Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 40

Герцогиня шумно высморкалась в большой носовой платок.

– Я вам говорила, что была когда-то недурна собой. После смерти Малеже – вернее, после того, как я поверила, что он умер, – мне ни до кого не было дела. Я… Ах, черт! Дьявольское Лицо, старый плут, угостите меня сигарой! – Она пристально взглянула на него. – Как вы добрались до меня?

– Вот это уже лучше. – Банколен раскрыл портсигар. – Сначала мои подозрения были такими же, как и у фон Арнхайма. Я тоже кое-что вообразил себе. – Он улыбнулся. – Особенно о предполагаемой смерти Малеже. Эта бесцельная поездка в поезде без сопровождения, что неслыханно для Малеже…

– Но вы говорили, будто версия мнимой смерти несостоятельна, и…

– Напротив, Джефф, я ничего подобного не говорил. Если вы помните, я только сказал, что Малеже не планировал свою мнимую смерть, и это абсолютная правда. Я говорил, что тут все не так просто. Все значительно страшнее. Но богатое воображение натолкнуло фон Арнхайма на мысль о вине Малеже. Малеже, конечно, был жив. Именно он принес тело Майрона из подземного перехода в замок, поднял его наверх, поджег и бросил на зубчатую стену. Но Малеже никогда не нажимал на спусковой крючок маузера!

Герцогиня откусила кончик сигары.

– Звучит правдоподобно, – проворчала она, – придраться не к чему. Продолжайте, Дьявольское Лицо! Я… Я хочу знать!

Банколен протянул ей огонь. Пламя спички осветило ее миндалевидные, невозмутимые глаза, горящие неподдельным интересом.

– Меня удивляет, – продолжал Банколен, – что фон Арнхайм упустил одну деталь, на которую сам указывал нам в начале расследования. На человеке, который стрелял из маузера, были перчатки. Малеже никогда бы об этом не побеспокоился. Ведь в то время, когда он находился в заточении, он не мог узнать, что отпечатки пальцев уже используются для поиска преступников. Более того, разве вы не помните о коротковатом пальце, что дотянулся лишь до середины спускового крючка? Это у такого-то гиганта, как Малеже? – Банколен пожал плечами. – Когда мы увидели на оштукатуренной стене замка кровавые пятна, мне стало ясно – действовали двое! Один застрелил Элисона, другой проделал остальное. Теперь все мои подозрения были направлены к разгадке потайного хода. Высота, на которой расположены пятна крови, – и я вам, Джефф, на это специально указывал, – говорит о том, что по лестнице Элисона нес очень высокий человек. Элисон и сам был высок, но, когда его несли на плече, его рука могла опуститься не выше трех футов от пола. Этот факт не стыкуется с коротким пальцем на спусковом крючке. Так я окончательно убедился, что двое…

Герцогиня разглядывала свои толстые, короткие пальцы, с любопытством поворачивая их. Сигара торчала в углу ее рта. Она с шумом посасывала ее.

– Ясно, что кто-то из присутствующих в доме виновен. Я понял это, как только нашел пистолет. Даже поэтическое воображение фон Арнхайма не сможет объяснить, зачем Малеже положил маузер в карман пальто Элисона!

– Я спрашивал его об этом, – мрачно произнес я. – Он не смог объяснить.

– И, – продолжал Банколен, – на полу возле потайного хода в комнате Элисона было совсем немного грязи. Малеже не стал бы переодевать ботинки после прогулки по грязному переходу. Если бы он вошел в комнату Элисона и положил пистолет в карман пальто, комната была бы похожа на свинарник. Даже Конрад заметил бы это. Ну а теперь подумайте! Если убийца из числа обитателей дома, он… или она вряд ли может быть гостем. Если даже допустить невероятный вариант, что гость знал о входе в подземный тоннель и о пистолете, который Элисон всегда держал в комоде. Но это совершенно невероятно, потому что, кроме Д'Онэ, ни один из гостей раньше в этом доме не бывал! Вспомните, что все они появились здесь за один день до трагедии. Но вспомните и то, что, когда Элисон вошел в потайной ход, дверь его комнаты, как всегда, была заперта. А замок довольно сложный. Убийце пришлось проникнуть в комнату Элисона до того, как тот вошел вход. Разумеется, можно сделать дубликат ключа, сняв восковой отпечаток. Но человек, пробывший в доме всего лишь один день, никак не мог этого сделать! У Элисона был всего лишь один ключ. И похоже, от вас и, как ни жаль, от доброго барона фон Арнхайма ускользнул один важный, абсолютно очевидный факт – перед тем как войти в потайной ход, Элисон, естественно, запер дверь в свою комнату. А когда его тело принесли сюда, дверь была открыта. Иначе как Гофман мог бросить в шкаф обгоревшие ботинки? Кто отпер дверь? Ответ ясен. Кто-то из обитателей дома открыл дубликатом ключей комнату Элисона, притаился там, подождал, пока Элисон войдет в потайной ход, и направился следом за ним. Выводы: 1) убийца находится в доме; 2) убийца не гость, а житель этого дома.

