Страница 78 из 91
Для меня каникулы, август месяц, лучший для работы — институт пуст, Президиум Академии наук бездействует, никто не мешает, и я могу всецело отдаться работе. В прошлом году в это время как-то зашел ко мне Лева, я ему говорю, что вот мне нужно решить задачу по поглощаемости волн в плазме, я решил ее только приближенно, мои сотрудники в разъезде, прошу его мне помочь. Через три дня он приносит то решение, которое как раз мне нужно. Так мы стали с ним работать вместе, и я предложил ему вернуться в институт. Он, конечно, рад. Но за это время он женился на девушке тоже из Саратова, его школьной товарке, и у них ребенок. Я обратился в Академию наук, там мне обещали для Левы жилплощадь. Я обратился к тов. Кириллину, заведующему отделом науки в ЦК, и он обещал поддержать мою просьбу о прописке Левы в Москве. Пять месяцев шли безрезультатные хлопоты, Моссовет — это бездушная стена. Я писал туда, что это очень способный молодой человек (27 лет), жилплощадь Академия наук дает, работает со мной лично по важному заданию и пр. Тов. Кириллин тоже говорил несколько раз с тов. Борисовым (ответственный товарищ в Моссовете). На решающее заседание какой-то важной комиссии в Моссовете под председательством тов. Семина ездила делегация в составе трех человек от Академии наук и от нашего института. Она привезла такое решение: «Скажите вашему академику, чтобы он к нам не приставал, мы и мышке не даем сейчас в Москве прописки». Я спрашивал тов. Кириллина, что делать дальше, он советует: «Напишите тов. Хрущеву, я лично бессилен что-либо сделать».
Вот видите: я, академик, ученый, прошу; просит отдел науки ЦК; просит Академия наук — Моссовету все мало, приказано не прописывать — и все.
Можно ли это назвать уважением к науке? Заботой о молодежи?
Но это все можно было обойти, если бы Лева женился не на саратовской девушке, а на москвичке, тогда его автоматически прописывают. Жениться достаточно даже не навсегда, а только на время, получить прописку, потом развестись. Это все «законно», некоторые так и делают, но, слава богу, многим это противно. Согласитесь, что таким путем не лучшая молодежь отбирается для работы в Москве. Я понимаю, что все [это] проходящее и временное; конечно, лет через 5—10 кризис в жилищной площади пройдет, и тогда вся эта ситуация будет казаться нам нелепой, но за эти 5— 10 лет такая ситуация может сделать много вреда.
Пока не были испробованы все возможности, [которые] в моих силах, я не решался Вас беспокоить. Но сейчас, после разговора с Вами в Кремле и советов тов. Кириллина, я пишу Вам и прошу помощи. Пришлось писать длинно, а то получилось бы неубедительно — какой Моссовет может быть бездушной и не уважающей науку организацией и как вредна создавшаяся ситуация. Ведь такой случай, как с Левой Питаевским, не одиночен, и в сумме они наносят вред, так как либо отстраняется талантливая молодежь, либо ее соблазняют кривить душой[203].
Ваш П. Капица
141) Л. И. ФРИМАНУ 20 декабря 1961, Москва
Директору 43-й средней школы им. А. С. Пушкина г. Ярославля Л. И. Фриману
Многоуважаемый Лев Исаакович!
Несколько месяцев тому назад в редакцию «Журнала экспериментальной и теоретической физики» поступила работа Вашего ученика Бориса Румянцева. Хотя эта статья и не была на том уровне, чтобы ее можно было опубликовать в нашем журнале, однако, как работа ученика средней школы, она представляет необычное явление и свидетельствует о больших знаниях и грамотности Румянцева. Поэтому мы решили познакомиться с ее автором и попросили его приехать в Москву[204].
Румянцев произвел на нас впечатление исключительно скромного парня, интересующегося физикой, и наши молодые ученые с удовольствием помогли бы ему развить свои способности научного работника.
Я лично думаю, что самым правильным путем дальнейшей учебы Румянцева будет поступление на радиофизический факультет Московского физико-технического института. Задача этого института — готовить молодых ученых. Он обеспечивает студентов хорошей стипендией и общежитием, и уже с третьего курса студенты прикрепляются к различным научным учреждениям, где они сразу приобщаются к научной работе. Поступление в этот институт связано с большим конкурсом, но мы охотно поможем Румянцеву подготовиться. Мы попросили преподавателя МФТИ Ю. А. Бычкова взять над ним шефство. Ю. А. Бычков сможет проследить, чтобы Румянцев правильно подготовился к вступительным экзаменам, и я думаю, что если бы Румянцев смог раз в два месяца приезжать в Москву для консультаций, это обеспечило бы поступление в институт. Я надеюсь, что Вы окажете содействие Румянцеву и отпустите его в эти поездки. Я был бы Вам благодарен, если бы Вы смогли написать нам о Румянцеве более подробно, так как, ввиду его скромности и застенчивости, нам было трудно составить себе Полное представление о нем.
