Страница 19 из 47
6
Вместо того чтобы взять отдельные корзинки для покупок, мы с Эмили берем одну тележку на двоих. Она жалуется на мышеловки – какую бы приманку она туда ни положила, никто не попадается, и она даже не знает, сколько мышей живет с нею вместе. Хозяин дома намеревается произвести перепись.
– А что ты берешь приманкой? Сыр?
– Последний раз попробовала кедровые орешки, так чуть без пальцев не осталась, пытаясь их туда засунуть. Как думаешь, орешки им понравятся?
Мы сворачиваем во второй проход. Я беру банку корнишонов, Эмили – оливки «Нико». В колледже она была известной булемичкой. По вечерам в основном скрючивалась над унитазом, засунув глубоко в глотку палец, изо рта у нее все время пахло кислятиной. Она даже научилась одновременно читать и блевать, так что учеба не страдала. Наверняка ее бойфренды должны были чувствовать запах извергнутой пищи и желудочного сока – от нее всегда этим пахло. Но теперь она уже не такая худая и, как и я, спокойно ест нездоровую пищу.
К счастью, Дейрдре тоже не увлекается диетами, так что, когда мы обедаем вместе, проблем с заказом не возникает. Совместная трапеза – нечто интимное, своего рода близость. Люди в толпе слышат одни и те же звуки и видят в основном одни и те же вещи. Но вкус не может стать общественным достоянием. Вкус ограничивается языком. В колледже Эмили отчасти ненавидела меня, потому что я могла есть все, что захочу. В те времена я прекрасно обходилась без особой близости с кем-то. Но закончив учебу, мы стали больше нуждаться друг в друге, Эмили, Дейрдре и я. Легко выносить свои несовершенства и скверные черты характера, пока это не превращается в актерский образ, в маску, и от тебя не остается ничего, кроме претенциозной оболочки, напичканной знаниями различных культур и правилами поведения в обществе. Эмили и Дейрдре помогают триангуляции моей личности. Когда я встречаюсь с Эмили и Дейрдре, когда мы едим одну и ту же еду или делим одну тележку для покупок, я встречаюсь с самой собой.
Пока мы вместе изучаем ассортимент, я пересказываю Эмили последнюю главу саги о Перри Нэше. Перед моей поездкой в Л. А. он настойчиво добивался встречи:
– Как насчет следующего четверга, в восемь сорок пять?
– Разве у тебя нет жены и детей, о которых нужно заботится?
– Они и раньше без меня прекрасно обходились.
– Я тоже.
А теперь он к тому же начал шпионить за мной: иногда он преследует меня, и я веду его куда хочу. Следуй за лидером. Я таскаю его за собой по магазинам, примеряю весь ассортимент, он качает головой, если наряд мне не к лицу или плохо сидит. Он неплохо в этом разбирается, я почти доверяю ему в этом.
Но затем он всегда портит все удовольствие – начинает приставать ко мне на эскалаторе; спрашивает, хочу ли я кофе, я говорю «нет», он спрашивает почему. Это не входит в правила игры.
Эмили интересуется, как он выглядит. Она сует в пакет зелень, цепляет щипцами салат-арагулу.
– Он вон там. У витрины с супами, – говорю я, кивнув в ту сторону.
– Это Перри?
– А в чем дело?
– А он недурен собой, Глор. Почему ты не хочешь встречаться с ним? Я бы не отказалась.
Перри на секунду скрывается из виду, затем возникает в молочном отделе.
– Тебе не кажется, что он выглядит немного зловеще?
– Да нет.
– Ты не думаешь, что он может оказаться убийцей-психопатом?
– Я думаю, кто угодно может им оказаться. Но он точно психопат. – Она смотрит на меня. – Он один?
Я пожимаю плечами.
– А ты не пробовала использовать арахисовое масло для решения своих мышиных проблем? Я слышала, грызуны его находят очень соблазнительным – ну, американские грызуны, по крайней мере.
Мы обшариваем полки. Семнадцать сортов на выбор. Она вопросительно смотрит на меня, но я не ела его с третьего курса.
– Может, спросить у тех, кто здесь работает?
– Одни проблемы с этими грызунами, – замечает она. – Ничего, я уверена, мы и сами разберемся. Ты что-нибудь понимаешь в ингредиентах и наполнителях?
