Страница 7 из 27
До Хок-ро еще раз было пришел к нему, но в кабинете шло собрание. Шин произносил неторопливую речь перед притихшими шахтерами-корейцами. Старик заглянул в дверь, на него замахали, он ушел. Шин встретил его как-то на улице и спросил, почему тот не заходит к нему по своему делу. До Хок-ро ничего не ответил ему, прошел мимо. Начальник удивленно и гневно смотрел вслед. Он не знал, что До Хок-ро уже перестал подметать двор шахтовой конторы и ушел жить на Камарон. Старик стал собирать для Масико морскую капусту, ловить раковины и улиток на отмели.
Сначала старику было страшно на Камароне по ночам — море шумело, выл ветер, песок сыпался через подоконник. Но До Хок-ро слепил из старых кирпичей печку, нашел жестяные трубы на свалке, вывел через окно наружу — и жить стало приятнее. А вскоре появился на Камароне этот незнакомец, и он доставил много хлопот старику и Масико, но никакого зла или обиды они от него не знали. Это был тихий, больной русский человек, за все время До Хок-ро не перемолвился с ним и десятком слов. Странными глазами смотрел он вокруг себя — на море, на сопки, на старика и Масико, на песок возле своих ног, — на все смотрел одним и тем же долгим грустным взглядом. Словно пытался что-то понять и сам знал, что ничего уж не поймет. Он сначала курил, вытягивая папиросы из помятой, порванной пачки, но, докурив эту пачку, больше уже не курил. Ничего он не просил для себя, ел то же, что и До Хок-ро, спал не раздеваясь, а иногда даже не снимая обуви. У него были часы, но он не заводил их, а однажды сняв и бросив на подоконник, больше уж не притрагивался к ним. Масико, возможно, что-то и знала о нем, но дй# До Хок-ро осталось неизвестным даже имя его, — да это вовсе и не нужно было старику. До Хок-ро жил в настоящем, но столь призрачном, что прошлое оказывалось порою намного ярче настоящего, и он начинал что-то бормотать себе под нос — бредить прошлым среди ясного дня. Но и прошлое для него хранилось не целиком и в строгой последовательности, а как бы отраженным в осколках разбитого зеркала времени, и старик часто не знал, что было раньше, а что позже, — да и это было неважно для До Хок-ро.
БОГИ НЕ ЗАБЫВАЛИ ЕГО
Однажды он шел по улице, держа перед собою и внимательно рассматривая пеструю баночку. Только что купил ее в магазине. Правда, ему нужно было купить топор, но он нечаянно вошел не в тот магазин и увидел эти баночки. А увидев, уйти уже не смог и добрый час простоял, топчась, у витрины. Ему вдруг так захотелось съесть то, что внутри такой баночки, что слюна пошла ручьем и закружилась голова. Широкая продавщица в белом халате начала косо посматривать на него, и тогда он стал совать ей монеты, которые дала ему Масико на топор, совать по одной монетке, чтобы не переплатить. Он надеялся, что денег несколько останется и хватит, может быть, на топор без топорища, сам сделает его. Но хмурая продавщица все брала и брала. Вдруг она рассердилась и стала ругать его. Тогда До Хок-ро поспешно всыпал в ее розовую жадную ладонь все монеты и показал пальцем, что ему надо. Он надеялся, что она сама подсчитает и отдаст ему сдачу. Но продавщица бросила банку перед ним на прилавок и ругала его, вся красная, гневная. Старик поспешно отошел, не зная, за что так сердятся на него, и, проходя в дверь с пружиной, зацепился за порог, и дверь с размаху хватила его по ноге. Ему показалось, что это продавщица прыгнула через прилавок и вцепилась зубами в его пятку. Обойдя магазин, До Хок-ро пошел тесной улочкой между длинными деревянными бараками, на крылечках которых в эту жаркую пору никого не было. Тихо сохло на веревках белье, За углом барака старик увидел лишь сидящую девочку с круглыми коленками, игравшую с зеркалом и кошкой. Кошка отворачивала морду от зеркала, девочка вновь подставляла его, и кошка, удивленно прядая ушами, смотрела на свое отражение. Кошка оглянулась на До Хок-ро, испугалась и дернулась, пытаясь вырваться из рук девочки, но та крепко прижимала ее к груди и вновь подставляла зеркальце. Девочка даже не посмотрела на старика, когда он прошел мимо нее, направляясь к школе.
