Страница 47 из 73
В Галиции начала ХХ века «национально сознательные» деятели употребляли слово «украинец» лишь в узком кругу, между собой. К народу же, например, на предвыборных собраниях, обращались как к русским. Когда же, по свидетельству галицко-русского деятеля Н.Антоневича, на одном из таких собраний молодой и неопытный агитатор-украинофил неосторожно назвал присутствующих украинцами, то тут же нарвался на всеобщий протест: «Мы не украинцы», а один из участников собрания просто обиделся: «Прозывают нас украинцами, а ведь мы ничего не украли».
Галичане именовали себя русскими или употребляли древнее название — русины. Так же русскими или русинами называли они великороссов (что касается название «русин», то оно раньше употреблялось по всей Руси, например, тверский купец Афанасий Никитин в «Хождении за три моря» называет себя русином). Но наименование «украинец» в Галиции упорно не принимали. Так какую же «украинскую национальную идею» нам навязывают?
Родным для коренного населения всегда был русский язык. Малорусское простонародное наречие и литературный язык являются лишь его разновидностями. Люди необразованные общаются на просторечиях, «суржике». Те же, кто, поднимается на более высокую ступень развития, переходят в общении на русский литературный язык. Где же здесь «зневаження мови свого народу», в чём кое-кто обвиняет русскоязычных украинцев?
В 1874 году в Киеве была проведена первая общегородская перепись населения. Среди прочих, задавался киевлянам и вопрос о языке. Оказалось, что из 116 774 киевлян 46 060 человек отметили, что родным для них является русский литературный (общерусский) язык, 8 476 человек — великорусское наречие, 35 205 — малорусское наречие, 1 379 — белорусское наречие. Таким образом, отмечалось в итогах переписи, 91 120 человек признают родным русский язык в различных его видах. Позднее выяснилось, что руководившие проведением переписи украинофилы (возглавлял переписчиков все тот же П.П.Чубинский) при помощи различных ухищрений и махинаций завысили число тех, кто назвал родным малорусское наречие. Но дело в другом. Даже ярые украинофилы не путали русский литературный язык с великорусским. «Есть язык русский литературный и две группы народных русских говоров — северная и южная» — отмечала видная украинофилка и известный историк Александра Ефименко, подразумевая под южными народными говорами — малорусскую, а под северными — великорусскую народную речь. (Кстати сказать, в декабре 1918 года А.Я.Ефименко, несмотря на заслуги перед украинским движением, была расстреляна петлюровцами за укрывательство у себя двух дочерей высокопоставленного гетманского чиновника).
Уместно привести и выдержку из работы выдающегося русского филолога Н.С.Трубецкого: «Вопрос о том, являются ли два близко родственных наречия диалектами одного или двумя самостоятельными языками, сводится к тому, насколько существующие между данными наречиями словарные, грамматические и звуковые различия фактически затрудняют языковое общение и взаимное понимание представителей того и другого наречия… В частности, относительно русских племён следует отметить, что там, где малороссы и великороссы живут друг с другом бок о бок (в областях недавно колонизированных и на этнографической границе между обоими племенами, например в некоторых частях Воронежской и Курской губернии), они без труда понимают друг друга, причём каждый говорит на своём родном говоре, почти не приспособляясь к говору собеседника. Правда, в этих случаях встреча происходит обычно между представителями южновеликорусских говоров, с одной стороны, и северомалорусских или восточноукраинских говоров с другой; если бы встреча произошла между архангельским помором и угрорусом или буковинским гуцулом, то взаимное понимание, надо полагать, оказалось бы более затруднённым. Но на это можно возразить, что саксонцы и тирольцы тоже почти не понимают друг друга, когда говорят на своих родных говорах, миланцы и сицилийцы просто-таки совсем друг друга не понимают… Каждый из больших литературных языков Европы (французский, итальянский, английский, немецкий) господствует на территории лингвистически гораздо менее однородной, чем территория русских племен. Различия между нижненемецким и верхненемецким или различия между народными говорами северной Франции и говорами Прованса не только сильнее, но и значительно древнее различий между малорусским, белорусским и великорусским». «Немец южный тяжелее понимает немца северного. чем «малоросс» москаля» — соглашался и Вацлав Липинский.
