Страница 8 из 72
В январе 1696 года, по смерти старшего царя Ивана, двоевластие формально заканчивается. Еще через год, в начале 1697 года, после неоднократных уговоров Лефорта, Петр решается на поездку в Европу, дабы своими глазами посмотреть на тамошнюю жизнь и нравы. Отправляется он инкогнито, под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова, то есть в том чине, в каком тогда и состоял, ибо он хоть и царь, но для примера другим начал военную службу с низшего чина.
Его непоседливость, его открытое недовольство старыми порядками, отправка людей за границу, а главное, неслыханное по тому времени желание самому ехать учиться у иноземцев уже возбудили против него недовольство, а то и злые умыслы. Перед самым отъездом открылся очередной заговор.
23 февраля, когда Петр во дворце Лефорта кутил на прощание с боярами, дали ему знать, что явился с доносом давешний знакомец, пятисотный стрелец Ларион Елизарьев. Позвали Лариона к Петру, и объявил стрелец, что полковник Иван Циклер замышляет убить царя. Тот самый Циклер, которого только что Петр пожаловал в думные дворяне и которому поручил построить Таганрог.
Циклер, рассказывает Костомаров, был схвачен и под пыткою показал на окольничего Соковнина, заклятого старовера, брата боярыни Морозовой и княгини Урусовой, признаваемых раскольниками до сей поры за мучениц. Соковнин подпыткою сознался, что вел разговоры об убиении царя, поскольку-де государь ездит один или с малым числом людей. При этом окольничий оговорил зятя своего Федора Пушкина и его сына Василия. Вражда к государю происходила, по их словам, оттого, что он начал посылать людей за море учиться неведомо чему. Циклер к тому же рассказал, что будто бы в прежние годы царевна Софья и покойный ныне боярин Иван Милославский подбивали его убить младшего царя. Разгневанный Петр приказал вырыть гроб Милославского и привезти в Преображенское на свиньях. Гроб открыли. Соковнину и Циклеру сначала рубили руки и ноги, причем так, чтобы кровь их стекала в гроб Милославского, а уж потом отрубили и голову. Федору Пушкину тоже отрубили голову. На Красной площади был установлен столп с железными спицами, на которых красовались отрубленные головы.
Александр Сергеевич Пушкин не мог пройти мимо такого факта из жизни предка и рассказал о нем в стихотворении «Моя родословная», допустив, однако, небольшую фактическую ошибку — он спутал плаху с виселицей:
А Петр усилил караул у ворот Новодевичьего монастыря, комендантом в Москве посадил верного Патрика Гордона и смело отбыл в Голландию — учиться строить корабли.
Московским же стрельцам пришла тяжелая пора. Они потеряли привилегии царских охранителей и были посланы в отдаленные города и крепости на тяжкую службу при скудном содержании. Подняли они однажды бунт и решили идти на Москву: «Надобно перебить всех немцев, бояр, самого царя не пускать в Москву и даже убить за то, что «сложился с немцами». Навстречу им вышел боярин Шеин с двумя генералами — Гордоном и князем Кольцо-Мосальским, — с большим войском при 25 пушках. Решительные переговоры с восставшими стрельцами повел Гордон, сказавший: «Если вы теперь не примете милости его царского величества и мы принуждены будем силою привести вас к повиновению, тогда уже не будет вам пощады». Стрельцы в ответ обнародовали челобитную, в которой, помимо жалоб на тяжелую и голодную стрелецкую жизнь, говорилось, что в Москве «великое страхование, город затворяют рано вечером и поздно утром отворяют, всему народу чинится наглость; и еще они слышали, что идут к Москве немцы и то знатно последуя брадобритию и табаку во всесовершенное благочестия исповержение».
В войске Шеина и в стане стрельцов отслужили молебны и приготовились к бою. Против стрельцов боярин послал Гордона с пушками. После нескольких залпов стрельцы бросились врассыпную. Осталось их ловить и вязать.
