Страница 6 из 127
- Кто нэпосрэдствэнный начальник этого Изаксона? - зловеще приглушенным голосом спросил Берия.
- Я, Лаврентий Павлович. Моя фамилия Кисунько. Все отступления от ТУ Заксон разрешил с моего личного согласия…
- Обратите внимание, Лаврентий Павлович, - вмешался помощник Берия. - Кисунько соглашается со всем, что бы ни предлагал Заксон. А вот у нас есть точные данные, что он игнорирует дельные предложения других специалистов, например, техников и лаборантов… - помощник запнулся, разыскивая бумажку с фамилиями игнорируемых мною техников и лаборантов.
Пользуясь заминкой, я торопливо, чтобы снова не перебили, выпалил:
- Антенны с такими параметрами вполне годные. Это подтверждено специальными испытаниями на обоих полигонах. Протоколы испытаний мною представлены главным конструкторам.
- Я полностью согласен с товарищем Кисунько, - сказал главный конструктор Куксенко.
Теперь Берия уставился в сторону авторов шифровки. Поморщившись, спросил у Расплетина:
- Почему у вас такое лицо? Красное какое-то. Вы нэ пьяны?
- Никак нет, Лаврентий Павлович. Такой цвет лица у меня с детства.
- Смотрите у меня. Я вам покажу… с детства…
После паузы Берия подытожил:
- Я убедился, что дело здесь не простое. Надо разобраться специальной комиссии. Рябиков, Устинов, Елян, Куксенко.
- И Щукин, - добавил Рябиков.
- Хорошо… Но постоянно помните о бдительности. Многому нас учит история с врачами-вредителями… Результаты работы комиссии доложить мне шестого марта, в понедельник.
При этом Берия сделал пометку на настольном перекидном календаре.
Слова Берия насчет врачей-вредителей при постановке задачи для комиссии опять вызвали у меня чувство обреченности, несмотря на реабилитирующую меня и Заксона реплику Куксенко. Похоже, что у Берия еще до совещания сформировалось мнение по этому делу, подготовленное спецслужбами. Да и помощник в том же духе заранее надергал «факты» с техниками и лаборантами. Но, с другой стороны, реплика Куксенко, подразумеваемая как мнение обоих главных конструкторов, то есть и Куксенко, и Берия-младшего, не сулит ничего хорошего и авторам шифровки. Никто не мог предугадать, куда повернет колесо фортуны.
И еще подумалось мне, что все мы у Берия под надежным колпаком, если он с такой точностью подкинул намек Расплетину насчет цвета лица. Точно сработали бериевские стукачи насчет феноменальной непросыхаемости Александра Андреевича!
Все, кто были на «совещании» у Берия, прямо из Кремля проследовали в ТГУ и собрались в кабинете Рябикова. Сюда же прибыли начальник военной приемки ТГУ полковник Червяков и главный инженер спецглавка Миноборонпрома С. Н. Савин по вызовам Рябикова и Устинова. Было уже за полночь. Рябиков, уставший, с кругами под глазами, снял пиджак, расстегнул ворот рубашки, ослабил галстук, приложился к стакану с боржоми, поставил стул почти на середину кабинета, сел на него верхом, руки как плети опустил на спинку стула. Потом вскинул голову и, вытянув вперед правую руку, зло, по-площадному выругался, глядя в сторону Калмыкова и Расплетина:
- Так что же!… Почему бы нам не посадить парочку антенных вредителей и благополучно покончить с этим делом? Так сказать, концы в воду?
После паузы Устинов предложил:
- Давай так: на завод отправим сначала малую комиссию. От тебя - председатель, от меня - Савин, от КБ-1…
- Кисунько, - предложил Куксенко.
- Хорошо, а от ТГУ поедет Червяков. Можете прямо сейчас, Николай Федорович? - спросил Рябиков у Червякова.
- Как штык, Василий Михайлович, - ответил полковник. - Одному или с кем прикажете? В машине места хватит.
- А вот возьмите за компанию Григория Васильевича, - сказал Елян. - Вы как, Григорий Васильевич?
- Я тоже как штык.
- А мне, Дмитрий Федорович, разрешите выехать завтра поездом, - сказал Савин, обращаясь к Устинову.
