Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 91

2) Мне хочется сказать несколько слов о споре Лысенко с Вавиловым. Я считаю, что в науке всякий спор, всякая дискуссия, как бы разны ни были мнения, является прекрасным стимулом и приносит большую пользу. Ведь наука есть не что иное, как обобщение опытов, а опытный материал, если он правилен, остается незыблемым, как сама природа, на веки вечные. Теоретические обобщения непрерывно меняются с тем, как наш опыт растет. Поэтому всякое теоретическое построение, как бы оно крупно ни было, все же будет меняться. Спорят ученые обычно о теориях. Но вот тут-то и важно, чтобы спор всегда велся на базе опытного материала, только тогда спор плодотворен.

У нас в дискуссии стали применять не только нелепые, но вредные методы. Это не только обнаруживается в спорах генетиков, но [и] в физике — в безграмотной с научной точки зрения статье Максимова в 7 номере «Под знаменем марксизма»[88], в истории, пример — критика книги Тарле о Наполеоне, помещенная в «Правде»[89]. Аргумент схематично следующий, если в биологии ты не Дарвинист, в физике ты не Материалист, в истории ты не Марксист, то ты враг народа. Такой аргумент, конечно, заткнет глотки 99% ученых. Конечно*, такие методы спора не только вредны для науки, но также компрометируют такие исключительно могучие теоретические построения, как Дарвинизм, Материализм или Марксизм. Тут надо авторитетно сказать спорящим: спорьте, полагаясь на свои научные силы, а не на силы товарища Ежова.

3) Я тут председатель комиссии по техническому снабжению Академии наук. Но дела наши идут плохо. Я писал тов. Чубарю еще месяца два тому назад, писал в Наркомвнешторг.

Мне нужны общие директивы, как вести это дело. Искать их в Академии наук безнадежно, там полная бесформенность, а порядка там меньше, чем на Канатчиковой даче. Такие условия работы меня тяготят, и я очень хотел бы ее оставить. К тому же, сейчас очень недурно идет работа в лаборатории, и я жалею, что день имеет только 24 часа.

Привет. П. Капица

55) Н. БОРУ 10 декабря 1937, Москва

Дорогой Бор,

Я получил Ваше письмо о смерти Резерфорда, оно, по-видимому, разминулось с моим. Я получил целый ряд писем от друзей, и это поразительно, как мною людей высоко ценили Резерфорда. Мне нужно было выступить с большой публичной лекцией о Резерфорде и написать несколько статей о нем.

Все это время я был очень занят работой по вязкости гелия ниже Х-точки[90]. Может быть, Вы помните, что я говорил Вам о плане этой работы во время Вашего пребывания здесь. Эксперименты развертываются, но предварительные результаты весьма интересны. Оказывается, ниже Х-точки вязкость гелия действительно падает более чем в 1000 раз. Я предполагал, что вязкость в 10 раз меньше, а она оказалась в 10 000 раз меньше вязкости газообразного водорода при самой низкой температуре, при которой вязкость измерялась.

Весьма трудно представить себе «безвязкостную» жидкость, и свойства ее очень забавны. Очевидно, что данные Кеезома в его экспериментах по весьма высокой теплопроводности гелия-П могут легко быть приписаны неизмеримо малой вязкости. Скорость возникновения конвекционных потоков в жидкости обратно пропорциональна квадрату вязкости. Явление малой вязкости весьма ярко выражено и легко наблюдается.

Я проделал эксперименты около 20 раз, изменяя условия и пытаясь обнаружить возможные ошибки, но не смог найти ни одной. Посылаю Вам с этим письмом копию моей предварительной заметки в «Nature»[91]. Так что, если это Вас заинтересует, Вы можете просмотреть ее.

Теперь о Ландау и возможности его приезда, чтобы поработать с Вами. Я говорил с ним об этом, и он сказал, что в настоящее время он очень занят своей повой теоретической работой и думает, что было бы лучше отложить его визит на более поздний срок.

Семья чувствует себя хорошо, Питер ходит в школу, зима в полном разгаре, много снега и прекрасные лыжные прогулки. Надеемся увидеть Вас снова летом.

Сердечный привет и самые лучшие пожелания с наступающим Новым годом Вам и г-же Бор.

Искренне Ваш П. Капица

56) В. Л. КОМАРОВУ 17 февраля 1938, Москва

Президенту Академии наук СССР академику В. Л. Комарову

Многоуважаемый Владимир Леонтьевич/

Я очень внимательно продумал создавшееся положение с Комиссией по техническому снабжению Академии наук, председателем которой я состою, и, приняв во внимание изменение функций этой комиссии, произведенное Президиумом, я решил прекратить работу в ней.

