Страница 31 из 43
— Дрянное дело, — нарушил молчание Демченко и сплюнул с досадой. — Дуры бабы, подберут невесть кого, потом всю жизнь так и расхлебывают.
— Неужели до суда действительно дойдет, Михаил Федорович?
— Это уж как твой приятель повернет, Трошин. Да еще Гайдаленок. Хотя, по сути, как ни крути, итог один. Монеты она продавала? Продавала. Показания есть, доказательства мы сегодня изъяли. Чистая восемьдесят восьмая. Поганое, в общем, дело.
— Хорошо хоть позориться не стали с обыском, — сказал Сокольников. — Не хватало еще у нее в вещах ковыряться. Это вы правильно решили, Михаил Федорович.
Демченко остановился и круто развернулся к Сокольникову.
— Как это не стали? Ты что это такое говоришь, молодой? Постановление на обыск есть. Как это можно его не выполнить? Ты это брось! Конечно, я за тебя не отвечаю, мог и проглядеть, как ты сегодня работал. Мое дело документы оформить, а твое — квартиру осмотреть. Я тебе поручил. Так что ты смотри!
— Да что вы, Михаил Федорович, все в порядке, все как положено, — торопливо оправдывался Сокольников, не ожидавший от своего напарника такого всплеска сверхосторожности.
— Это другое дело, — успокоился Демченко. — И вообще языком поменьше чеши. Мой тебе совет.
Они снова зашагали рядом. Но Сокольников все-таки не угомонился и попытался еще поспорить.
— Михаил Федорович! Но ведь если по-человечески на все посмотреть…
— По-человечески я буду на пенсии поступать. А на службе — как положено, понял? И не дай тебе бог где-нибудь языком ляпнуть. Подведешь и себя и меня.
— Да я ж между нами.
— Вот я и говорю. — Демченко вздохнул. — Ребят только жалко. Детишки.
— Ну не посадят же ее, в конце концов!
— Всякое случиться может, — покрутил головой Демченко. — Черт его знает. Тут, видишь ты, вперед загадывать не приходится.
Разговор этот, видно, пробудил у него какие-то сокровенные мысли, потому что через пару минут он вдруг сказал:
— Раньше проще было. Люди порядок знали. Я-то с сорок шестого в органах. В то время такого себе позволить не могли, я тебе точно говорю.
— Что ж тогда преступников не было? — усомнился Сокольников.
— Преступники были. Так то — преступники. А сейчас каждый только и смотрит, где бы чего урвать. Ну кто ее, дуру, за руку тягал, скажи на милость? С голоду, что ли, помирала? Не помирала.
— Жалко все же ее, — возразил Сокольников.
— Думать надо было головой, а не… — проворчал Демченко. — Гайдаленок вообще ее арестовывать хотел, чтобы следствию не мешала. А то еще откажется от показаний, потом побегаешь.
— Что он, с ума сошел! — возмутился Сокольников. — А дети на кого останутся? На алкаша этого? Бабка ведь совсем старая.
— С ума, не с ума. А ты что думаешь? Алкаш твой, кстати, — сейчас первейший друг следствия. Главный свидетель. Без него и дела-то не было б. Дети — это верно, но их можно в крайнем случае и в спецприемник поместить, такое бывает, — по-деловому объяснил Демченко.
Теперь уже Сокольников остановился и уставился на него.
— Михаил Федорович, вы что, серьезно, что ли? Какой еще спецприемник? А если ваших детей в спецприемник?
— Моего не примут, мужик уже. Да ты не шуми. Не бойся, не арестуют твою Надежду. Он тоже, Гайдаленок твой, на рожон переть не станет. Я ему объяснил кое-что, вправил мозги. Он понятливый. Далеко пойдет. Вроде Трошина твоего.
— Чего это вы их всех моими называете? Какие они мои?
— Это у меня привычка такая. Пошли, что ли!
Управление было уже совсем близко. Только за угол свернуть.
— Можешь двигать домой, — объявил Демченко. — Костин велел передать, что завтра в половине шестого утра за тобой придет машина. Поедешь Зелинского отлавливать. — Он сделал паузу и пошевелил губами. — Своего…
Принадлежавшие Зелинскому синие «Жигули» последней модели стояли на асфальтовой площадке метрах в пятидесяти от подъезда. Наверное, Зелинский часто смотрел на них из окна квартиры. Здесь и решили его дожидаться. Свою «Волгу» поставили неподалеку — прятаться пока нужды не было. Все втроем: Демченко, Витя Коротков и Сокольников — сидели в машине: выходить с недосыпа на утренний холодок не хотелось. Молчали.