Устинов согласился, и я понял, что Савин, пока мы будем в дороге, постарается объяснить заводчанам, как вести себя с нашей комиссией.
Около двух часов ночи, заехав по домам за; личными дорожными вещами, мы с Червяковым в «Победе» направились на «дальний» антенный завод. Там нас вечером встретил директор завода и отвез на своей машине на бывшую квартиру Еляна, где был накрыт стол со всем необходимым к стерляжьей ухе. А уха тоже дымилась на кухне, и уже готовы были занять свои места на сковородке стерлядки, приготовленные для жарки. Пока мы приводили себя в порядок после дороги, прибыли главный инженер завода, секретарь парткома и председатель завкома.
Первый тост произнес директор завода:
- Сегодня двадцать третье февраля, и мы рады приветствовать у себя инженер-полковника Червякова Николая Федоровича и подполковника Кисунько Григория Васильевича по случаю дня Советской Армии. Но пусть они не думают, что мы подлаживаемся к ним как к комиссии. У нас чиста рабочая совесть, и нам не страшны никакие комиссии. За Советскую Армию!
Потом были тосты с обеих сторон за завод, за КБ, персонально за присутствовавших. Но заводчане долго не задержались и оставили гостей отдыхать.
Работа «малой» комиссии началась утром следующего дня с прибытием представителя министерства Савина и вызванного с полигона Заксона. Червяков сразу же задал работе следовательский тон и быстро настроил заводчан и Заксона друг против друга. Поднимались первичные документы по пустяковым вопросам, которые в производстве положено решать заводским технологам и конструкторам самостоятельно. Было ясно, что Червяков просто решил на всякий случай понадергать и подстелить соломку в виде фактов самовольства завода и Заксона без ведома военпредов, - вплоть до выбора цвета лакокрасочных покрытий на внешних поверхностях волноводов. В этих вопросах, в которых копался дотошный военпред, заводчане начали все валить на Заксона, а Заксон в свою очередь - на заводчан, получилось глупое препирательство по вопросам, не стоящим выеденного яйца.
Я попытался вернуть Червякова к главному вопросу - об амплитудной разноканальности, по которой высказаны претензии к антеннам, но он заявил, что этот вопрос ясен как Божий день: антенны не удовлетворяют ТУ - значит, некачественные.
- А разрешение Заксона - извините! - даже лично ваше, Григорий Васильевич, для военпреда не имеет никакой силы. Для нас закон - подпись главного конструктора или его зама на чертежах и на ТУ. Всякие же эксперименты, технические протоколы - все это ваше внутрикабэвское дело.
Сбить Червякова с заскорузлого трафарета военпредского мышления оказалось делом безнадежным, и я решил для доклада перед комиссией Рябикова подготовить справку о проведенных в Кратове и в Капъяре экспериментах и их результатах, доказывающих, что претензии Калмыкова и Расплетина к качеству антенн необоснованны. Кстати, чтобы убедиться в этом, не надо было выезжать на завод ни малой, ни большой комиссии. Вопрос сугубо не заводской…
В день, когда мы вернулись в Москву, печать и радио объявили о болезни Сталина. В воскресенье Сталин умер. А в понедельник - день, назначенный Берия для доклада ему материалов комиссии Рябикова, - Василию Михайловичу по кремлевке вместо Берия ответил его помощник: «Ваш доклад откладывается до особого указания».
Во вторник, 7 марта, прибыв на подмосковный антенный завод, я был удивлен тем, что прямо в бюро пропусков, загораживая доступ к окошку, валялся какой-то пьяный в стеганой ватной спецовке и всячески поносил Сталина, и не только Сталина, нецензурно ругался.
- Вызвали бы милицию или сами выпроводили это го хулигана, - сказал я начальнику заводской охраны, на что тот ответил:
- Мы охраняем завод от проникновения посторонних лиц, а этот лежит вне режимной территории завода, поэтому ни он сам, ни его пьяная болтовня нас не касаются.
Вернувшись домой поздно вечером, я увидел у себя неожиданного гостя - дядю Захара из Мариуполя, слесаря-электросварщика.
- Что, племяшок, - удивляешься, что нежданный гость?
- Тут удивляться некогда, надо быстрее бежать за выпивкой, пока не закрылись магазины. Ты погоди, я мигом, как тот раз.