Страница 69 из 91
125) А. П. НЕСМЕЯНОВУ 20 октября 1951, Николина Гора
Президенту Академии наук СССР академику А. Н. Несмеянову
Глубокоуважаемый Александр Николаевич,
Исполняя просьбу академика А. В. Топчиева, посылаю Вам записку о ходе моей работы[173]
Как Вы из нее увидите, сейчас, к сожалению, не очень удачный момент для подведения итогов.
Как только была получена долгожданная электроэнергия, я полностью ушел в работу. Работа оказалась на редкость интересная и увлекательная. Давно я не работал так интенсивно. Пожалуй, только в молодости работаешь с таким увлечением и напором. Работа идет хорошо. К тому же, проблема очень для нас важная, и, насколько можно предвидеть в таких случаях, она может быть решена. Если поможете ускорить ее решение, то буду Вам очень благодарен.
Главное, что мне нужно, это еще надежные руки для помощи и более совершенное и современное оборудование. Правда, согласно русской пословице «голь на выдумки хитра» — удается и с имеющимися сейчас У меня весьма скромными средствами придумывать разные «фокусы», чтобы выходить из технических трудностей, но, к сожалению, это всегда сопряжено с потерей времени.
В записке я указываю обо всем, что мне нужно в данный момент[174]
Надеюсь, что присланный материал Вас устроит.
Уважающий Вас П. Капица
126) Г. М. МАЛЕНКОВУ 22 июля 1953, Николина Гора
Председателю Совета Министров СССР Г. М. Маленкову
Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович,
Два месяца тому назад, 15 мая, у Президента Академии наук СССР А. П. Несмеянова в присутствии академика А. В. Топчиева и товарища Б. Р. Лазаренко происходило совещание, о котором, мне думается, в связи с событиями последних дней мне следует Вам написать[175].
Совещание было по поводу организации моих работ в области электроники, и, поскольку Президент проявлял нерешительность в их поддержке, я поднял вопрос о причине того, что вот уже 7 лет мне, как ученому, не дают возможности полноценно работать. Я просил Президента указать хоть на одну крупную ошибку в моей научной работе, которая могла бы оправдать такое отношение ко мне.
Факты говорят как раз обратное. Когда меня наказывали в 1946 г., в основную вину мне была поставлена ошибочность предложенного и разработанного мною нового направления в кислородной проблеме — именно цикл низкого давления. Я и некоторые другие ученые не были согласны с этим, и последующие годы действительно показали, что постановление Совета Министров, касающееся оценки моих работ, несомненно, было ошибочно. Теперь мои работы в области кислорода пользуются широким признанием не только за границей, но и у нас. Как раз сейчас крупнейшая установка в Туле построена по моему циклу низкого давления и с моими турбодетандерами. Как и следовало ожидать, все экономические показатели этой установки получились значительно выше прежних немецких установок высокого давления.
По-видимому, я был одним из первых ученых, который открыто выступил и указал на реальность использования атомной зиергни для создания атомных бомб колоссальной разрушительной силы и указал на необходимость работать над этими вопросами. (Я имею в виду мое выступление в Колонном зале на антифашистском митинге 12 октября 1941 г.)[176]
Так почему же, спросил я, вот уже 7 лет» меня лишают моих учеников, сотрудников, созданных мною уникальных установок для работы в области низких температур и сильных магнитных полей? Эти работы, по общему признанию, выдвигали пашу советскую науку на ведущее место в одной из крупнейших областей современной физики.
Я ставлю перед ним как Президентом вопрос, что я сделал такого плохого, чтобы могло быть оправдано теперешнее систематическое удушение моих научных работ? Несмеянов ответил, что он считает, что причина этого отношения не вызвана моей научной деятельностью и она не была ему сообщена как Президенту Академии наук.
Я попросил его обратиться в Правительство с официальным запросом и выяснить эту причину, потому что не только как ученый, но и как советский гражданин а имею право знать, в чем я неправильно поступаю, и его положение Президента Академии наук обязывает ответить на такой вопрос академика. После такой резкой с моей стороны постановки вопроса Президент спросил меня, не было ли у меня личного столкновения с некоторыми из членов Правительства. Я ответил, что У меня не было таких столкновений, если не считать
Вознесенского. Несмеянов заметил, что теперь это не имеет значения, и спросил, не было ли у меня столкновений с Берия. Я сказал, что действительно у меня был с ним ряд крупных расхождений, но все эти разногласия касались дела, и я думал, что у нас в стране это не может быть причиной для того, чтобы лишать ученого возможности научно работать. Мне сказали, что напрасно я так думаю, и присутствующий при этом академик Топчиев указал, что как раз Берия всецело ведает теми областями новой техники,, к которым относятся н мои работы — как теперешние, по электронике, так и прежние.
После этого разговора я все же не мог поверить, что Несмеянов и Топчиев правы и что в нашей стране развитие научных проблем может определяться нерасположением к ученому отдельного руководящего лица[177].
Сейчас, в свете событий последних дней, приведенный разговор приобретает совершенно новый смысл. По-видимому, у академиков Несмеянова и Топчиева имеются данные, которые привели их к заключению, что лично Берия все эти годы тормозил и губил развитие моей научной работы.