Еще одна свеча погасла. На всю огромную комнату их осталось всего четыре или пять. Герцогиня сидела неподвижно и как завороженная смотрела на Банколена.

– Однако, – возразил я, – эти условия подходят для кого угодно, кроме Д'Онэ. Д'Онэ старый друг и вполне мог об этом знать. У Д'Онэ мог быть дубликат ключей. У Д'Онэ короткие пальцы. Жены Д'Онэ не было в комнате, и алиби у него нет. Д'Онэ пытался устроить аварию и убить вас по дороге сюда…

Банколен кивнул:

– Да, я думал об этом, Джефф. Моим первым порывом – помните? – было заподозрить его. Но я задумался. Представив историю такой, какой она, по моему разумению, должна быть, я не мог предположить… а вы можете?., чтобы Д'Онэ действовал заодно с Малеже. Неужели вы не понимаете – если бы они увиделись в этом потайном ходе, то или Д'Онэ убил бы Малеже, или Малеже убил бы Д'Онэ, или кто-то из них умер бы от шока. Во всяком случае, смело могу сказать – встреча была бы не из приятных. Нет, Джефф. Д'Онэ считал Малеже умершим. Он пытался разбить машину, потому что, как я вам уже говорил, он вдруг понял, что я догадался о мнимой смерти Малеже. Что-то щелкнуло у него в мозгу… лишь на миг. Он потерял над собой контроль и…

Детектив нетерпеливо пожал плечами:

– Но что за черт! Мы сидим здесь и спорим, словно обсуждаем шахматную задачу! Если я уже подозревал вас, мисс Элисон, то, спустившись в потайной ход, получил доказательства. Следы ваших ботинок хорошо отпечатались, да и трости тоже. Ваши заляпанные грязью ботинки я обнаружил в шкафу в вашей спальне. Вы же сменили их на туфли, когда вернулись из тоннеля, не так ли? А я взял на себя смелость выбросить ботинки в Рейн. У вас же в комнате я нашел фотографию и тем самым получил мотив, которого, как я говорил Джеффу, мне недоставало.

Герцогиня вынула сигару изо рта.

– Забавно, – с тяжелым вздохом заметила она, – сидеть здесь и слушать все это. У меня тоже есть неопровержимое алиби. Когда увидели горящее тело, я с Фридой играла в покер. Видите ли, я отлучалась, может быть, минут на пятнадцать, я не все время играла в покер… Забавно! Нет, правда! Сегодня, когда Стеклянный Глаз, охваченный поэтическим настроением, принялся описывать, как Малеже убил Майрона в потайном ходе… клянусь, Дьявольское Лицо, со мной чуть не случилась истерика! Да еще в моем возрасте. – Женщина, прищурившись, посмотрела на него. – Черт! Держу пари, старый вы конспиратор, я самый необычный убийца, с каким вы когда-либо имели дело! Мне ничего другого не нужно!..

Герцогиня сидела, как приземистый, очкастый будда, и тяжело дышала. Красный кончик ее сигары описывал в воздухе круги, а дым поднимался к загорающимся звездам. Я увидел, как ее дряблое лицо слегка скривилось. Она словно искала какой-то факт, ускользнувший от нее. Протянув руку, старая леди пошевелила пальцами и сжала их в кулак.

– Смотрите, – сказала она. – Эта рука взяла пистолет и застрелила брата. Со мной должна была случиться истерика или сердечный приступ. А я клянусь, это было так же легко, как выстрелить в какое-то пугало, висящее на проволоке. Оно же не живое! Вот и от Майрона тоже ничего не осталось. Теперь я знаю, что он был человеком, да еще каким человеком! Но я представила его себе как движущуюся фотографию – в него стреляешь, а он кривляется и пронзительно кричит! Или вы думаете, я сумасшедшая? – Герцогиня строго взглянула на нас. – Когда мы встретились в переходе и осветили друг друга фонарями и Майрон увидел у меня в руке пистолет, он, как пугало, рассыпался на кусочки. Я… я не чувствую своей вины. Я чувствую лишь… усталость…