобы подсовывать его советским туристам, артистам и КГБистам.

А дело в том, что "послевоенные эмигранты", то есть перебежчики, теперь вместо того чтобы "искать свободу на Западе", вдруг стали уходить с Запада назад в СССР. Майор Ронжин... Медвежатник, который дрессировал медведей в советском цирке... Лейтенант Овчинников... А ведь такое возвращение означало 10 лет концлагеря или расстрел.

Мне особенно жалко лейтенанта Овчинникова. Он честно работал в ЦОПЭ и на Радио "Свобода", а также писал свои мемуары. Но в этих мемуарах он отрицательно отзывается о евреях, с которыми ему пришлось иметь дело в СССР. Тогда его приглашает начальник мюнхенского отдела "Голоса Америки" Чарли Маламут, еврей, троцкист и переводчик книг Троцкого и говорит:

- Вы тут плохо пишете о евреях. Этого писать нельзя!

- Почему нельзя? - уперся Овчинников. - Ведь это правда!