Простонародные украинские говоры вместе с простонародными великорусскими говорами и аналогичными белорусскими говорами составляют русский язык. Этот язык в своих различных формах (от просторечий до литературного) является родным как для великороссов, так и для малороссов и белорусов. Точно также немецкий язык, в своих различных формах, является родным как для пруссаков, так и для баварцев или саксонцев, а польский — родным как для великополян, так и для малополян и мазуров. Что же касается нынешней «рідной мовы», то она создана искусственно и уже по этой причине вряд ли может быть родной для большинства народа. Это прекрасно сознавали ненькопатриоты. София Русова вспоминала, как вместе со своим мужем Александром Русовым, поселившись в сельской местности, принялись обрабатывать в украинофильском духе своего соседа — крестьянина Хому Колесника. Однако супруги-энтузиасты очень скоро наткнулись на непреодолимое препятствие. «Украинский литературный язык» оказался чужим для их соседа (как и для других крестьян). «Продукт еще русской школы, он впервые от нас услышал речь про украинское национальное сознание, впервые теперь читал украинскую книжку, и признавался, что ему тяжело было ее понимать».
Оконфузились в связи с «рідной мовой» и другие супруги-украинофилы — Борис и Мария Гринченко. Известно, что прославляемый ныне у нас как великий педагог Б.Д.Гринченко считал, что украинке лучше быть безграмотной, чем русскоязычной. В молодые годы, будучи учителем в частной школе Алчевской, он разогнал оттуда всех девочек, мотивируя это тем, что «не следует калечить украинскую женщину обучением на чуждом ей великорусском языке». Исходя из таких принципов, сугубо на украинском языке воспитывалась и дочка четы Гринченко — Настя. В результате, вспоминала М.Гринченко, «как приехали мы в Чернигов, то увидели, что нашей восьмилетней дочке нет украинского общества, потому что только три дочки Тищинского говорили кое-каким украинским языком и это может потому, что мать их была не русская, а француженка. Но старшей из девочек было лет 17, а самой младшей лет 12. И вот им приходилось временами быть за подруг нашей Насте, да впоследствии обнаружилась еще одна девочка, Оля Гаврилова, года на два старшая нашей; она тоже говорила немного по-украински, но поскольку уже ходила в гимназию, то мало времени имела для общения с Настей. А земляки еще и упрекали нас за то, что воспитали дочку такой украинкой, не жалея ее… Из-за того, что не было общества, пришлось отдать ее в гимназию раньше, чем собирались, но и в гимназии не было у нее ни одной «верной подруги», так как не было ни одной настоящей украинки, такой, чтобы ей дела украинские были так дороги, как были они ей».
Воспоминания Софии Русовой и Марии Гринченко касались Черниговщины. Однако и в других регионах Украины состояние дел в языковой сфере было аналогичным. В сентябре 1904 года в Киев для обучения в местном университете приехал ярый украинофил В.Садовский, впоследствии — петлюровский министр. «Киев поразил меня полным отсутствием украинских внешних признаков, — писал он в своих мемуарах. — Вокруг звучал русский язык, на нем говорили не только интеллигенты. Вспоминаю, как неприятно меня поразил, когда я подъезжал к Киеву, московский язык пригородных рабочих, которые начали садиться на поезд в Фастове, едучи на работу в Киев. Не было сомнения, что они происходили из окрестных сел. Так точно всеохватывающе господствовал русский язык и в университете среди студентов. Лишь кое-где в небольших кружках слышал я временами отдельные украинские выражения и украинский жаргон, но это не был тот литературный язык, которого я искал».