Страница 23 из 58
Помню, как мы занимались любовью, почти всё я помню по сей день, да-да, мой дорогой и любимый читатель, я помню помню всё, и дай бог тебе такую вот удивительную, мягкую, красивую, добрую жену, как у меня!..
Как-то будучи еще студентом, я поспорил со своим однокурсником о том, что сколько можно писать о любви, сколько можно, мол, одно и то же эти писатели пишут… Но сейчас я такого никогда не скажу, понимаете? Так как то, что сейчас я написал и вспоминал, это лично моё, понимаете, это только моё, и так никто, кроме меня одного-единственного, не напишет… А если напишет что-либо подобное, то всё равно будет не то, что я написал и не то, что я вспоминал сейчас о свой любви к своей прекрасной женушке!.. Да, это будет уже совсем не то… Сколько на свете будет любимых, столько будет и разных историй об этой любви, понимаете? И такую историю, какую написал сейчас ваш покорный слуга, никто не напишет, никто! Потому, что сколько на свете будет людей, столько на свете будет любимых, столько и будет много разных, совершенно различных историй об этой любви!
И не надо здесь никому говорить, что любви нет…
НЕТ, ОНА ЕСТЬ, ЭТА ЛЮБОВЬ!! ОНА ЕСТЬ!
И ОНА БУДЕТ ВЕЧНО, ПОКА БУДУТ ЖИТЬ НА СВЕТЕ ХОТЬ ДВА ЛЮБЯЩИХ ЧЕЛОВЕКА – МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА!!..
И любовь будет вечна, как вечен этот мир!..
И если кто-то говорит, что любви нет, а остался только один грубый секс ничего более, плюньте этому выродку в его физиономию, так как любовь – это и секс, и чувство привязанности к любимому и дорогому человеку, и чувство совершенно платоническое, это всё вместе, и потребность видеть любимого каждый день и желание постоянно заботиться о нем, и желание его ласкать, целовать!..
Я вздохнул и открыл глаза…
Мой попугай сидел молча, смотря на меня.
– Что, Маэстро? – спросил ласково я попугая. – Скучно так сидеть без слушателей?
Да?..
Попугай не отвечал мне.
– Никого, кроме меня, нет? И говорить не хочется поэтому?
Я поднялся, посмотрел в окно. Хорошо, что свет появился в вагоне, а то там за окном уже темная ночь… И сейчас мне почему-то вспомнилась картина с изображением черного квадрата… Ничего не видно на картине, только один черный квадрат нарисован на ней, а люди стоят и смотрят. Причем, каждый из посетителей музея, где была выставлена эта картина думал о совершенно разном… Некоторые проходили мимо, а единицы останавливались, задумывались, как я думал… Потом, как я припоминаю свое посещение одного музея, я отошел от этой удивительной картины, но подошел снова к ней через полчаса. Надо сказать, что народу возле картины прибавилось и намного!.. Некоторые стояли молча, а некоторые шепотом переговаривались между собой. Отдельные обрывки из фраз я запомнил. Кто-то говорил о том, что сначала нужно увидеть свет, чтобы узнать темноту… Другие совсем наоборот: чтобы познать темноту, надо увидеть свет. Кто-то шептал на ухо своему спутнику: «Бойся темноты, это время разных гадов, это время ЧК, это время погромов, это время самого худшего…» Совершенно были различные мнения по поводу картины «Черный квадрат» Казимира Малевича.
«Нужно долго смотреть в темноту, чтобы надеяться на свет! – услышал я тогда в толпе зрителей и разных знатоков художества. – Посмотри, как почти раньше у нас было за окном, когда в темноте приходили арестовывать и потом убивать невинных людей… И их, этих невинных, несчастных людей, убивали и мучили разные так называемые революционеры и разные военные…»
«Нет, здесь дело в другом, – услышал я за спиной тогда, как я вспоминаю сейчас, – надо постоянно смотреть в эту темноту и не пугаться ее… Тогда, может, не будет нам так страшно жить на свете!»
«Смотрите на этот черный квадрат, смотрите на мерзкую и тошнотворную темноту, – услышал я слева от себя женский голос, – и вспоминайте свои светлые и счастливые дни. Тогда вам будет весело и не так страшно жить на свете! То есть нужно знать как светлые, так и темные стороны нашей жизни!»
«Черный квадрат – это наша неустроенная жизнь, это наше поганое болото!» – выкрикнул некий подросток.