Я прилагаю при этом письме официальное заявление в Президиум Академии наук, но хочу Вам высказать те мотивы, которые заставили меня это решение принять.





Когда я несколько меньше года назад согласился начать работать в Комиссии по техническому снабжению, то главное, что заставило меня заняться этой работой, было убеждение, что из многих препятствий для успешного развития научной жизни в Союзе одним из основных является очень плохая организация материальной базы, в особенности научного снабжения. При всех, даже очень благоприятных остальных условиях, без хорошего научного снабжения нельзя иметь здоровую активную науку в стране.

Организуя свой институт, я увидел, что научное снабжение в стране плохо организовано в значительной мере по вине самих же ученых, которые не проявляют ни достаточного интереса, ни достаточной энергии, чтобы его наладить. И в частности, в нашем институте мне удалось значительно улучшить снабжение по сравнению, я думаю, с большинством институтов Союза. Свой опыт в этом направлении я и хотел использовать в работе комиссии. Положение о комиссии, утвержденное Президиумом год тому назад, как раз и было таково, чтобы возможно было полно осуществить это задание. Была поставлена задача: «Добиваться и организовывать правильную постановку научно-технического снабжения в Академии наук СССР; следить за правильным использованием средств, отпускаемых для учреждений Академии наук на научное оборудование».

Для этой работы надо было иметь значительную свободу действий при реорганизации «Техснаба», и необходимым условием работы комиссии я рассматривал подчинение «Техснаба» комиссии и обязательность ее решений для «Техснаба». Из устава комиссии вытекала и окончательность ее решений для «Техснаба».

После того как с утверждением устава комиссии это было достигнуто, я поставил следующие две первоочередные задачи:

1) наладить деловую работу комиссии; и

2) опираясь на эту комиссию, добиться правильной работы «Техснаба».

Мой опыт работы в академических комиссиях показывал, что они работают плохо; их даже, по существу, нельзя было назвать комиссиями — это неорганизованные сборища, выносящие решения без предварительной проработки. Поэтому прежде всего я старался наладить рабочий дух в нашей комиссии.

Это было нелегко. Относительно легче было добиться, чтобы комиссия собиралась по определенным дням в точные часы (два раза в месяц). За неполный год у нас, вместе с экстренными, было 25 заседаний. Но трудно было убедить членов регулярно посещать заседания. Часть их все же проявляла необходимую аккуратность. Важно было также, чтобы члены комиссии были подготовлены к вопросам, решаемым на заседании, т. е. чтобы они предварительно знакомились с рассылаемым материалом и выполняли поручения по обследованиям, экспертизе и пр.

Это стало понемногу удаваться, и мне кажется, что комиссия по техническому снабжению стала превращаться в рабочий орган.

Комиссия таким образом понемногу становилась пригодной для выполнения второй задачи налаживания работы «Техснаба».

Главное, что надо было сделать в первую очередь,— это дать «Техснабу» правильное направление в характере его работы, т. е. из формально-бюрократической организации сделать его организацией, способной вникать в существо порученного ей дела — знающей научные приборы, понимающей потребности институтов и заинтересованной прежде всего в том, чтобы всевозможно облегчить быстрое получение этих приборов, а также ознакомить институты с теми возможностями, которые дает им наша промышленность. Это означало, что из организации, состоящей из снабженцев, формально проводящих и реализующих заявки институтов, «Техснаб» должен превратиться в организацию, изучающую советский рынок приборов, нужды институтов и в свою очередь информирующую их с помощью специального информационного бюро, создающую центральный склад научных приборов и материалов.

88

Речь идет о статье А. Л. Максимова «О философских воззрениях акад. В. Ф. Миткевича».

89

Имеется в виду статья А. Константинова «История и современность» (Правда. 1937. 10 июня).

90

Речь идет о фазовом переходе жидкого гелия, происходящем при температуре —271°С (так называемая лямбда-точка).

91

Статья «Вязкость жидкого гелия при температурах ниже лямбда-точки» была опубликована в 1938 г. в январском выпуске «Докладов Академии наук СССР» и в английском журнале «Нейчер» 8 января. Сорок один год спустя, в январе 1979 г., эта статья, в которой сообщалось об открытии сверхтекучести, была перепечатана журналом «Природа» в связи с присуждением Капице Нобелевской премии за фундаментальные открытия и изобретения в области физики низких температур.