Страница 30 из 32
А.Л.: У нас интеллигенция не любит близость к власти. Теперь Вас называют придворным джазменом, да?
И.Б.: Ну и пожалуйста, да. Главное, когда мы выступаем в каком-нибудь клубе за границей, там никто не смотрит на партийную принадлежность. Они слушают музыку и аплодируют стоя, как сейчас с Юрой Башметом в Америке. Всем не угодить, кто-то будет недоволен. Ну вот написал Виктор Шендерович, как я случайно заметил в каком-то блоге, что вот «мой добрый друг Игорь тоже вступил в «Единую Россию». Но я все равно его люблю, уважаю и даже не обижаюсь — это его мнение. Я с ним, к сожалению, не виделся, но поговорить и объяснить свою позицию могу. Если меня вдруг заставят делать то, что мне не нравится, то, конечно, я сначала выскажу, а потом, наверное, придется уйти. На сегодняшний момент меня просят делать только то, что я хочу, чтобы я высказал свою точку зрения и поделился своим опытом, успехом. Конечно, для меня, допустим, появление партии «Правое дело» — это был хороший знак, и там я познакомился с очень интересными людьми. Но если идти в «Правое дело», то там реально надо заниматься партийной работой, потому что в небольшой партии — большая работа. Но такая партия тоже имеет право на существование и должна существовать, потому что там есть ценности, которые я тоже разделяю.
Леонид Якубович, телеведущий, член партии «Единая Россия» с 2004 года
Леонид Якубович: Я считаю, что членство в партии — интимный вопрос. А почему нет? Это такой же интимный вопрос, как и многие другие. И почему я должен что-то доказывать? Какой у Вас был следующий вопрос?
Андрей Лошак: Как Вы считаете, должен ли творческий человек иметь гражданскую позицию?
Л.Я.: Что значит — должен? Это потребность. Есть потребность — надо заниматься, нет потребности — заниматься не надо. Другое дело, что я полагаю, что если этим не будут заниматься творческие люди, все остальное превращается в бессмысленную оргработу.
А.Л.: То есть все-таки иногда людям необходимо как-то проявлять свою позицию, да?
Л.Я.: Нет, я так не сказал. Я не сказал, что это необходимо. Все зависит от обстоятельств. Люди бывают разные вне зависимости от профессии, а также от пола. Есть лидеры, а есть ведомые. Заниматься подобными делами — это значит вести за собой кого-то, даже если ты просто агитируешь, ты превращаешься в ведущего. Ведущий, по крайности, должен знать курс, а ведомый должен следовать за ведущим.
А.Л.: Но Вы, как ведущий, считаете для себя возможным проявлять...
Л.Я.: Я ведомый.
А.Л.: А по профессии — ведущий, Леонид Аркадьевич.
Л.Я.: Видите ли, у меня другая профессия, я Вам как летчик говорю: я — ведомый. Для меня главное — держаться за хвост ведущего.
А.Л.: А ведущим в данном контексте Вы бы кого назвали?
Л.Я.: Так конкретизировать немыслимо.
А.Л.: Ну, это что — власть, работодатель или что?
Л.Я.: Вообще, я Вам сейчас скажу одно слово, которое из нашего лексикона исчезло. И я бы за этим словом пошел, но, честно сказать, оно далеко, как мечта, и следовать за ним очень трудно. Это слово — совесть. Это, пожалуй, единственный ведущий. И в 1990-е годы, как, наверное, и в 1917 году, другие люди, я страшно верил, что из-за этого все и происходит. Теперь такой 100-процентной уверенности у меня нет.
А.Л.: А что произошло?
Л.Я.: А ничего. Все, что я вижу на улице, то и произошло. Меня просто в детстве когда-то учили, что не все покупается и не все продается. Поскольку этот лозунг на сегодняшний день себя исчерпал, то я привыкаю к другой жизни и к другой действительности, в которой, кстати, это слово отсутствует.
А.Л.: Так почему же Вы вступили в «Единую Россию»?
Л.Я.: Так исторически сложилось. Я был членом координационного совета на первом собрании этой организации.
А.Л.: А если Вы вот так скептически смотрите на общую ситуацию, не возникала мысль выйти оттуда?
