Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 88

Из «Книги мертвых» мы узнаем также, что в момент возложения этих таинственных эмблем на усопшего полагалось произносить «торжественным голосом» связанные с ними магические изречения. Вместе с амулетами и эмблемами мы обнаружили на теле фараона остатки небольшого папируса, на котором белыми полукурсивными иероглифами были написаны ритуальные предписания. Однако папирус настолько истлел и распался, что возможность восстановления практически исключалась. Правда, в отдельных местах, хотя и с трудом, удалось расшифровать имена Осириса и Исиды. Поэтому я полагаю, что этот крохотный безнадежно испорченный документ, возможно, имел отношение к подобного рода изречениям.

Эмблемы некоторых божеств встречались дважды и иногда сочетались попарно, в частности Нехебт и Буто. Возможно, этим древние египтяне стремились достичь особой действенности некоторых символов.

Этих украшений мистического и личного характера на теле фараона было так много, что полное описание каждого из них во всех деталях далеко превысило бы размеры нашей книги. Однако я постараюсь кратко изложить основные факты и выявить наиболее характерные особенности.

Как мы уже видели, все украшения имеют особый смысл. Они очень редко применялись только из эстетических побуждений. Сделаны эти украшения очень оригинально. Орнаментальные мотивы и символы комбинируются в них, и в результате смысловое значение сочетается с художественным эффектом.

Отдельные детали их не воспроизводят полностью натуру; напротив, объекты окружающего мира подобраны соответственно их символическому значению и симметрично оформлены в виде орнамента. Лишь временами кое-где встречаются элементы чисто геометрического рисунка.

Описав все, что было найдено на голове и шее мумии, я перехожу к предметам, обнаруженным на руках и на теле.

Сверху нагрудника, покрывавшего мумию от шеи до живота, находилось тридцать пять предметов, расположенных семнадцатью группами, образующими тринадцать слоев. Все они были вложены в сложные переплетения повязок, окутывавших тело.

Первую из этих групп составляла серия из четырех золотых воротников, которые доходили до ключиц, покрывая плечи, и закреплялись на шее проволокой. Все они были снабжены обычными противовесами «манхет» на спине. Один воротник частично покрывал другой. Самый верхний с правой стороны имел форму коршуна Нехебт (табл. 96). Второй, помещенный наверху с левой стороны, представлял собой комбинацию крылатой змеи Буто и коршуна Нехебт (табл. 96). Третий, заходивший еще дальше на левое плечо, изображал змею Буто с распростертыми крыльями. Четвертый (крайний) воротник, расположенный чуть правее центра груди, относился к типу «соколообразных». Он сделан из обыкновенных трубчатых бус; его плечевые части образованы головами соколов (табл. 96). Под этими разнообразными ожерельями на длинной золотой проволоке подвешен доходивший до середины живота большой скарабей из черной смолы (табл. 90). Он прикреплен к золотой пластинке, а его крылья инкрустированы изображением птицы Бенну из цветного стекла. На оборотной стороне скарабея начертан текст в честь Бенну.





Бенну-птица из семейства ардеидов; судя по многочисленным виньеткам, вероятно, обыкновенная цапля. Она часто отождествляется с сердцем и является одним из многочисленных воплощений покойника, когда он «выходит, как душа, живущая после смерти». Бенну также сопоставляется с солнечным богом. На основании некоторых неудачных изображений ее можно ошибочно принять за одну из ночных цапель, однако, поскольку «Книга мертвых» (глава XIII) указывает: «Я вхожу, как сокол, я выхожу, как Бенну на рассвете», не может оставаться сомнений, что здесь подразумевается обыкновенная цапля - одна из птиц, пробуждающихся на заре.

За этой скромной заменой хорошо известного скарабея, символизирую­щего сердце, находилось большое нагрудное ожерелье - пектораль в виде сокола из чеканного листового золота (табл. 96). Туловище сокола покрывает всю нижнюю часть груди мумии, а крылья простираются вверх, касаясь подмышек. В заупокойных текстах оно называется «ожерельем Гора». Но какой бы ни была его магическая сила, с чисто эстетической точки зрения это ожерелье не выдерживает сравнения с другим величественным ожерельем такой же формы, найденным непосредственно под ним и почти в таком же положении. Это нагрудное ожерелье Гора выполнено целиком из золотых пластинок, инкрустированных по способу, напоминающему перегородчатую эмаль (табл. 97). Этот великолепный образец ювелирного искусства открывает серию трех ожерелий. Остальные два находятся в слоях, расположенных немного глубже, поэтому я опишу их сразу.

