Страница 7 из 33
«Я не раз говорил в своих выступлениях, что перед нами не пузырь, а всего лишь пена – много маленьких локальных пузырьков, которые никогда не вырастут настолько, чтобы представлять угрозу здоровью нашей экономики». Так Алан Гринспен писал в своем труде «Век нестабильности» еще в 2007 г. Ну, и вы будете называть его мудрецом?
А уже в октябре 2008-го Гринспен признает: он недооценивал создающиеся риски и слишком верил в свободный рынок, который якобы может оценивать риски лучше государства. Теперь неизбежны, по его словам, ужасные последствия – массовые увольнения и безработица, недоступность кредита, угроза гибели пенсионных накоплений. Отставной глава ФРС считает, что множество «экзотических» финансовых инструментов (пустых бумажек-деривативов) исчезнет. Да и государства не позволят возродиться этому абсурдному спекулятивному «казино». Гринспен также добавил, что происходящее сейчас в мире перевернуло его понимание о том, как вообще функционирует рынок. И текущий кризис может, по его словам, считаться уникальным явлением, которое случается раз или два за сто лет.
Все это похоже на переживания студента, получившего «неуд» за свою первую курсовую работу. Если бы не одно «но»: Алан Гринспен считался наивысшим экономическим авторитетом почти двадцать лет. Он – олицетворение неолиберального, ультракапиталистического курса, коим США и весь Запад следовали с начала 1980-х. Олицетворение глобализации и либерализации по-неоконсервативному. Олицетворение политики максимально освобожденного рынка при минимуме государственного регулирования. И крах Гринспена – крах всего этого курса.
Примечательно, что бывший шеф ФРС формировался как личность как раз во времена нелиберального, полусоциалистического Нового курса Рузвельта и его преемников (1932 г. – середина 1950-х). Более того, его отец Герберт Гринспен, сам бизнесмен и финансист, слыл ярым сторонником широкого использования плановых начал и государственных программ в экономике и даже написал по этому поводу книгу. Но его сын качнулся в откровенный ультралиберализм. Огромное влияние оказало на него знакомство в 1953 году с дамой-философом Эйн Рэнд (Алисой Розенбаум). Она родилась в 1905 году в Санкт-Петербурге, в семье фармацевта Зиновия Розенбаума. Окончив Петроградский университет в 1924 году, а потом – Государственный институт кинематографии, она в 1931 году эмигрировала из СССР в США, где и взяла себе новое имя.
Как вспоминал впоследствии сам Гринспен, «она заставила меня поверить, что капитализм – это не только эффективная и практичная система, но еще и высоконравственная». Рэнд-Розенбаум была ко всему прочему фанатичной антисоветчицей и сторонницей превосходства свободного рынка над любыми формами коллективизма и социализма. Она всячески доказывала нравственность либерального капитализма, считая свободный рынок необходимым злом, каковое, дескать, наилучшим образом подходит для несовершенной человеческой натуры. Она произносила гневные тирады против благотворительности и равного распределения материальных благ из сострадания к ближнему, так как эти явления, мол, не соответствуют единственно верным принципам рыночного капитализма, разумного индивидуализма и рационального действия в исключительно своих интересах. Мол, только капиталистическая система ценностей на основе принципов свободного рынка может выступать универсальным регулятором не только в политических и экономических процессах, но и в отношениях между людьми.
Другим учителем Гринспена был знаменитый Мильтон Фридман, создатель теории монетаризма – неограниченного капитализма.
И вот Гринспен, дорвавшись до высшей финансовой власти в США (и, как следствие, во всем мире), попытался воплотить в жизнь эту ультралиберальную утопию. И сейчас своими глазами видит ее крах.
