Страница 44 из 58
Ситуация стала невыносимой, и 18 января я во всеуслышание заявил, что отказываюсь играть матч. Дело было не только в принципах. Вся эта околошахматная возня сделала невозможной серьезную подготовку к игре. Конечно, я понимал, что Карпов тоже не будет готов к февралю. Почему же тогда он так настаивал на скорейшем проведении матча? Просто он знал, что в феврале я окажусь без тренерской поддержки, так как Дорфман и Тимощенко не смогут выехать за границу в это время. За месяц до предполагаемого начала матч-реванша оба вдруг стали «невыездными». Более того: Тимощенко и Владимирову армейский Спорткомитет даже не дал разрешения приехать ко мне на сбор. И вообще, начиная с 1983 года для выезда на сборы им стало требоваться разрешение самого высокого начальства — вплоть до министра обороны СССР!
Мое заявление, конечно, очень обрадовало покровителей Карпова: снова, как и летом 1985 года, они получили предлог для того, чтобы попытаться дисквалифицировать меня. На заседании Шахматной федерации, экстренно собранном 21 января, Севастьянов именно так и сказал: либо я соглашаюсь играть в феврале, самое позднее — в марте, либо Карпова объявят чемпионом. Я продолжал упорствовать: к чему такая спешка? почему я должен играть два матча в течение одного года — такого никогда не было? Мне объяснили, что срывается график проводимых ФИДЕ региональных и международных турниров. Опять старая игра в «пинг-понг»: наша федерация говорит, что мы должны это сделать, потому что таково требование ФИДЕ, потом ФИДЕ возвращает шарик назад, ссылаясь на нашу федерацию, чье мнение следует уважать, потому что она самая крупная в мире. И так до бесконечности.
Они действовали так, будто в стране ничего не изменилось. Но не будем забывать: был уже 1986 год, а не 1985-й и уж тем более не 1983-й. Время циничных расправ уходило в прошлое. К тому же ситуация затрагивала не меня одного: из-за того, что наше с Карповым противоборство затянулось, циклы двух чемпионатов мира наложились один на другой. Нужно было считаться с интересами остальных участников — Соколова, Ваганяна, Тиммана, Юсупова. Поэтому вместо матч-реванша я предложил провести матч-турнир трех — с участием меня, Карпова и победителя матчей претендентов, чтобы разом покончить с двумя циклами и восстановить традиционную систему розыгрыша первенства мира. Но Карпов категорически отверг эту идею.
19 января в обострившейся до предела ситуации от англичан пришел в Москву телекс следующего содержания:
«Мы считаем, что при двухлетнем цикле розыгрыша чемпионата мира восстановление матч-реванша нежелательно. Это приведет к нарушению графика международных турниров. Однако мы подчеркиваем, что в идеале это должны решать сами заинтересованные участники. Пользуемся случаем повторить наше предложение, что если матч-реванш состоится, то Лондон, Британская шахматная федерация и Совет Большого Лондона очень хотели бы, чтобы первые 12 партий прошли в Лондоне, а остальные 12 — в Ленинграде. Считаем существенно важным, чтобы все проблемы относительно организации матч-реванша были решены по-дружески и к взаимному удовлетворению чемпиона Каспарова и претендента Карпова. Исключительно важно также, чтобы никакие не шахматные проблемы не нанесли ущерб шахматному движению и его престижу в мире. В особенности хотелось бы избежать тупиковых ситуаций, подобных тем, что имели место в 1975 и 1983 годах».
Это послание призвано было разрядить обстановку, предложить возможный вариант решения и привлечь к обсуждению самих участников. Я всегда заявлял о своей готовности вести переговоры и выслушивать различные точки зрения. Но в данном случае я считал, что решение о проведении матч-реванша несправедливо. В то же время он стал уже частью регламента, а значит, и фактом, с которым мне предстояло считаться. Я знал, что рано или поздно надо будет защищать свой титул, но было важно, чтобы передышка длилась подольше.
Нахождению компромиссного решения способствовал политический фактор. В феврале должен был открыться XXVII съезд КПСС, и поэтому спортивное руководство совсем не было заинтересовано в публичном скандале — а моя дисквалификация, без сомнения, вызвала бы скандал, да еще с оглаской на весь мир. В этих условиях Карпов не мог позволить себе выглядеть зачинщиком конфликта. Теперь уже не стоял вопрос о том, состоится матч или нет, оставалось только решить — насколько он будет отодвинут?