Войдя в пустынный двор школы, До Хок-ро присел на бетонную дорожку и стал вскрывать банку. Ножа у него не было, и он попытался острым камнем. Он ударил по крышке, затем еще раз, посильнее. От нетерпения старик стал бить камнем куда попало, пестрая бумажка порвалась и слетела с банки, блестящая жестянка покрылась глубокими вмятинами. Наконец банка лопнула по краю, по шву крышки, из нее брызнуло. Старик припал ртом к щели и чувствовал вкус — маслянистый, сладковатый, неиспытанный. Ему показалось, что необыкновенно вкусно. Высосав весь сок, До Хок-ро отбил крышку и увидел, что внутри банки рыба ровными кусками. Он стал есть рыбу, но она ему не понравилась. Однако До Хок-ро съел ее всю, и ему захотелось вылизать остатки сока, но он побоялся, что порежет язык о жестянку. Тогда он поднял над собой помятую банку и стал ждать, пока сладкие капли не потекут к нему на язык. И тут в небе он увидел белый длинный дым. Скосив глаза, старик стал следить за тем, как дым растет, загибаясь плавной дугой, растет спереди, будто по волшебству. Но волшебства не было, это самолеты, знал старик. Они летали так медленно, что если долго следить за ними, уставали глаза и клонило ко сну: так бывало всегда, когда ему случалось взглянуть на небо и понаблюдать полет железных птиц. Слышал До Хок-ро, что они вовсе не машут крыльями и работают на бензине, как мотоциклы и грузовики.
Отбросив пустую банку, До Хок-ро поднялся, не глядя отряхнул штаны сзади и поплелся к магазину, где продавали топоры. А войдя в магазин, он встал у двери и осмотрелся. В большой комнате магазина было много вещей, почти все ненужные ему. В углу он увидел и топоры без топорищ — новые, черные, смазанные маслом, продетые на веревку, как рыбы на кукан. Но денег теперь не было, и До Хок-ро повернулся уходить. Суетная музыка звучала из блестящего ящика, над которым склонилась девчонка в синем халате, дрыгая в такт далеко вытянутой назад ногой. До Хок-ро вышел, проклиная и себя, и эту девчонку, у которой было столько топоров, но которая никогда, ни за что не отдаст ему один просто так, задаром.
Трое детей пробежали мимо До Хок-ро, держась за одну длинную бумажную ленту, и было уму непостижимо, куда бегут дети, зачем. Но и рад был старик тому, что они бегут, занятые своим, и не обращают внимания на него, не дразнятся и не кидают в спину камней. Вот идет он по улице между серыми, пыльными бараками, по пыльной, избитой улице, — идет без топора, без денег, идет медленно, и хочется ему остановиться и стоять на месте, потому что стыдно. Что скажет Масико? Что подумает больной человек? Тот, верно, улыбнется своим табачным, бескровным лицом, как всегда, и ничего не скажет, ляжет себе навзничь на теплый песок, подложив под затылок заломленные руки. А вот Масико может подумать, что старик потратился на вино, — и в этом вся беда. Как сказать, объяснить ей, что ему, старику, захотелось вдруг попробовать неизведанной пищи из красивой баночки?
Где твой старый топор, До Хок-ро? Нету его, зарыл в песок, и его теперь не найти (старик Ю подарил ему этот топор). А почему он зарыл его в песок? Из-за страха перед пришельцем. Выходит, что тот виноват во всем, а не До Хок-ро. И откуда только явился этот человек? Может быть, из моря, может, с неба. Может быть, с горы спустился. А кто его звал? Никто не звал, сам явился на Камарон.
Человек стоял на берегу, возле отмели, там, где громоздятся умершие катера и баржи. Он был высокий, стройный, простоволосый, босиком, штаны свои он закатал, из них торчали худые зеленые ноги в волосах. Он улыбался, держа в руках фуражку, набитую с верхом морскими ежами. Этих ежей человек стал разбивать камнем и высасывать из них съедобную желтую икру. Он сидел под ободранным бортом кунгаса и смотрел на До Хок-ро, собиравшего раковины.
То было за полдень, а к вечеру До Хок-ро увидел этого человека позади своего дома — он лежал на песке и корчился, как замерзающая собака. Старик ушел на сопку собирать траву копытник, а когда вернулся домой, увидел, что человек все еще лежит на песке. До Хок-ро съел свой холодный ужин и лег в темноте спать. Спал он на трех досках, перекинутых между большим пустым ящиком и каким-то громоздким мотором, брошенным в этом доме. Укрывался До Хок-ро ватным одеялом, которое дала ему Масико, так что старому телу его было тепло.