Страница 76 из 81
— Как?!
— Не знаю как, но Эльза Мартыновна однажды утром даже не смогла войти в офис, чтобы собрать свои вещи: ей их потом прислали курьером. Ручку чернильную, кружку и сапоги зимние, которые в ящике стола хранила.
— Но как?! Как эта мелкая сучка устроила такое?! — опешила я.
— Используя свои связи, — объяснил Павлик.
— Какие у нее связи, у этой сучки?! — взвизгнула я.
— Очень большие, между прочим. Ты не знала, кто у нее отец? — удивился Павлик. — Председатель Верховного суда города Москвы господин Федор Босяков, уголовная кличка — Босс. Она тут всех очень хорошо выстроила. Ты действительно не знала, кто ее папа?
Я почувствовала, что у меня перед глазами все поплыло.
— Павлик… — прошептала я. — Вы там совсем с ума сошли? Вы там все идиоты, что ли? Это просто однофамилец!
— Не бывает таких совпадений, — усмехнулся Павлик.
— Павлик! Кому вы верите, идиоты?! Кому? Он — Федор, она — Филипповна!
Настала пауза — слишком уж долгая для международного звонка.
— Вот черт, — выдавил наконец Павлик. — И правда. А я ведь тоже купился… И уволился. Я не в розыске, но больше не работаю там. Даша понимает, что если меня арестуют, я дам показания совсем не в ее пользу. У нас с ней негласное перемирие…
— Ах ты сволочь! — взвизгнула я.
Павлик ничего не ответил, грустно шмыгнул носом. Или мне показалось из-за помех? Я помолчала, а потом мне стало страшно, что он сейчас повесит трубку.
— Эй! — позвала я. — Ты еще здесь?
— Здесь, — откликнулся Павлик.
— Павлик, что мне делать? — спросила я тихо. — У меня кончились деньги, у меня даже кредитку заблокировали. Наверно, мобильник оставили, чтобы прослушивать.
— Да, — сказал Павлик. — Наверно.
— Послушай… — Мне вдруг стало стыдно, но выхода не было. — Послушай, а ты мне можешь прислать денег? Мне нужно несколько тысяч — может, десять или даже двадцать… Я отдам потом, честное слово!
— Нет, — ответил Павлик. — Зачем тебе столько? Я могу тебе оплатить билет в Германию, если твоя шенгенка еще действует. Или в какую-нибудь безвизовую страну, если не действует. А там подумаем, как решить твою проблему. Сообщишь господину Босякову, что у него появилась дочь, пусть разберется по-отцовски… А дальше будет видно. Не забывай только, что твой мобильник прослушивается.
— Мне не нужна, черт побери, Германия! — взорвалась я. — Мне надо арендовать вертолет и добраться до Кайлаша!
— Так я и думал, — вздохнул Павлик. — И почему у меня не было сомнений? Ленка, ты никогда и ни за что не арендуешь в Лхасе вертолет на Кайлаш. Тибет — это оккупированная территория, вертолеты только у китайских военных. Взятку ты им не дашь, в Китае за взятку смертная казнь.
— Нет! — закричала я. — Нет! Не может такого быть! Должен быть способ! Должны быть туристические компании!
— Леночка, — перебил Павлик, — ты, по-моему, не понимаешь до сих пор: в Китае нельзя высаживаться на вершину Кайлаша. Нельзя! Понимаешь? А «нельзя» в Китае — это действительно «нельзя». А не как ты у нас привыкла. Кайлаш — запретная гора, никто и никогда не высаживался на ее вершину. Это запрещено категорически — религиями, законами, традициями Тибета и Китая. Все равно как из черного камня Каабы сделать пепельницу или сдать Храм Гроба Господнего под стриптиз-бар. Понимаешь?
— Но ведь люди туда взбирались! И мой отец там был!
— Возможно. Но тайно, пока никто не видел. Не на китайских вертолетах.
Я помолчала. Черт побери, Павлик был прав.
— Хорошо, — процедила я сквозь зубы. — Я пойду туда сама. Пешком.
— Вообще-то от Лхасы тысяча километров, — заметил Павлик. — Несколько дней на джипах едут.
— Доеду на джипе, а дальше пойду пешком.
— Ты когда-нибудь ходила в горы? — удивился Павлик.
— Нет.
— У тебя есть горное снаряжение?
— У меня есть кислородные баллончики. Какое еще там надо снаряжение?
— Теплая одежда особая — там дико холодно. Веревки, крюки, специальные карабины и все такое. Ботинки с кошками. Ледорубы. Специальная еда. Кислород, наверно. Деньги на шерпов.
— Шерпы — это что?
— Шерпы — это такие носильщики и проводники из местных, — объяснил Павлик. — Они идут за альпинистами и несут их вещи, пока те покоряют вершины мира.
