Рождество Желтофиолей

— Нет, — с нетерпеливым вздохом возразила леди Блэндфорд. — Я бы согласилась, но графиня просила тебя присутствовать. Ты должна пойти так, как есть и постарайся быть менее заметной.

— Да, мадам. — Ханна откинула назад растрепавшиеся волосы, бросилась к умывальнику и ополоснула лицо. Капли воды расплылись небольшими темными пятнышками на ее дорожном платье. Застонав про себя, она вышла из комнаты вслед за Натали и леди Блэндфорд.

— Мне жаль, — прошептала ей Натали, нахмурившись. — Мы не должны были так много времени уделять мне.

— Ерунда, — пробормотала Ханна, похлопав ее по руке. — Все хотят видеть именно тебя. Леди Блэндфорд права, меня никто и не заметит.

Дом был красиво украшен, золотые шары обрамляли окна, задрапированные золотистым шелком, над дверными проемами висели венки из ветвей ели, падуба и плюща. Столы были заставлены свечами и композициями из засушенных цветов: хризантем, христовой розы[3] и камелий. И в нескольких дверных проемах кто–то хитро прицепил к вечнозеленым веткам омелу.

Глядя на пучки омелы, Ханна занервничала, подумав о Рэйфе Боумене. «Успокойся», — сказала она себе с самоуничижительной усмешкой, посмотрев на свое помятое платье. — «Теперь он, конечно, не попытается тебя поцеловать, даже под целым возом омелы».

Они вошли в главную гостиную, большую и уютную комнату, с ломберным столиком, стопками книг, газет и журналов, фортепиано, напольными пяльцами и маленьким бюро.

Первым, кого Ханна заметила, был Маркус, лорд Уэстклиф, джентльмен, производящий весьма внушительное впечатление, что было несколько необычно для человека, которому едва за тридцать. Когда он встал, чтобы поприветствовать их, Ханна отметила, что граф всего лишь среднего роста, но великолепно сложен и уверен в себе. Уэстклиф держался с непринужденностью человека, полностью осознающего свою власть.

Пока Лилиан представляла всех друг другу, Ханна, осматриваясь, отступила в угол комнаты. Она осторожно взглянула на Боуменов, когда они знакомились с Блэндфордами.

Томас Боумен оказался румяным низеньким крепышом, над его ртом свисали длинные, как у моржа, усы, а блестящую голову венчал парик, который, казалось, был готов спрыгнуть и убежать из комнаты. Его жена Мерседес, наоборот, была худой и хрупкой, с жесткими глазами и улыбкой, которая рассекала ее лицо, как трещина замерзший пруд. Единственное, что у пары казалось общим, это ощущение неудовлетворенности жизнью и друг другом, словно одеяло, которым они оба укрывались. Дети Боуменов были похожи друг на друга намного больше, чем на любого из родителей — оба были высокими, насмешливыми и непринужденными. Казалось, что благодаря какому–то волшебству, от обоих родителей им достались только лучшие черты.

Ханна тайком наблюдала, как Лилиан представляла Рэйфа Боумена Натали. Она не могла видеть выражение лица Натали, но прекрасно видела Боумена. Его крепкое тело было облачено в идеально подогнанный темный сюртук и серые брюки, накрахмаленную белую рубашку с аккуратно завязанным черным галстуком. Он поклонился Натали и что–то прошептал, что вызвало у той едва сдерживаемый смешок. Нельзя было отрицать, что с его откровенной мужественностью и дерзкими темными глазами, Рэйф Боумен был, жаргонно выражаясь, сногсшибательным. Ханне было любопытно, что он думает о ее кузине. Лицо Боумена было непроницаемо, но она точно знала, что недостатков у Натали он найти не сможет.

Так как все в комнате были заняты светской беседой, Ханна медленно двинулась к двери. Если представится возможность, она незаметно выскользнет из гостиной. Открытая дверь заманчиво манила, обещая свободу. О, было бы просто прекрасно скрыться у себя в комнате и в полном одиночестве переодеться в чистую одежду и расчесать волосы. Но стоило ей дойти до двери, как она услышала низкий голос Рэйфа Боумена.

— Мисс Эплтон. Вы, конечно, не собираетесь лишить нас вашего очаровательного общества.

Ханна резко остановилась и, повернувшись, обнаружила сосредоточенные на себе взгляды, когда ей меньше всего этого хотелось. Она хотела испепелить Боумена взглядом. Нет, она хотела убить его. Вместо этого Ханна придала своему лицу бесстрастное выражение и пробормотала:

— Добрый день, мистер Боумен.

