Страница 8 из 10
Обычно он никогда не мешал отцу работать, но сегодня отвлекал его уже во второй раз.
— Послушай, Сванте! — произнес Давид и запнулся. Вообще-то он никогда не называл отца по имени, но тот ничего не заметил.
— Да? — отозвался он.
— Ты изменил мелодию, — сказал Давид. — Почему?
Отец оторвался от пианино.
— Я должен попробовать разные варианты. С такими мелочами приходится много возиться. Со стороны кажется, что сочинять музыку просто, но это не так.
— А по-моему, ты играешь неправильно! — сказал Давид, удивившись своей наглости. Однако отец, похоже, не обиделся.
— Не думаю. Я пока еще точно не решил, как она должна звучать, — ответил он и продолжил играть.
Но Давид чувствовал, что не может просто так это оставить.
— Сванте, послушай, — сказал он. Отец кивнул и перестал играть.
— Смотри, ты начинаешь вот так! — Давид напел: данг-да-данг-да-да-да-данг… — По-моему, это неправильно. Раньше было по-другому.
— Да? Ну и как же, по-твоему, надо?
Давид на секунду задумался, мелодия звучала у него в голове, нужно было только извлечь ее наружу.
— А вот как! — ответил он и снова запел: да-да-данг-динг-да-динг-динг. — Вот так, по-моему, хорошо.
Отец начал играть, но не сразу смог подобрать мелодию.
— Как, ты сказал?
Давид снова напел, и отец попробовал еще раз.
— Да, замечательно! Так и должно быть! Теперь-то я слышу! Спасибо тебе, Давид!
— Не за что. А что с припевом?
— А ты думаешь, нужен припев?
— Мне кажется, нужен.
— Правда? И как он должен звучать?
— Я слышу так, — ответил Давид и напел простую, но необычную мелодию. Отец сыграл и удивленно посмотрел на Давида.
— А почему бы и нет? В самом деле… Но…
— Никаких «но»! — решительно сказал Давид. — Должно быть именно так! И никак иначе!
Отец засмеялся.
— Надо же, какой строгий! — Он огляделся в поисках нотной бумаги. — Лучше я сразу запишу, чтобы не забыть…
— Если забудешь, я тебе напомню, — сказал Давид.
— Может, тебе тоже начать сочинять музыку? — с довольным видом спросил отец, но Давид покачал головой.
— Ни за что! — ответил он так, будто отец предложил ему что-то невозможное.
— А как же ты придумал эту мелодию?
— Это не я придумал…
Папа внимательно посмотрел на него — он не совсем понял, что Давид имел в виду.
— Конечно, эта музыка была почти готова, — сказал он, — и я много раз играл ее, но припев… как тебе это удалось?
— Я не знаю… Он просто звучал у меня в голове, вот и все.
Давид стоял с рассеянным видом. Так было всегда, когда он не хотел продолжать разговор.
Отец нашел нотную бумагу и начал записывать. Давид все не уходил. Отец с нежностью и благодарностью посмотрел на него, и Давид ответил таким же, полным любви, взглядом. Ему очень хотелось рассказать, откуда взялась эта мелодия, но все было слишком непонятно и странно. Настолько странно, что он и сам боялся об этом думать. Ведь песню напевал женский голос в его сне. Возможно, Давид и не вспомнил бы эту мелодию. Но когда услышал, сразу узнал ее. Это же просто невероятно! Ни с того ни с сего папа заиграл мелодию из его сна! А что, если, папе приснился тот же самый сон? И он тоже не решается о нем рассказать?
Отец писал, склонившись над нотами. Нет, этого не может быть. Так не бывает. Давид отмел эту мысль и вернулся к себе в комнату.
Но тут зазвонил телефон, и отец рассвирепел.
— Кто включил телефон? Эти звонки меня с ума сведут! Давид, возьми трубку! Скажи, что меня нет дома! Говори, что хочешь! Мне надо работать!
Но звонили Давиду, на этот раз Анника. Разговаривать было невозможно — Давид слышал, как папа вздыхает и охает у себя в комнате. А Анника, как назло, хотела поговорить. Она боялась, что Давид обиделся на нее за то, что она не отнеслась всерьез к шепоту на пленке.
— Да нет, я ни капельки не обиделся.
— Точно?
— Да, да…
Папа засопел еще громче, и Давид даже вспотел от напряжения.