Подумать только! Ведь еще летом 2005 года свет увидело 93-страничное аналитическое исследование «Норма Гринспена», где либеральные светила– экономисты Принстонского университета Алан Блайндер и Рикардо Рис (Ricardo Reis) пели Гринспену настоящую осанну: «Мы считаем, что у нас есть все основания заявлять, что Алан Гринспен – величайший руководитель центрального банка из всех, когда-либо живших на Земле...» Сенатор от республиканской партии Джон Маккейн в 1999 году заявил: «Я бы не только назначил его главой ФРС на новый срок... Если бы он, не дай бог, умер, я бы поступил так же, как в фильме «Уик-енд у Берни». Я бы надел ему на глаза темные очки и, поддерживая его (в стоячем положении. – Прим. ред.), до последнего убеждал бы окружающих в том, что он еще живой...» Маккейн имел в виду сюжет черной комедии, где герои, угодив в неприятную ситуацию, выдавали умершего босса за живого человека. Сегодня все вышло ровно наоборот: Гринспен жив, но не знает, куда деться от стыда.
...Самое интересное во всей этой истории – полная слепота спесивой и самоуверенной экономической науки Запада, еще вчера с апломбом и безапелляционностью заявлявшей о либерализме как об единственно верном учении. О том, что все, дескать, идет нормально, что никакого кризиса не будет. И при этом потрясали перед всем миром якобы безупречными математическими моделями. Американский экономист Нуриэль Рубини, который осмеливался предсказывать нынешний кризис много лет назад, подвергался настоящей травле – точно какой-нибудь «классово чуждый элемент» во время китайской культурной революции в 1960-е или как «неарийский физик» в годы Третьего рейха. Точно так же травили и Линдона Ларуша. Но именно они, «маргиналы», оказались намного более эффективными прогнозистами, нежели все официальные либералы-экономисты Запада, захватившие почти полную монополию в науке, начиная с конца 1970-х!
Они проспали крах «пузыря» так называемой «новой экономики» в 2000–2001 годах. Они хором отрицали очевидное – повышение цен на золото. А до того – бредили вечным «бескризисным ростом» в условиях спекулятивно-«постиндустриальной» экономики. Прозевали они и ипотечный кризис.
Таким образом, мы видим полный крах либерально-монетаристской экономической науки на Западе. Ее представители действительно оказались опасной сектой фундаменталистов-слепцов. И ее монополия в науке завела весь мир в Великую депрессию-2.
В то же время в РФ существовало мощное течение экономистов и ученых, предсказывавших нынешний кризис. С конца 1990-х – сужу по своему кругу знакомых экономистов и аналитиков – об этом говорили Михаил Делягин, Михаил Хазин и Андрей Кобяков, Игорь Бощенко и Леонид Пайдиев. Это не считая десятков авторов аналитических статей в патриотической русской прессе. Кризис давно предрекали и «красные», и «белые» аналитики в РФ. Даже сам знаменитый махинатор-строитель «МММ» Сергей Мавроди уже в 2000 году заявлял, что у Соединенных Штатов – «пирамида», аналогичная его собственной, обрушение коей – вопрос лишь времени.
Получается, что русские оказались намного умнее и дальновиднее западных ученых. Одно только смущает: все помянутые аналитики относились и относятся к неправительственным кругам. Официальная экономическая наука в РФ и ведомственные аналитики до последнего повторяли аргументы обанкротившихся либеральных экономистов Европы и США! А в разработке правительственных программ принимали участие все тот же Егор Гайдар со своим Институтом переходного периода, все те же птенцы «ленинградского либерального гнезда» 1980-х.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Обстановка на Западе складывается критическая. Экономисты «мейнстрима» на Западе обанкротились. Но для вывода Европы и США из новой депрессии нужны новые экономисты со свежими идеями. У Рузвельта, начавшего Новый курс в 1932 году, вместо тогдашнего либерального монетаризма в запасе была целая когорта профессоров-экономистов с левыми взглядами. Например, профессоры Тагвелл и Берли из Колумбийского университета. Тагвелл в 1932 году, став консультантом по вопросам сельского хозяйства, откровенно воспевал опыт СССР, где создается система, обеспечивающая «необходимое для всех, а не роскошь для немногих». Не будучи коммунистом, он ратовал за планово-рыночную, смешанную экономику. Берли, консультируя Рузвельта по вопросам денежного обращения, считал наибольшим злом засилье олигархического капитала. Мол, нет большой разницы, управляют ли страной «комитет комиссаров или группа директоров». Надо, дескать, строить «коллективизм без коммунизма», жестко регулируя монополии и сверхкрупный бизнес.