Минуло шесть. Мимо машины пару раз прошла дворничиха — молодая, крепко сбитая, с раскосыми темными глазами.
— Срисовала уже, — ухмыльнулся водитель Гена. — Ушлые пошли лимитчицы.
— Почему лимитчицы? — вяло возразил Коротков. — Может, студентка прирабатывает.
— Какая студентка! Лимитчица. Горьковская область, Краснооктябрьский район, — безапелляционно заявил Гена, — все московские дворники оттуда. Спорим?
Спорить, однако, никто не пожелал. Тогда Гена скукожился на своем водительском месте и почти сразу засопел.
Двор постепенно просыпался, двери подъездов хлопали все чаще, выпуская на работу хмурых москвичей.
Сокольников глядел на подъезд, как ему казалось, не отрываясь, но появление Зелинского пропустил. А когда сморгнул набежавшую от напряжения слезу, оказалось, что Зелинский уже подходил к своей машине.
— Он!
— Пошли! — скомандовал Демченко, и они выскочили каждый со своей стороны, лихо хлопнув дверцами.
Зелинский повернулся на этот стук, и лицо его выразило тревогу.
— Прошу с нами пройти. — Демченко взмахнул удостоверением. — Милиция!
— В чем дело? — сказал Зелинский без малейшего удивления и вдруг громко крикнул: — В чем дело?
И Демченко, и Коротков, и Сокольников на секунду опешили.
— Не надо кричать, — сказал Витя Коротков.
— Оставьте меня в покое! — завопил Зелинский на весь двор.
Даже не поднимая головы, Сокольников почувствовал, сколько сразу появилось в окнах дома любопытствующих лиц.
— Т-э-э-к! — крякнув, Демченко ухватил Зелинского под руку, а Сокольников — под другую. Витя Коротков приготовился толкать сзади.
Но Зелинский вовсе не упирался, — сразу начал послушно переставлять ноги в сторону оперативной машины, но вопить продолжал.
— Хулиганство! — надсаживался он. — Вы что, с ума сошли!
Его довели, как тяжелобольного, до машины и усадили на заднее сиденье. В машине Зелинский немедленно успокоился и принялся шумно отдуваться — громкие крики отняли у него немало сил. И тут Сокольников догадался.
— Михаил Федорович! Он же своих предупредить хотел!
По тому, как злобно дернулся Зелинский, стало ясно, что Сокольников попал в точку.
— Оставайтесь здесь, — распорядился Демченко. — Я его сам доставлю. Чтоб из квартиры никто ничего не унес!
Двигатель уже завывал на полных оборотах. Едва закрылась дверца, машина рванулась, как камень из рогатки.
— Чтоб никто не унес, значит, — флегматично пробормотал Витя Коротков. — Легко сказать! Гвоздями, что ли, ее забивать?
А в Сокольникове уже пробудился оперативный азарт, он тянул Витю с собой, торопясь и переживая, что может опоздать.
Они взбежали на шестой этаж, не обращая внимания на ожидавший внизу лифт. Квартира Зелинского была закрыта. За дверью, обитой добротным черным дерматином, с хрустальным глазком и набором никелированных замков стояла тишина. Наклонив голову, Сокольников прислушался и отчетливо представил, как с другой стороны двери кто-то тоже стоит и слушает затаив дыхание. Тогда они с Коротковым тихонько спустились пролетом ниже и устроились на широком подоконнике.
На площадке щелкнул замок, и они сразу насторожились. Но отворилась дверь не Зелинского, а квартиры напротив.
Из образовавшейся темной щели на них сначала долго смотрели, а потом вышла грузная и седая старуха с растрепанными волосами. Переваливаясь, стала спускаться к ним с помойным ведром в руках. Она неразборчиво, но злобно бубнила что-то на ходу, смотрела на них с сильнейшей неприязнью и вызывающе гремела ведром об откинутую крышку мусоропровода. Потом также шумно поднялась наверх, а когда уже вошла в свою квартиру, хрипло прокаркала:
— Пьянь! Сволочь! Собрались тут с самого утра! — И быстро захлопнула дверь.