Лилиан немедленно обратилась к ней.

— Мисс Эплтон, идите сюда. Я хочу представить вас моему мужу.

Подавив горестный вздох, Ханна откинула назад волосы, спадающие ей на лицо, и подошла к Лилиан.

— Уэстклиф, — обратилась Лилиан к мужу. — Это компаньонка леди Натали, мисс Ханна Эплтон.

Ханна поклонилась и со страхом посмотрела на графа. Его лицо было мрачным, строгим и даже немного грозным. Но когда он остановил на ней взгляд, она увидела, что глаза у него добрые. В его приятном бархатном голосе ощущались стальные нотки.

— Добро пожаловать, мисс Эплтон.

— Благодарю, милорд, — сказала она. — И большое спасибо за то, что позволили мне провести здесь праздники.

— На прошлой неделе, когда вы приходили к нам на чай, вы очень понравились графине, — ответил Уэстклиф, улыбнувшись Лилиан. — Любой, кто нравится ей, нравится и мне.

Улыбка преобразила его, смягчая черты лица. Лилиан разговаривала с мужем с веселой непосредственностью, как будто он был простым смертным, а не самым влиятельным пэром Англии.

— Уэстклиф, думаю, ты захочешь побеседовать с мисс Эплтон о ее работе с мистером Сэмюэлем Кларком. — Она посмотрела на Ханну, после чего добавила: — Граф прочитал некоторые из его работ, и они ему очень понравились.

— О, я не работаю с мистером Кларком, — торопливо поправила Ханна, — скорее на него, в качестве секретаря. — Она осторожно улыбнулась графу. — Я немного удивлена тем, что вы читали мистера Кларка, милорд.

— Я знаком со многими прогрессивными лондонскими учеными, — сказал Уэстклиф. — Над чем мистер Кларк работает сейчас?

— В настоящее время он пишет теоретическую работу о том, как естественные законы могли бы управлять развитием человеческого мышления.

— Мне хотелось бы услышать за ужином поподробнее об этом.

— Да, милорд.

Лилиан представила Ханну своим родителям, которые ответили благожелательным кивком. Однако было ясно, что они уже отнесли Ханну к категории людей, не заслуживавших их внимания.

— Рэйф, может, перед ужином ты покажешь дом леди Блэндфорд и леди Натали? — Предложила брату графиня.

— О, да, — сразу откликнулась Натали. — Можно, мама?

— Прекрасная идея, — ответила леди Блэндфорд.

Боумен улыбнулся им обеим.

— С огромным удовольствием. — Он повернулся к Ханне. — Вы к нам присоединитесь, мисс Эплтон?

— Нет, — поспешно сказала она, и затем, поняв, что ее отказ прозвучал слишком резко, смягчила тон: — Я осмотрю поместье позже, благодарю вас.

Его взгляд скользнул по ней и остановился на лице.

— Возможно, потом мои услуги будут не доступны.

Она застыла от едва уловимой насмешки в его голосе, но, казалось, так и не смогла разорвать их взгляды, устремленные друг на друга. В теплом свете комнаты его темно–карие глаза отливали золотом.

— Тогда, мне придется обойтись без вас, мистер Боумен, — колко заметила она, и он усмехнулся.

***

— Ты не говорила мне, что мистер Боумен настолько красив, — сказала после ужина Натали.

Час был поздний, а долгая поездка из Лондона и последовавшая за ней длительная трапеза совсем лишили сил обеих девушек. Они удалились к себе в комнату, в то время как компания внизу задержалась на чай и портвейн.

Несмотря на изысканное меню, включавшее такие изысканные блюда, как жареный каплун, фаршированный трюфелями, и говяжьи ребрышки, запеченные с травами до хрустящей корочки, за ужином Ханна чувствовала себя очень неуютно. Она хорошо представляла свой растрепанный вид, так как у нее едва хватило времени на то, чтобы умыться и переодеться, после чего она должна была мчаться в столовую. К ее досаде, лорд Уэстклиф настойчиво задавал ей вопросы о работе Сэмюэля Кларка, что привлекало к ней еще больше нежелательного внимания. И все это время Рэйф Боумен продолжал дерзко и волнующе смотреть на нее, что она могла трактовать только как насмешку.

3

«Христова роза» — морозник черный (Нelleborus guttatus), растение сем. лютиковых. Легенда гласит, что это растения было найдены около хлева, где родился Христос, и с тех пор как бы в память об этом событии морозники на юге цветут зимой; иногда их называют «Розой Христа» или «Христовой розой».