Страница 47 из 81
— Не встречался, — произнес он наконец и вернул мне брелок.
Я задумчиво покрутила его на пальце и бросила в карман сумки.
Тут мне надо было повернуться и уйти. Однако меня не покидало чувство, что с этим местом связанно что-то, способное повлиять на мою судьбу. Как это у меня обычно бывает, я не могла определить заранее, какого рода будут эти перемены — позитивными или негативными. Но Леша выглядел настолько типичным офисным жгутиковым, настолько он был нелеп и безобразен, что представлял собой кристальный пример человека, которым быть не следует. Именно поэтому я решила выяснить его мнение:
— Леша, а можно личный вопрос? Вот если бы ты попал в некое место, где можно выполнить любое желание, что бы ты пожелал?
— А зачем вам? — спросил Леша.
— Мне для анкеты, — соврала я.
— Какой анкеты? — спросил Леша.
— Нам задали, — соврала я.
— Что задали? — удивился Леша.
— Опросить прохожих, — соврала я. — Допустим, есть прибор, который может выполнить любое твое желание. Что бы ты попросил? Деньги? Любовь? Ум? Что?
Леша кивнул с пониманием, наморщил лоб и открыл уже рот, но ответить не успел. Он поднял глаза и посмотрел куда-то за мою спину. Его зрачки расширились, и он рефлексивно вытянулся, словно в салон пожаловал владелец сети.
— Власть, — послышался сволочной голосок за моей спиной, и я резко обернулась.
Передо мной стояла самоуверенная девица в высоких черных сапогах. У нее было обожженное солярием лицо такого темного цвета, который во всех странах мира считается признаком низшей касты, и лишь в Москве — элементом олигархического гламура. Взгляд девицы был таким самоуверенным, какой бывает лишь у владелицы, случайно заглянувшей на собственную точку. Руки ее, сжимавшие меховую сумочку, покрывали бесчисленные кольца с бриллиантиками, чей мелкий размер вполне компенсировался количеством, прекрасно отражая мелочность и жадность хозяйки. Волосы хозяйки были черные, а стрижка пронзительно модной — она напоминала кокосовый орех с небольшими бакенбардами, прикрывающими виски и кончики ушей. Я была шокирована. Впрочем, она тоже.
— Что тебе здесь надо, Гугель? — прошипела Жанна и, хищно пошевелив пальцами, проворно вынула из меховой сумочки травматический пистолет.
Леша за моей спиной испуганно завизжал.
Жанна
У любого человека есть свои враги, даже у безымянной амебы, не имеющей собственного мнения. У человека, который живет, занимается своими делами или хотя бы просто имеет мнение, враги найдутся обязательно в большом количестве, хотя особый шик — делать вид, что ты о них не знаешь. Жанна была не просто моим врагом. Жанна была врагом старинным и абсолютно заклятым. Со злобной иронией судьба постоянно сталкивала нас, и с каждым разом наши встречи становились все более кровавыми. В наших отношениях все было отвратительно. Познакомили нас мамы на юге, когда мне исполнилось пять, а Жанне, соответственно, семь. Для каждой из мам кавайный чайлд являлся, разумеется, тем паравентом, который не дает женщине ощутить все то, ради чего женщине имеет смысл ехать на курорт без собственного мужчины. Шла вторая неделя. Обе мамы еще на что-то наивно надеялись, но уже скучали отчаянно. И вот нашли друг друга.
Не помню, чем именно я развлекала себя на пляже в тот злополучный день, но моей маме стало, как обычно, за меня стыдно, и тогда мне в пример была строго поставлена девочка, которую я возненавидела раньше, чем посмотрела, куда указывает мамин палец. А когда посмотрела, встретила еще более ненавидящий взгляд из-под белесой челки. На этом все могло закончиться: ничто не обещало, что мы должны встретиться. Но тут впервые сработал тот Sprungfeder, который затем продолжал нас сталкивать всю жизнь.
Пляж, море, совок для песка и разбросанные по одеялам конечности отдыхающих, словно сговорившись, образовали на следующий день практически невероятную цепь событий, в результате которой Жанна совершенно справедливо получила в глаза песка, а я, соответственно, лишилась левой косички. После этого наши мамы, разумеется, познакомились.