Кто-то, как я вспоминаю тогда, рассмеялся, отошел от подростка, а я подошел к нему, сказав тихо только одно слово одобрения: «Молодец!»
И зачем я вдруг вспомнил об этой картине, смотря в темноту из окна вагона?
Сложно сказать, как и сложно объяснить саму эту картину…
– Инфляция!.. Имитация! Кастрация! Мумификация! Девальвация! Экзальтация!!.. Прострация!! Монетизация! Дебилизация! Кастрация! Имитация!! Модерация! Ваучеризация!! Сатисфакция!.. Фильтрация! Имитация! – вдруг услышал я попугайские возгласы.
– Не понял тебя, Маэстро? – удивился я поведению попугая. – Сидел ты тихо и вдруг кричать стал? С чего это? Может, зрителей себе нашел? Но не вижу я никого пока…
Чего ты кричишь?
– Абсурд!! Царство абсурда!! Поззз-оор!! У нас всё всегда хорошо!! У нас хорошо! Абсурд!! Шумим, братцы, шумим!
– Та-ак, – протянул кто-то за моей спиной, – это что за разговорчики здесь я слышу?
Мне совсем не хотелось оборачиваться и снова в который раз перед кем-то оправдываться. Совсем этого не хотелось делать…
Но требовательный тон говорившего заставил меня повернуться.
– Попрошу предъявить ваши документы!
Передо мной стоял один офицер в синей форме и в сапогах. В руках он держал пистолет, дуло которого было направлено почему-то в мою сторону.
Рядом с ним стояли еще трое солдат в такой же синей форме с винтовками. Причем, на концах винтовок были приделаны штыки.
Все военные весьма подозрительно смотрели на меня и попугая Маэстро, будто думали, что я вместе с попугаем ограбили Кремль, совершили гражданский переворот и вдобавок агитировали по всему миру за буржуазные партии всего мира.
– И что на этот раз я услышу? – устало спросил я, даже не порываясь встать с места.
– Черт, документы! – зло рявкнул офицер, топнув ногой.
Я не двигался, стараясь смотреть мимо сквозь офицера, будто его даже не было рядом со мной. Я так могу смотреть как бы сквозь тело человека, он не понимает, что я так смотрю, а я сижу себе спокойно и смотрю, будто он стеклянный…
Офицер успел за время моего молчания выругаться, употребив известную всем комбинацию из трех нецензурных слов. Но я продолжал сидеть молча.
– Документы, черт тебя! – Далее снова я у слышал язык улицы и коммунальных квартир.
– Какие документы? – наконец, спросил я офицера как можно спокойней.
– Попрошу предъявить документы!
– Чьи документы?
– Как это: чьи? Ваши документы!
– Ах, мои документы? – переспросил я, начиная рыться в карманах и доставая оттуда свой новый только полученный и свежий паспорт. – Вот, смотрите и знакомьтесь со мной…
– Что это за паспорт? Откуда ты приехал с таким липовым паспортом?! – закричал офицер, снова топая ногой.
– Не понял… Вам мой паспорт не понравился?
– Да.
– Тогда отдайте мне его и идите себе дальше!
– Что-о?! Ты, контра поганая, будешь мне тут замечания делать?! – офицер заскрежетал зубами, бросил мой паспорт на пол и стал топтать его ногами.
– Зачем же так топтать мой паспорт? – возразил я, пытаясь вытащить свой паспорт из-под его ног. – Отдайте его мне… отдайте…
Взяв паспорт в руки, я быстро спрятал его в карман брюк.
– Абсурд!! – закричал снова Маэстро, встряхивая своими разноцветными перьями. – Царство абсурда!!.. Бред один!! Где наш Ленин? Где Березовский?! Где Мавзолей наш?! Миллион курьеров их ищут! Абсурд!!..
– Что… что за разговорчики здесь о нашем вожде Ленине?! – воскликнул офицер, махая своим пистолетом. – Молчать всем!! Молчать, контра!!..
– А я молчу, – спокойно ответил я, – это попугай орет.
– Так…. Откуда едем? – продолжал офицер, почти тыкая пистолетом мне в лицо.
– А это что… допрос? – спросил я.
– Пока не допрос, но что-то рядом, – усмехнулся офицер. – Ну, контра, откуда едешь и по какому заданию? Чей ты шпион будешь?
– Я не шпион, я просто еду в поезде, как и все пассажиры, я отдыхать хочу просто, можно это понять или нет? И ни в какие там революции и ни в какие там перевороты я не играю…