Я написал Вам это письмо, зная со слов Румянцева, что Вы хорошо к нему относитесь. Для нас же, ученых, подбор и воспитание молодых кадров есть залог успешного развития нашей науки, и мы всегда рады помочь юноше в развитии его таланта[205]
Уважающий Вас П. Капица
142) А. А. ЛЯПУНОВУ 18 июня 1962, Москва
Профессору А. А. Ляпунову
Дорогой Алеша,
Вам Сергей[206] рассказал историю Бориса Румянцева, молодого парня 17 лет, несомненно со способностями и большим интересом к физике. Он живет в Ярославле. Из-за конфликта со школой он оказался исключенным из 11-го класса за месяц до окончания[207]. Подробно обо всех обстоятельствах дела Вам напишет мой референт П. Е. Рубинин. Он направит Вам также различные документы, относящиеся к этому делу.
Я понял, что Вы могли бы взять Бориса Румянцева к себе. Это было бы очень целесообразно. Ему нужно более здоровое окружение, чтобы, во-первых, он мог закончить образование, а, во-вторых, почувствовал свое невежество на данной стадии, объясняемое, в значительной степени, отсутствием в Ярославле физической научной общественности. Как только мы получим от Вас формальное согласие устроить его в Новосибирске, П. Е. Рубинин организует его поездку в Новосибирск[208].
Ваш П. Капица
143) В. Н. БОЛХОВИТИНОВУ 3 мая 1962, Москва
Главному редактору журнала «Наука и жизнь» В. Н. Болховитинову
Глубокоуважаемый Виктор Николаевич,
Я был огорчен, обнаружив в моей статье «Будущее науки», напечатанной в № 3 Вашего журнала, ряд изменений, влияющих на первоначальный смысл. Эти изменения не были согласованы со мной. Это особенно печально, так как сотрудники Вашего журнала обещали мне не изменять «ни одного слова», не согласовав со мной, и, когда они обращаются ко мне, я охотно обсуждаю предлагаемые изменения. Мне непонятно легкое отношение наших редакторов к такой безответственной правке авторского текста. Трудно не видеть, что всякое несогласованное изменение в статье может помимо желания автора поставить его имя под чужими мыслями, что не только вводит читателя в заблуждение, но и дискредитирует автора. Все это есть проявление неуважения к автору и читателю.
Сделанные Вами в статье изменения частично касались поставленного мною вопроса о задержке в развитии общественных наук внешними ограничениями, например, аналогичными тем, которые были в средние века, когда церковь имела власть навязывать свои догматические взгляды естественным наукам. Редакция, по-видимому, согласна с этой точкой зрения, но некоторые из внесенных его изменений направлены к тому, чтобы показать, что такие условия для развития общественных наук имеют место только в одних капиталистических странах. Но своим поступком редакция как раз показала обратное[209].
203
Когда Капица писал это письмо, Л. П. Питаевский уже полгода был младшим научным сотрудником Института физических проблем. И принят он был на работу на вполне законных основаниях — у него была московская областная прописка, он жил в поселке Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн АН СССР, в Подольском районе. Но Капица, когда приглашал Питаевского, обещал получить для него квартиру в Москве. И он не мог не выполнить своего обещания.
204
Когда письмо Капицы пришло в Ярославль, Л. И. Фриман, аспирант-математик Ярославского педагогического института, временно исполнявший обязанности директора школы, в которой учился Борис Румянцев, в школе уже не работал. Новый директор, Р. П. Бочанова, на письмо Капицы не ответила. Борис был «трудным» парнем, и письмо академика из Москвы явно мешало воспитывать его привычными методами. Однажды Борис вместе с двумя приятелями забрался поздним вечером в красный уголок домоуправления. Там они дрались и шумели. Жильцы пожаловались в милицию. Прокуратура передала это «дело» в комиссию по делам несовершеннолетних при райисполкоме. Обсуждением на комиссии все и ограничилось. Но школа, воспользовавшись запросом из прокуратуры, направила туда «уничтожающую» характеристику на своего ученика. В характеристике были перечислены все прегрешения Бориса за многие годы его школьной жизни, но ничего не говорилось о вызове в Москву и о письме Капицы.
Борис Румянцев был исключен из школы за месяц до ее окончания, без права сдачи экзаменов на аттестат зрелости экстерном.