Я в них ничего не понимаю, но зато я умею управлять информацией и знаю, как в любой ситуации преподнести необходимую долю правды – без сбивающих с толку подробностей, которые могут навести на нежелательные умозаключения. Мы всегда так поступаем, чтобы не выглядеть занудами, потому что в таких ситуациях полуправда выигрышнее чистой лжи. Я протягиваю Эмили маленькую упаковку «Скиппи».
– Здесь меньше всего соли.
Она кивает, но не слушает меня. Внимательно читает ярлычок на каком-то снотворном, ее губы движутся, точно в молитве, ее длинные ногти выглядят кричаще красными на фоне желто-белой коробочки. Неужели мыши и снотворное едят? Интересно, сколько им нужно для передозы? Я решаю не озвучивать эти вопросы, поскольку это может навести на мысль о моей опытности.
Перри сменил секцию туалетных принадлежностей на секцию кухонной утвари, мы с Эмили сворачиваем за угол. Наша тележка все еще почти пустая, хотя Эм добавила туда три бутылочки снотворного. Чтобы наполнить тележку, я покупаю пару пачек салфеток. Они редко бывают мне нужны, но я все время их покупаю, чтобы выглядеть практичнее. Мои шкафы уже забиты ими до отказа, когда-нибудь придется пожертвовать все это добро Армии Спасения.
Разыскивая любимую марку тампонов, я спрашиваю Эмили, как она собирается заставить мышей есть снотворные таблетки.
– Мышей – таблетки? Зачем мышам таблетки? Это снотворное для меня.
– Ты решила покончить с собой из-за этого гребаного мышиного нашествия?
– Покончить с собой?
– Снотворное…
– Это от бессонницы, Глория. У меня бывает бессонница, поэтому я решила купить таблетки. Знаешь, люди принимают снотворное не только когда хотят убить себя.
– А у тебя-то от чего бессонница? Если кому и нужно принимать снотворное, так это мне.
– Расследование? – Ее голос становится сочувственным.
– Они обвиняют папочку, точно он в самом деле мог кого-то убить. Продажи журнала падают. Все это совершенно несправедливо. Перри Нэш может оказаться психопатом, расчленяющим трупы, а ФБР этого даже не заметит. Я могу совершить убийство, а мой отец отправится в тюрьму.
7
Папочка говорит, что я должна нанять Мэдисон Оливетти консультантом по маркетингу, и я склонна согласиться. В основном из-за ее внешности. Ее глаза – в рамке толстой пластиковой оправы (аксессуар с шиком дешевых магазинчиков), костюм – исключительно черно-белая гамма, четкие жесткие линии контрастируют с ее округлыми формами.
Я не сомневаюсь, что она сноб: двигается так, словно разгуливает в одиночестве, голая, по собственной квартире.
Я не сомневаюсь, что папочка трахает Мэдисон. Сперва он не хочет ничего рассказывать, и мне приходится сопоставлять его слова с тем, что сообщило ФБР. Затем он излагает подробности. Она очень услужлива, к тому же покладиста на операционном столе. Она специалист по опросам, ее специализация – разнообразные выборки, она занимается повышением рейтинга непопулярных кандидатов, участвовала по меньшей мере в пяти политических кампаниях на уровне штата. Она может помочь «Портфолио».
Как и большинство папочкиных романов, этот тоже начался с врачебной консультации. Мать Мэдисон – одна из лучших папиных пациенток, постоянная клиентка, вводит силикон в свое тело так же часто, как двигает мебель в гостиной. Это модно, поэтому сезонные колебания психики заставляют ее опережать свое время – так же как Лиззи Борден опередила свое.
Мэдисон в этом плане более консервативна. Она познакомилась с папочкой вскоре после своего двадцатипятилетия. Мать подарила ей сертификат на косметическую операцию по выбору клиента. По-видимому, операционному столу она предпочла папочку, хотя, на мой взгляд, это ошибка, особенно если посмотреть на ее выдающийся нос. Папочка обычно щепетильнее в выборе, но он уже прошел через разные стадии. Насколько мне известно, я – единственная женщина, которая не потеряла с ним свою хирургическую невинность.