В связи с этим я думаю, что сейчас я имею основания поставить вопрос перед Советом Министров о пересмотре отношения к моей научной работе.
Я прошу о следующем.
В кислородной проблеме факт успешного перехода промышленности на предложенный мною цикл низкого давления для получения больших количеств кислорода и работающий на моих турбодетандерах как у нас, так и за границей, несомненно, показывает, что оценки моих работ в постановлении Совета Министров от 17 августа 1946 г. № 1815—782 и в постановлении Академии наук СССР от 20 сентября 1946 г., протокол № 23, являются ошибочными[178].
Признание этой ошибки не только будет благотворно для развития передовой советской науки, так как даст уверенность нашим ученым, что научная истина у нас в Союзе торжествует, но это важно также для успешного развития моих настоящих работ в области электроники. Я не собираюсь в своих научных работах возвращаться к кислородной проблеме, но такое решение нужно сейчас еще для того, чтобы я смог напечатать свою книгу по теории циклов, применяемых при решении кислородной проблемы. Эта книга листов на 20 - 30 уже на три четверти давно мною написана.
Хотя отдельные главы из нее ходят по рукам и ими пользуются, все же издать ее целиком было бы полезно. Если не будет снята официальная тень, лежащая на моих работах в области кислорода, я не смогу опубликовать эту работу.
Такнсе я думаю, что следует поднять вопрос об установлении нашего приоритета и материального использования наших патентов по турбодетаидерам и циклу низкого давления за границей, в особенности в США. Об этом вопросе я уже подробно писал товарищу Микояну, и я посылаю на Ваше усмотрение копию этого письма[179].
Больше всего меня сейчас волнует судьба Вам известной разрабатываемой мною проблемы электроники больших мощностей. За эти годы, несмотря на все трудности и препятствия, которые лежали на моем пути, я все же так далеко продвинул решение этой проблемы, что научная общественность в лице известной Вам академической комиссии еще год тому назад единодушно высказалась за поддержку и развитие моих работ. Но решение комиссии до сих пор не было осуществлено, и я не получаю нужной мне помощи. Причина этого сейчас становится ясной из приведенного мною разговора с Несмеяновым и Топчиевым и заключается в том, что этому мешал Берия, и теперь это должно прекратиться.
173
К письму была приложена «Вторая записка» о ходе работы по теме «Получение направленных энергетических пучков большой мощности». Первая записка об этой работе была направлена С. И. Вавилову 5 мая 1950 г.
174
«Если Академия наук считает желательным ускорить ход моих работ,— писал Капица,— то следующие мероприятия помогут это осуществить.— Перечисляю их в порядке важности...»
Приводим первые два пункта из этого перечня.
«1. На ближайшие два-три месяца прикомандировать ко мне моего ассистента С. И. Филимонова, который сейчас помогает мне только на половину своего рабочего времени.
2. Предоставить мне возможность систематически пользоваться мастерскими И. Ф. П. и, когда нужно, вызывать по моему выбору одного из мастеров к себе в лабораторию для производства специальной работы под моим непосредственным наблюдением».
175
10 июля 1953 г. в газетах было опубликовано информационное сообщение о Пленуме ЦК КПСС, на котором был заслушан «доклад Президиума ЦК — тов. Маленкова Г. М. о преступных, антипартийных н антигосударственных действиях Л. П. Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала...» Берия был выведен из состава ЦК КПСС и исключен из рядов партии.
Одновременно было опубликовано постановление Президиума Верховного Совета СССР об освобождении Берии с поста первого заместителя председателя Совета Министров СССР и передаче его дела на рассмотрение Верховного суда СССР.
176
Приводим выдержку из выступления Капицы на антифашистском митинге ученых 12 октября 1941 г.:
«Одним из основных орудий войны являются взрывчатые вещества. Наука указывает принципиальную возможность увеличить их взрывчатую силу в полтора-два раза. Но последние годы открыли еще новые возможности — это использование внутриатомиой энергии. Теоретические подсчеты показывают, что если современная мощная бомба может, например, уничтожить целый квартал, то атомная бомба, даже небольшого размера, если она осуществима, могла бы уничтожить крупный столичный город с несколькими миллионами населения» (Правда. 1941. 13 октября. С. 3).
177
Капица знал, конечно, кто «управлял» его травлей. Об этом свидетельствует одна фраза в его письме к И. В. Сталину от 18 декабря 1946 г. Упомянув свое письмо, где он критиковал работы но атомной бомбе и лично Берию (письмо .IV» 98), он пишет: «По-видимому, я недостаточно учел, что критика, став известной, может быть неправильно истолкована и вызвать для меня неприятности, как это [и] случилось».
Почему же он не сказал об этом А. П. Несмеянову? Да потому, что в мае 1953 г. Берия был еще в полной силе, и подтверждать подобные «предположения» Несмеянова и Топчиева было безрассудно и смертельно опасно. Мы знаем, что Капица, когда это было нужно для дела, для страны, не останавливался и перед смертельной опасностью, но безрассудным он не был никогда.
178
Эти постановления были отменены лишь в 1958 г. (см. прим. 2 к письму № 137).
179
См. письмо № 121.