205
Статья Б. А. Румянцева «О механизме ускорения некоторых частиц плазмы» поступила в редакцию ЖЭТФ 2 сентября 1961 г. с коротким сопроводительным письмом: «Мне 17 лет. Я учусь в 11 классе 43 школы. Около 3-х лет занимаюсь физикой и математикой. Это моя первая серьезная работа. Я очень хотел бы напечатать ее у Вас в журнале. Если это невозможно, то нельзя ли узнать Ваше мнение о ней, для меня это было бы очень важно. Румянцев Б. А. г. Ярославль».
Отзыв на эту работу профессора МГУ И. М. Подгорного, отправленный в редакцию журнала 5 октября, завершается следующими словами: «Автор статьи, по-видимому, добросовестно изучил некоторые работы по физике плазмы. Несомненно, он обладает определенными знаниями в этой области физики. К сожалению, он пытается объяснить явление, не используя имеющиеся в настоящее время экспериментальные данные относящиеся к определенным условиям эксперимента. Если бы настоящая работа была получена мною в качестве материала для оценки знаний т. Румянцева при поступлении в МГУ, я не задумываясь поставил бы «5», но для публикации в ЖЭТФ она явно не подходит».
9 ноября заместитель главного редактора ЖЭТФ профессор Е. М. Лифшиц направил Борису Румянцеву следующее письмо: «Многоуважаемый тов. Румянцев,
Ваша статья «О механизме ускорения некоторых частиц плазмы» была направлена нами специалисту по рассматриваемому Вами вопросу физики плазмы (копия его отзыва прилагается), после чего была рассмотрена на заседании бюро редколлегии 31 октября.
Хотя публикация этой статьи по причинам, указанным в отзыве, была признана нецелесообразной, все члены редакции были рады отметить высокий научный уровень, на котором эта статья написана.
Было высказано пожелание, чтобы Вы приехали в Москву, где Вы могли бы установить связи с физиками, работающими в области физики плазмы в Институте физических проблем и Институте атомной энергии.
На случай, если такая поездка встретилась бы с затруднениями материального характера, акад. П. Л. Капица выразил готовность принять расходы по поездке на счет Института физических проблем».
206
С. П. Капица.
207
См. письмо № 141 и комментарий к нему.
208
Вскоре Борис Румянцев приехал в Новосибирск и был принят в летнюю физико-математическую школу Сибирского отделения АН СССР. Руководил этой школой проф. А. А. Ляпунов. В августе 1962 г. Борис начал работать лаборантом в Институте ядерной физики. Он сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости и поступил на физический факультет Новосибирского государственного университета. Учился, совмещая учебу с работой в Институте ядерной физики. В 1970 г. в Москве, на заседании ученого совета Научно-исследовательского института ядерной физики МГУ состоялась защита его кандидатской диссертации на тему «Исследование коллективных колебаний атомных ядер»
209
Приводим отрывок из статьи «Будущее науки» с редакционными «изменениями», о которых пишет П. Л. Капица. Слова, которых не было в первоначальном тексте, выделены квадратными скобками.
«Естественно поставить вопрос: почему даже в наше время, которое многими называется временем научно-технической революции, [во многих странах] общественные науки так слабо развиваются? Мне думается, что наиболее естественное объяснение задержки развития общественных наук заключается, как всегда в таких случаях, в существующих сейчас [там] неблагоприятных условиях.
Я позволю себе пояснить эту мысль несколько прямолинейной аналогией, которая объясняет то состояние, в котором сейчас находятся общественные науки [в капиталистических странах].
Мне думается, что создавшиеся [там] сейчас внешние условия для общественных наук несколько подобны тем, в которых естественные науки были в средние века. Хорошо известно, что главным тормозом развития естественных наук в то время было схоластическое окружение. В те времена церковь брала на себя монополию схоластически-догматического толкования всех явлений природы, решительно отметая все, что хоть в малейшей мере противоречило каноническим писаниям. Этим и тормозилось развитие естественных наук. Только триста лет тому назад естественные науки вырвались из-под опеки церкви и стали быстро развиваться, и это развитие идет нарастающими темпами по сей день! Сейчас в [капиталистическом] мире существует большое разнообразие государственных структур, которые признают за истину только то в общественных науках, что доказывает целесообразность этих структур. Естественно, что при таких условиях развитие общественных наук сильно стеснено».
В оттисках этой статьи, которые Капица разослал многим ученым, он тщательно вымарывал все цензурные вставки.
Справедливости ради надо отметить, что редакция журнала была вынуждена изуродовать статью очень уважаемого ею автора. Когда часть тиража журнала была уже напечатана, пришло указание высоких идеологических инстанции печатание номера приостановить. Из готового тиража «крамольный» текст выдирался и заменялся новым — «исправленным»