22 января у нас с Карповым состоялась официальная встреча, организованная Шахматной федерацией СССР, где был выработан текст совместного соглашения, поставившего Кампоманеса перед свершившимся фактом. Ключевым для меня моментом было то, что матч не мог состояться раньше июля! Вот текст соглашения:
Чемпион мира Гарри Каспаров и экс-чемпион мира Анатолий Карпов, рассмотрев создавшуюся сложную ситуацию в розыгрыше первенства мира и желая устранить возникшие разногласия и избежать в случае отсутствия договоренности принятия ФИДЕ каких-либо чрезвычайных мер, согласились о нижеследующем:
1. Матч-реванш на первенство мира между ними, предусмотренный правилами ФИДЕ 1985 года, состоится.
2. Он должен начаться в июле — августе 1986 года. Такая отсрочка от ранее установленного срока необходима обоим шахматистам для отдыха и восстановления сил после того, как они в течение 14 месяцев сыграли между собой 72 партии в двух матчах.
3. Надеясь, что это их желание с пониманием будет встречено руководством ФИДЕ и всем шахматным миром, они полагают, что суперфинал (матч между победителем соревнований претендентов и экс-чемпионом мира) может быть проведен в феврале 1987 года, а следующий матч на первенство мира в июле — августе 1987 года.
4. Г. Каспаров и А. Карпов берут друг перед другом обязательства: а) ни один из них не будет играть матч с победителем соревнований претендентов до тех пор, пока не закончится матч-реванш между ними; б) победитель матч-реванша гарантирует проигравшему, что он не будет встречаться в матче на первенство мира с победителем соревнований претендентов, пока последний не сыграет матч с экс-чемпионом мира; в) при любых обстоятельствах наша позиция, изложенная в пунктах а) и б) останется неизменной.
5. Рассмотрев полученные от президента ФИДЕ 16 декабря 1985 года заявки на организацию матч-реванша от городов Ленинграда и Лондона, Г. Каспаров и А.Карпов выражают желание играть матч в г. Ленинграде.
Если, однако, эти организаторы или один из них снимут свои предложения в связи с изменением сроков матча, участники готовы рассмотреть другие предложения, поступившие в установленном ФИДЕ порядке, желательно до 1 апреля 1986 года, с тем чтобы место, сроки матч-реванша и состав арбитров были объявлены в течение месяца после этого.
Документ зафиксировал сложившееся шаткое равновесие сил: я не смог отбиться от навязанного матч-реванша, но и абсолютный диктат Карпова подошел к концу.
Соглашение подписали трое — Карпов, Севастьянов и я, после чего оно было единогласно поддержано руководством федерации. Затем мы с Карповым отправились в Люцерн, в штаб-квартиру ФИДЕ, чтобы добиться принятия нашего соглашения и определить место проведения матча.
Тогда я искренне верил в значимость нашей миссии, полагая, что, выступив единым фронтом с Карповым, нанесу ощутимый удар позициям Кампоманеса. Действительно, Кампоманес выглядел очень мрачным и постоянно жаловался на невыносимый диктат Советской федерации, которому он должен подчиниться, дабы избежать раскола в шахматном мире. Игравшие роль статистов другие руководящие деятели ФИДЕ дружно поддакивали президенту, шумно выражая неудовольствие советским ультиматумом. Я был страшно горд достигнутой дипломатической победой и считал, что альянс моих врагов дал серьезную трещину. Правда, прилетевший вслед за нами в Люцерн зампред Госкомспорта Гаврилин осторожно поддержал попытку Кампоманеса «спасти лицо», предложив начать матч в мае, но, воодушевленный успехом, я решительно отверг это предложение.
Лишь позже я осознал, что стал жертвой весьма искусной мистификации. Конфликт между ФИДЕ и нашей федерацией носил показной характер и возник из-за того, что изменившаяся внутриполитическая ситуация сорвала совместно подготовленный план действий против меня. А все детали предстоящего матч-реванша были на самом деле решены во время секретной встречи в Цюрихском аэропорту между Кампоманесом, Гаврилиным и представителем Британской шахматной федерации Андертоном.