Петра известие о новом стрелецком бунте застало в Вене. Царь поскакал на родину. Он прибыл в Москву 25 августа, сообщает Костомаров, а на другой день, 26-го, в Преображенском селе царь немедленно начал делать то, чего так опасались стрельцы, — обрезать бороды боярам и одевать их в европейское платье.
Много новшеств, которые принесли в русскую жизнь Немецкая слобода и заграничные путешествия царя, Петр не только охотно принял, но и сам активно распространял. Кроме, пожалуй, одного. Он категорически не принял практику решения споров по вопросам чести с помощью специально организуемых вооруженных поединков по правилам, устанавливаемым не государством и монархом, а самими зачинщиками ссор. Здесь не мог не сказаться противоречивый характер русского самодержца, напоминающий в чем-то характер его отца, разъезжавшего в немецкой карете и посещавшего «комедийные действа», но не велящего русским людям одеваться по европейской моде.
Петр пошел дальше не только в вопросах одежды. Однако, с живостью перенимая внешний стиль западной жизни, упорно учась военному и флотскому делу, инженерным и строительным наукам, устроению министерств и коллегий, Петр совершенно не обращал внимания на совокупную группу социальных проблем, на вопросы устроения жизни с точки зрения души человеческой, с точки зрения проблем личности, ее развития, ее свободы. Впрочем, он, наследник и восприемник крепостного права в самом его разгаре, еще и не мог и не умел эти вопросы ставить. На сто процентов оставался он в этом отношении восточным деспотическим владыкой. Он мог быть добрым отцом своих подданных, но столь же часто мог быть суровым и беспощадным судией. В гневе он мог пытать и четвертовать неугодных. Во время стрелецкой казни 1698 года первым пяти осужденным стрельцам царь Петр лично отрубил головы, и сделал это хладнокровно и мастерски, точно так же, как впоследствии он будет лично рвать зубы у своих любимых придворных. Но он и в мыслях не мог допустить, чтобы подданные, вчерашние холопы государевы, могли бы претендовать на независимость в решении проблем собственной чести, собственных прав, собственной жизни и собственной смерти. Они могли умирать только лишь по воле Господней, или по воле монаршей, или на поле боя. И никак иначе.
Мундир полковника гвардейского Преображенского полка.
А поскольку в Немецкой слободе дуэли случались все чаще, государь повел с этой пахнущей вольнодумством модой решительную борьбу. Ранее до этого не доходили руки. Петр учился, боролся за власть, превращал «потешные» полки в боевую армию, начинал строить флот, предпринял южные походы, отвоевал у турок Азов и стоял на пороге длительной и упорной Северной войны. Ему еще предстояло «прорубать окно в Европу».
Но вот произошла смена столетий, и двадцативосьмилетний царь огляделся. И среди прочего увидел, что как-то само собою, незаметно, дуэли в Немецкой слободе, на которых «чинились напрасные смертные многия убийства», стали обыкновенным явлением. И вот тогда в ответ на участившиеся поединки уже в начале XVIII века самовластный царь Петр Алексеевич издал указ «О нечинении иноземцами никаких между собой ссор и поединков под смертной казнию» — первый в России государственный акт, направленный против дуэлей. Это был тот нечастый случай, когда Петр, опасаясь дурного примера иностранцев, пытался пресечь распространение иноземного обычая в зародыше.
Таким же противодуэльным духом пронизан и следующий петровский закон — «Краткий Артикул» 1706 года, запрещавший все вызовы, поединки «или хотя словом или через знак скрытныя драки», то есть дуэли под видом невинной и случайной ссоры, как бы невзначай переросшей в бытовую распрю или даже драку, которую, в свою очередь, не всегда отличишь от дуэли. «Артикул» недвусмысленно грозил участникам поединка смертной казнью. Та же участь ожидала секундантов и даже случайных свидетелей, если они не сообщали о дуэли «в караул».