На упомянутом ожерелье лежал чистый лист папируса, а под ожерельем, посредине груди, - другое ожерелье в виде сокола: из чеканного листового золота, подобное найденному в первой группе на плечах. На обеих сторонах его, параллельно правой и левой руке, находилось по не­большому золотому амулету в форме узла неизвестного назначения. Справа и слева от нижней части груди лежали три золотых браслета, два из них замыкались большими бочкообразными бусами из лазурита и сердолика, третий - эмблемой в виде «ока Гора», сделанной из железа. Это была вторая из трех находок столь редкого и имеющего такое большое, я бы сказал историческое, значение металла. Из него была сделана описанная выше подставка для головы «урс» и только что упомянутая эмблема «удж» на браслете, а третью находку, имеющую особенно важное значение, я опишу в дальнейшем. Здесь же мы видим несомненное доказательство применения в Египте этого столь необходимого металла, обладание которым, по словам Рэскина, играло и играет такую огромную роль «в природе, в политике и в искусстве».

Удалив несколько новых прослоек погребальных пелен, мы добрались до восьмого ряда, представленного очень широким нагрудным ожерельем чеканного листового золота в виде змеи Буто. Оно покрывало всю нижнюю часть нагрудника, простирая свои огромные крылья над плечами, и кончиками крайних перьев охватывало шейные повязки. Подобно другим ожерельям этого типа, оно имело обычную подвеску «манхет», закрепленную проволокой с обратной стороны. Этот образец был последним из восьми цельных металлических ожерелий, найденных на шее и груди царя. Все они, очевидно, служили амулетами, символизирующими вечный покой.

Под ними, разделенные лишь чистыми листами папируса, лежали два совершенно различных великолепных ожерелья-воротника. Они имитировали Нехебт и Буто и были выполнены техникой перегородчатой эмали, подобно только что упомянутому ожерелью Гора. Эти воротники - оже­релье Гора, ожерелье Нехебт и ожерелье Небти (то есть Нехебт и Буто) настолько своеобразны, что заслуживают особого описания. Каждое составлено из большого числа отдельных золотых планок, гравированных с обратной стороны и мелко инкрустированных с лицевой стороны матовым цветным стеклом. Стекло имитирует бирюзу, красную яшму и лазурит. Ожерелье Гора составлено из тридцати восьми планок, ожерелье Нехебт - из двухсот пятидесяти шести и, наконец, ожерелье Небти - из ста семидесяти одной планки (табл. 97-98).

Все планки в основном сходны по выполнению и отличаются только формой и цветом в зависимости от рода перьев, которые они имитируют. Планки можно распределить на несколько групп, соответствующих различным перьям, относящимся к первичному, вторичному и малому покрову и так называемым «фальшивым крыльям». Каждая планка имела маленькие дырочки на обоих концах, через которые продевалась нить, соединявшая их со шнуром из бус. Различные части крыльев, крепко скрепленные таким образом друг с другом, образовывали пышные, замысловатые и в то же время эластичные ожерелья.

Теперь мы переходим к одиннадцатому и двенадцатому слоям, состоящим из более интимных произведений ювелирного искусства. Подвешенный к верхней части груди и в то же время прикрепленный к шее гибкими полосками из золота и лазурита, красовался небольшой пектораль, изображающий застывшего в неподвижной позе коршуна. Этот изысканный образец работы золотых дел мастера, быть может, самый изящный из всего, что было найдено на мумии, инкрустирован зеленым стеклом, лазуритом и карнеолом. Вероятно, он символизировал богиню-хранительницу Верхнего Египта Нехебт из Эль-Каба. Характерные черты птицы позволяют отнести ее к тем безобидным коршунам, которые уже встречались нам в качестве эмблемы на диадеме.