Л.Я.: Так не бывает. Я еще раз говорю, мы про это говорить с Вами не будем, куда я вошел и откуда я вышел, это я буду решать сам, абсолютно это не афишируя. Но у меня есть свои представления о действительности.
А.Л.: Как Вы относитесь к последним выборам, где наблюдатели зафиксировали многочисленные нарушения в пользу партии «Единая Россия»?
Л.Я.: Вот это невозможно, не подлежит обсуждению. Это может вызывать, скажем, недоумение, но до тех пор, пока у нас в руках нет документов, подвергать это сомнению неправомочно. Иначе мы с Вами теряем принцип презумпции невиновности.
А.Л.: Ну а Вы, как член правящей партии, можете повлиять как-то на ситуацию, что-то изменить или такой возможности нет?
Л.Я.: Нет. У кого она есть? Вот Вы работаете, допустим, в журнале — Вы можете поменять политику издательства?
А.Л.: Наверное, не могу.
Л.Я.: Ну так а что Вы меня спрашиваете? Ровно до тех пор, пока один голос не будет так же значим, как голос большинства, никакой демократии быть не может. Потому что иногда один голос перевешивает голос ста, ибо сто человек — это уже психология толпы, а один человек — это индивидуальность, и следует прислушаться к тому, что он говорит.
А.Л.: Ну и как прислушиваются в «Единой России» к голосу единиц?
Л.Я.: Вы опять туда. А в других партиях как? А на работе к Вашему голосу прислушивается кто-нибудь? Вот скажете Вы главному: «Нет, мне так не нравится», а Вам в ответ скажут: «Ну ладно, хорошо, всего доброго».
А.Л.: Тогда какой смысл вообще состоять в партии?
Л.Я.: А какой смысл ходить на работу? Тем более, мне эти вопросы задает человек, который относится к профессии, мягко говоря, зависимой в большей степени, чем моя. Согласитесь, что если говорить о принципиальных позициях, на которые Вы меня сейчас пытаетесь склонить, то тогда эти вопросы не должен задавать человек, который находится в более шатком положении, чем я. Это же не я придумал вторую древнейшую, правда?
А.Л.: Конечно, нет. Я просто пытаюсь понять, какой смысл состоять в этой партии?
Л.Я.: Смысл, к сожалению... Я даже не знаю, везде ли это так. Если везде, то это следствие вообще государственного управления. Потому что любое государство есть аппарат, подавляющий личность в той или иной степени. Я не знаю государства, где это было бы не так. Может быть, из-за этого у нас такое ничтожное количество личностей, которые идут впереди. И если Вы попробуете без меня составить список хотя бы из десяти фамилий, ради которых Вам следовало бы сегодня прямо немедленно бросить все, идти на выборы и рвать рубаху на груди на площади, то я бы хотел знать эти фамилии. Ну, наверное, две Вы назовете, может, даже три, включая вашего папу. Худо то, что творческие люди начинают потихонечку замолкать. Потому что глас вопиющего в пустыне обрекает человека сначала на чувство безысходности, потом грусти, а потом безразличия. Поэтому зашкаливал там процент на выборах или нет — без разницы. Кто-нибудь на площади бастовал, кричал? Ну блогеры пошумели. Ну посчитайте, сколько у нас этих компьютеров на 140 миллионов человек.
А.Л.: Так зачем надо было вступать в ЕР, если изменить ничего нельзя?
Л.Я.: Была надежда. Всякое новое дело — это надежда на что-то новое. Тут другой вопрос — видите, как сказать... О церкви нельзя судить по привратникам — тоже ведь верно. У меня отец вступил в партию на фронте, коммунистическую. Я что, должен ненавидеть коммунистов после этого, что ли? Так и с «Единой Россией». Не вся партия плохая! Вот другое дело, что на любой руководящей должности — не я это придумал, можете спросить у психиатров — раз в пять лет надо проверять людей. У них психически что-то изменяется. Им кажется, что они достигли вершины... Именно поэтому, наверное, раз в пять лет устраивают выборы. Человеческая психика не выдерживает, огонь и медные трубы — штука страшная. Как только человек начинает перерождаться, его надо убирать немедленно или немедленно чистить организм. Если нет — беда, просто беда. Тогда все заволочет огромное слово «цинизм», то есть безразличное, холодное существование не ради идеи, а ради выгоды. И какая разница, в какой это партии происходит?