Эльминстер. Рождение мага

Еще трижды появлялась палка, и с нее трижды снимался драгоценный груз, и она снова возвращалась в комнату. Фарл увидел, что молодой вор внизу вытер вспотевшие руки о темные запыленные кожаные штаны и снова наклонился вперед. Фарл затаил дыхание. Ему ли не знать, что означало это движение: Эладар Темный собирался предпринять нечто из ряда вон выходящее. Губы Фарла задвигались в беззвучной молитве Маску, Покровителю Воров.

Палки Эльминстера снова отправились в спальню, где, блаженствуя в наступившей прохладе, спала жена торговца. Они проскользнули всего лишь в нескольких дюймах над обнаженным телом и задержались у горла молодой женщины – у черной бархатной ленты с нагрудной подвеской из изумрудов, увенчанной пауком из черненого серебра, телом которого служил огромный цельный рубин.

Несколько мгновений Эльминстер наблюдал, как украшение легко поднимается и опадает от ее ровного дыхания. Если эта подвеска как и те, что он видел раньше, то паука можно отделять и носить как заколку для плаща… Если… так, коснулся, вот так, теперь поводим из стороны в сторону – надо же проверить, зацепил ли, – так, вроде все в порядке (надо пошевеливаться, вряд ли эта голая красотка будет спать слишком долго)… теперь чуть приподнимем… вверх… и назад, вот так. Теперь не задеть бы драгоценной ношей ее нос… вот, а теперь… со всей осторожностью Эл терпеливо вытаскивал палки обратно.

Складывая добытые драгоценности в мешочек на шее, Эльминстер ощутил, что паук все еще теплый от ее дыхания и от него исходит едва уловимый запах… Эл беззвучно вздохнул, и в голове у него промелькнула мысль, а какова эта женщина… Он дернул за веревку, чтобы Фарл поднимал его наверх…

– С такой добычей мы добрых полмесяца можем бездельничать в свое удовольствие. – Глаза Фарла ярко горели в полумраке комнаты, где они устроили себе тайник.

– Ага, – сказал Эльминстер, – чтобы нас застукали на третий же вечер. Кому, по-твоему, можно продать паука в этом городе? Придется подождать, пока какой-нибудь купец, у кого не все чисто и есть что припрятать и который знает, что мы знаем об этом, соберется уехать из города. Ему и продадим этого паука. А вот кольцо с изумрудами, пожалуй, надо продать сегодня же вечером, пока не разошелся слух о краже. Что это ее кольцо, никаких доказательств нет. А потом заляжем на дно: будем, к примеру, околачиваться в «Черных сапогах», будто ждем, когда подвернется работа в порту или там сбегать куда на посылках.

Взглянув на него, Фарл уже открыл было рот, чтобы возразить, но потом, усмехнувшись, закрыл его и кивнул:

– Опять-таки ты прав, Эладар. Как кошка, всегда вывернешься.

Эльминстер пожал плечами:

– Хочешь жить – умей вертеться, если ты это имеешь в виду. Давай-ка лучше пойдем куда-нибудь, где таким орлам, как мы, нальют пару кружек промочить горло, и немного облегчим наши кошельки.

Рассмеявшись, Фарл убрал мешочек обратно в полый кирпич, вскарабкался на обломки обвалившегося камина и засунул кирпич на полную длину руки в темное пустое пространство между полом и потолком. Убрав руку, он положил обратно дохлую, полусгнившую крысу, которую они использовали, чтобы отпугивать незваных гостей, если таковые объявятся, и соскользнул по дымоходу обратно на пол.

Тайник находился в сумрачной комнатушке позади закрытой сапожной мастерской. Вокруг стояла невыносимая вонь: здесь гадили все кому не лень – кошки, собаки, пьяницы и прочий праздношатающийся уличный сброд. Сам сапожник в начале весны сыграл в ящик, и родственники благоразумно решили не трогать мастерскую, пока не пройдет хотя бы сезон. Теперь ее вроде собирались обкурить дымом, чтобы вывести всех паразитов, и снести. Но когда это еще будет… А Фарл и Эльминстер уже приглядели себе место для нового тайника на одной из украшенных шпилями крыш зажиточных домов около северной стены Хастарла, а именно на крыше высокого жилого дома, которая щеголяла статуями пригнувшихся, рычащих горгулий. Если одной из них незаметно для обитателей дома снести голову и хорошенько почистить ее внутри, у них будет идеальный тайник. Только вот это «если»…