Я пыталась объяснить, что из этого знакомства не будет ничего хорошего, но тщетно. С тех пор долгих пять лет моя мама мне не верила — пыталась водить с бывшим Жанниным инкубатором дружбу и даже какие-то общие дела. Лишь после одной истории с деньгами, в которой, по счастью, ни я, ни Жанна не были замешаны, мамы рассорились окончательно, и каждая считала себя обокраденной и обиженной.
Но до этого момента я испытала столько бед и лишений, среди которых даже донашивание за Жанной старых платьиц покажется совсем уж детским пустяком.
В свои неполные семь Жанна была сильна и беспощадна. Я же в свои пять не собиралась признать ее авторитет. Каждый день становился поединком, замечать который наши мамы отказывались. Насколько я понимаю, тонкий белесый шрам над бровью от удара ракушкой Жанне удалось свести лишь недавно неимоверной дозой ботокса. Мою бровь Жанна рассекла позже, когда мамы отдали нас в одну балетную школу.
Я с удовольствием пропущу описания всех этих мерзостных сцен, отравивших и мое, и ее детство. Достаточно лишь сказать, что до некоторого времени я искренне полагала, что такими и должны быть отношения любых двух подруг. А все, что я наблюдала на экране кинематографа и ТВ, лишь укрепляло во мне эту уверенность. Когда к двенадцати годам у меня завелась другая подружка, я с изумлением узнала, что подруга может не только делать гадости, а изредка даже чем-то помогать.
В пубертатном возрасте Жанна стала абсолютно невыносимой, а ее амбиции достигли вселенского размаха. Не поделив мальчика, мы устроили первую по-настоящему кровавую драку, после которой у меня оказалось проткнуто рукояткой расчески правое легкое, а у Жанны — напрочь разорвано каблуком левое ухо, из-за чего ей приходилось позорно стричься под горшок, пока в московские клубы не пришла из Гонконга мода на рваные уши.
После этого мы с Жанной не виделись полтора года и снова столкнулись уже в интернете, где я впервые пробовала заработать деньги уже не только киберсквоттингом, но и серьезной сетевой коммерцией. Жанна решила заняться тем же. В отличие от меня ей это удавалось хуже, и Жанна мстила тем, что через банду сетевых дурачков распространяла обо мне в коммюнити самые мерзкие сплетни, какие только могла сочинить. Поскольку Жанна по складу сочинительского таланта была скорее документалисткой, а не фантазеркой, в этих сплетнях отражалась как есть вся ее собственная личная жизнь со всеми ее извращениями, комплексами, обидами и промахами. Я об этом догадалась довольно быстро и без особого труда нашла в кэше Гугля с десяток подтверждений своей догадки, после чего скинула все материалы по Жанне тем же самым сетевым дурачкам, рассудив, что природная жадность рано или поздно заставит Жанну обидеть кого-нибудь из наемников при денежных расчетах, и тогда они распиарят ее материалы бесплатно и с гораздо большим усердием, чем пиарили мои. Я оказалась абсолютно права. Ждать пришлось совсем недолго — все случилось так, как я планировала. Обиженные дурачки радостно взялись за дело и вытащили на поверхность все грязное бельё Жанны, бездарно приврав кое-что и от себя. Жанна была опозорена целиком и полностью, с такой репутацией ей нечего было делать даже в интернете.
Проиграв вчистую схватку в интернете. Жанна долго вынашивала планы мести. И наконец выносила. Она стала вести со мной переписку под видом простого заказчика. Я об этом не догадывалась, поскольку та же самая врожденная жадность не позволила Жанне даже на время фальшивых переговоров предложить мне по-настоящему выгодные условия сотрудничества, и от того переписка наша вышла долгой, напряженной и крайне реалистичной. Все остальное Жанна тоже спланировала с чудовищным злодейством.
Мне поручалось сделать и раскрутить сайт некой строительной фирмы, причем заказчик настаивал, чтобы на баннерах присутствовала фотография конкретной стройки. В то время подручных павликов у меня почти что не было, и большую часть работы я делала самостоятельно. Жанна это знала. Две недели атакуя мой мозг хрестоматийной мантрой о срочности заказа и неповоротливости бухгалтерии, она в итоге прислала мне квитанцию о денежном переводе. Даже в то далекое время я не соглашалась работать без аванса, твердо усвоив, что работа обменивается лишь на деньги, а пустые слова обмениваются на пустые слова и ни на что иное. Квитанция впоследствии оказалась фальшивой.