— Нет. У меня ничего такого нет. Но я все равно пойду, ты меня знаешь.
— Да, — вздохнул он, — я тебя знаю. Ты все равно туда пойдешь. Кто бы сомневался.
— И? — спросила я с надеждой. — Ты мне не поможешь?
— Помогу, — вздохнул он. — Кто бы сомневался.
— Ты пришлешь денег?
— Нет.
— А как ты мне собрался помочь? — удивилась я. — Прилетишь сюда в Лхасу с деньгами, одеждой и веревками?
— Да.
Я опешила.
— Ты с ума сошел? И когда?
— Через пять-шесть дней.
— Наивный Павлик! — усмехнулась я. — Да тебе одни лишь китайские-тибетские визы месяц оформлять! Если со взятками — две недели, не меньше!
— Спасибо, я в курсе, — ответил он. — Три недели назад подал документы. К среде будет готово.
Круг паломников
Я действительно не представляла, что в горах может быть настолько холодно. Еще в Лхасе я купила себе уродливую оранжевую куртку и такие же мешковатые штаны, но и они на ветру спасали не всегда. К подножию Кайлаша я доехала в джипе с французскими туристами, с которыми удачно познакомилась еще в отеле в Лхасе. Вместе с ними я и отправилась пешком в обход горы — этот круг паломников назывался священной Корой — с ударением на первое «о». Здесь мы договорились встретиться с Павликом, который добирался через Непал и Катманду — так, объяснил он, будет быстрее, и возникнет меньше вопросов у таможни по поводу горного снаряжения.
В первый же день французы сдулись. Одна из девушек подвернула ногу, ее мальчик впал в истерику, а остальные стали хором жаловаться на горную болезнь. В итоге они эвакуировались на джипе, и дальше я пошла одна.
Как ни странно, горная болезнь меня больше не трогала, а телу довольно быстро стало все равно. Это состояние сложно описать словами, но я попробую. Вокруг царил холодный пронзительный ад, в нем одновременно была потрясающая неземная красота и весь груз человеческих грехов и страданий — наверно, в таком аду после смерти вечно горят Рерих и Блаватская. Свинцовым было все — и рюкзачок за спиной, и ноги, и даже веки.
К тому времени я выкинула все лишнее, что у меня было — от лишней одежды до косметички, оставила только мыло и зубную щетку. Меня немного беспокоило, в каком непричесанном виде я предстану перед Павликом, но я рассудила, что, какой бы я ни была, он вряд ли повернется и уедет так сразу. Смартфончик и нотик я подарила французам. Они долго не хотели брать и все грозились прислать мне по почте. Пришлось им последовательно рассказать несколько противоречивых сказок. Я сказала, что у нас в России с этими безделушками нет проблем, и такие штуки принято время от времени выкидывать. Затем сказала, что хочу избавиться от грехов и очистить душу, поэтому выбрасываю те предметы, которые связаны с самыми страшными грехами современного мира. Затем сказала, что в России принято делать подарки в знак благодарности. Все это не действовало, и тогда я с немецкой пунктуальностью расписала стоимость скупки бэушной техники в сравнении со стоимостью аренды джипа и кормежки, которую они мне обеспечили все эти дни бесплатно. Этот аргумент, как ни странно, подействовал — видно, французам не удалось здесь толком достичь просветления и как следует отрешиться от цивилизации продаж. Я взяла с них пятьдесят долларов мелочью, и этого мне вполне хватало на ночлег и еду.
Считается, что один обход вокруг Кайлаша смывает все грехи этой жизни. Ну а сто восемь обходов делают тебя Буддой. Видимо, это была чья-то реликтовая шутка, возможно, того самого Будды: я не знаю, способен ли кто-то проделать этот адский маршрут сто восемь раз. Но я обошла Кайлаш почти три раза прежде, чем встретила Павлика.
Священная Кора рассчитана на пять дней, за которые буддисту или туристу предстоит пройти пешком пятьдесят километров. Паломники действительно шли нескончаемым потоком — тут были и иностранцы, и местные, и все шли, шли, шли… Одни тащили на себе узелки, другие шли налегке, погрузив свои вещи на яков. Тех, кто хотел стать паломником, не утруждаясь ходьбой, везли на мотоциклах. Никто не возражал — все здесь занимались одним делом, кто как умеет. Буддисты и туристы шли по часовой стрелке, а тибетцы, исповедующие Бон, — против. По пути встречались красивые монастыри, я всякий раз подходила к ним, но так и не решалась войти — виной тому, похоже, был отечественный стереотип, который гласит, что уход в монастырь, особенно девушки, является такой же бедой, как сума и тюрьма.