Молодые воры кивнули друг другу, чувствуя, что их невысказанные мысли крадутся по одним и тем же закоулкам. Фарл выглянул наружу и махнул Эльминстеру. Тот не мешкая нырнул в узкий, темный коридор и исчез из виду. Фарл последовал за ним, вытащив на всякий случай кинжал. Еще можно было успеть вдохнуть полной грудью, прежде чем какая-нибудь крыса осмелится высунуться на открытое пространство, чтобы добраться до заплесневелого куска сыра, а молодых воров уже и след простыл.

В «Поцелуе красотки» шумная толпа гуляющих предавалась безрассудной погоне за винным забвением, грубо шлепая и пощипывая продажных девиц под взрывы гогота, непристойные шутки и звон монет. Взяв кружки, Фарл и Эладар прошли в свой излюбленный темный угол рядом со стойкой, откуда были хорошо видны все входящие, а их в свою очередь мог увидеть только тот, кто неплохо видел в темноте и кто хотел увидеть.

Конечно, такое выгодное место уже было занято девицами, которых они хорошо знали по именам, несмотря на постоянную нехватку монет, необходимых для более близкого знакомства. Торговать собой было еще не время, поэтому красотки лениво потягивали из стаканов вино и втирали под коленки и у локтей духи. Рядом с ними на лавках еще были свободные места.

– Как насчет поцеловаться да обняться? – с безразличным видом спросила Ашанда, осматривая ногти. Она знала, каким будет ответ. Этот с гривой черных волос и большим носом промолчит, а Фарл…

– Не-а, нам нравится только смотреть. – И он с вожделением посмотрел на нее поверх своей кружки.

Ашанда одарила его насмешливым кокетливым взглядом и, приложив два нежных пальчика к губам, быстро-быстро заморгала, словно она потрясена, а затем ответила, растягивая слова:

– А вот многим другим нравится и кое-что еще, и это правильно. Так что не забудь подвинуться, дружочек, когда нам понадобится место на этих лавках, а не то познакомишься с моей туфелькой!

Прежде им уже доводилось видеть, как эта туфелька с острым лезвием на носке не раз била по ногам кого-нибудь из клиентов, а однажды даже врезалась в живот одному матросу, не сумевшему соразмерить свою необузданную силу: бедолага так и скончался, в криках, с выпущенными кишками, прямо на полу харчевни. Оба вора поспешно кивнули, а девицы захихикали.

Фарл подмигнул одной из них, и она, наклонившись вперед, похлопала его по колену. Ее шелковый с глубоким вырезом корсаж прохладно скользнул по руке Эльминстера. Он поспешно отставил кружку, чтобы та не мешалась, и в нем что-то шевельнулось.

Заметив его поспешное движение, Будаэра с улыбкой повернулась к нему. Ее запах, напоминающий нежную розу, – она пользовалась не такими сильными духами, какие обычно были у них в ходу, – ударил ему в нос. Эльминстер задрожал.

– В любое время, как только у тебя появятся деньги, милый, – хрипло выдохнула она. Эльминстер, успев вовремя прикрыть рукой нос, чихнул, расплескивая пиво, и чуть не сбил свою соседку на пол.

Их угол наполнился шумом и хохотом. Будаэра одарила юношу свирепым взглядом, но затем смягчила его до сожалеющего, увидев его искреннее огорчение, когда он начал неуклюже извиняться. Похлопав его по колену, она сказала:

– Ну ладно. Раз ты такой неловкий, могу дать несколько уроков.

– Если у тебя хватит денег на ее уроки, – хихикнула другая девица, и вокруг опять послышались смешки. Эл вытер рукавом слезящиеся глаза и кивнул Будаэре, но та уже отвернулась к своей товарке, чтобы спросить, где и за сколько та раздобыла свою медную краску для ногтей.

Фарл пробежался пальцами по волосам над ухом и протянул вперед руку с зажатой в пальцах монетой с таким изумленным видом, словно никогда прежде и не видел ее:

– Будаэра, я готов, я хочу тебя и не вижу, кто бы нам помешал…

– Еще две серебряные монеты, – равнодушно ответила она, – так у меня заведено, любовь моя.