Анника рассказала, что они с Юнасом только что были в Селандерском поместье. Фру Йорансон уехала. Они ходили поливать цветы и заметили что-то неладное.
— Что? — Давид старался говорить как можно короче.
— Цветок, — ответила Анника. — Ну, тот, который тебе приснился. С ним что-то не так. Он завял. Боюсь, он может погибнуть.
Давид тут же забыл об отце.
— Этого нельзя допустить! — взволнованно воскликнул он.
— Сейчас же повесь трубку! — застонал отец за его спиной.
— Слушай, Анника, я зайду к вам за ключом. Я должен немедленно сходить туда. Вам с Юнасом необязательно идти со мной.
Но Анника сказала, что непременно пойдет с ним. И Юнас наверняка тоже захочет.
— Великий репортер Юнас Берглунд, — засмеялась она. — А что ты думал? Неужели он упустит случай записать репортаж?
СЕЛАНДЕРСКОЕ ПОМЕСТЬЕ
— Добрый день! Говорит Юнас Берглунд! Мы находимся в святая святых Селандерского поместья, а именно в гостиной. Это очень красивая комната. На потолке висит старинная хрустальная люстра. Еще тут есть диван, кресла, бюро с мраморной столешницей — очень изысканная старинная вещь. Ах да, надо, наверное, сказать, что мои коллеги, Давид и Анника, в данную минуту изучают какое-то растение на окне. Не знаю, что это за вид, но цветок кажется немного запущенным, и мои коллеги как раз обсуждают… минуточку!
Юнас прервался и подошел к Давиду и Аннике. Давид проверял землю в горшке.
— Вы его поливали? — спросил он.
Выяснилось, что нет. Но земля была влажная — видно, цветок больше не мог впитывать влагу. И действительно выглядел неважно. Большие сердцевидные листья бессильно поникли.
К окну подошел Юнас.
— Ну, как обстоят дела? — спросил он в микрофон. — Больной поправится?
Юнас поднес микрофон Давиду.
— Отстань, Юнас! — прошипела Анника. — Мы пока не знаем, что с ним делать.
— Да, непонятно, — озабоченно проговорил Давид.
— Может, на нем завелась тля? — продолжал
Юнас свое интервью.
— Нет, не похоже. Тут что-то другое, — сказал Давид.
— Да, дорогие слушатели, — Юнас вернулся к своему репортажу, — как вы слышали, будущее цветка туманно. Правда, говорят, что цветы здесь, в Селандерском поместье, очень старые, а цветы, как известно, не могут жить вечно. Я бы посоветовал, пока не поздно, взять у этого цветка отросток. Но вернемся к описанию комнаты: рядом с бюро стоит большой книжный шкаф, забитый старыми книгами с выгоревшими кожаными корешками, а справа мы видим лестницу, ведущую на второй этаж. Это старинная лестница с красивыми резными перилами и большой колонной внизу…
Тут Юнас наклонился и понюхал колонну.
— Мне почудился запах краски — я проверил и убедился, что столб, то есть колонна, покрашена в зеленый цвет, краска еще не совсем высохла, следовательно, красили совсем недавно…
Вдруг послышалось какое-то дребезжание, и Юнас замолчал. Неожиданно зазвенело в нескольких местах одновременно. Задрожали окна, дверцы на изразцовой печке, подвески на люстре, а на мраморной столешнице бюро затряслись в своих блюдцах две декоративные чашки. Комната как будто содрогнулась — казалось, каждый предмет издает какой-то звук.
— Что случилось? — испуганно спросила Анника. Юнас был вне себя от счастья. Он носился по комнате и записывал весь этот дребезг, грохот, звон и стук. А потом возбужденно комментировал:
— Прием, прием… звуки, которые вы только что слышали, пока что представляются необъяснимыми. Что это — начало землетрясения или что-то еще? Пока мы этого не знаем, но весь дом дрожит, а земля под ногами качается. Тем не менее, я продолжаю свой репортаж и буду держаться до последнего…
Где-то вдалеке послышался гудок поезда.
— Поезд! Это всего лишь поезд! — облегченно засмеялся Давид.
А Юнас докладывал:
— Итак, феномен, как оказалось, имеет простое объяснение. Колебания вызваны скорым поездом, следующим в южном направлении. Железная дорога проходит совсем рядом, а дом, судя по всему, стоит на очень мягкой почве…