Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 43



Когда закончили на одном дворе, стало совсем темно. Распрощавшись, Марк Викентьевич пошел к метро, а Сокольников с Викторовым поехали на трамвае — им оказалось по пути. Только тут и удалось перемолвиться словом.

— Саша, ты заметил, как директор перепугался?

Викторов кивнул довольно равнодушно, чем Сокольникова несколько удивил.

— Ну как же, — растерянно сказал он, — ведь совершенно ясно, что у него совесть нечиста.

— Еще бы, — согласился Викторов, — с чего же совести быть чистой, если ворует.

— Так, может быть… — Сокольников остановился, не договорив.

— Хватать его надо было, верно? — подсказал Викторов.

— Ну не хватать, а… Он ведь мог признаться.

Викторов отрицательно помотал головой.

— Нет. Не признался бы. Он трус, конечно, изрядный, но не дурак. Да и Зелинский не дал бы. Но даже если бы и признался — что толку? На одном признании в наших делах далеко не уедешь. Сегодня признался, завтра отказался. Слова — словами. Доказывать надо. Документально.

Все это говорил Викторов очень спокойно, отстраненно даже, будто он не оперативный сотрудник, а счетовод. Сокольникова это удивляло, но он помалкивал, пасуя перед старшинством и Опытностью Викторова и подсознательно признавая его правоту.

На следующий день опять лес считали, теперь на другом дворе. А потом Сокольников под присмотром Викторова изымал в бухгалтерии документы — толстые переплетенные тома отчетности за три года. По правилам нужно было нумеровать все страницы — просто адская работа.

В бухгалтерии завода под началом главбуха работали еще трое. Одна девушка — серенькая, как мышка, совсем незаметная — Сокольников даже не запомнил, как ее зовут. Зато другая, Света, настоящая красавица, длинноногая и стройная, попала в бухгалтерию явно по ошибке. Настоящее ее место было, конечно же, где-нибудь рядом с кинокамерой. Света сама это хорошо понимала, поэтому общалась с окружающими лишь в случае крайней необходимости и весьма снисходительно. Сокольникова она совсем не замечала, и оттого он чувствовал невольную симпатию к третьему работнику бухгалтерии — парню одних с ним лет по имени Сева. Этот Сева был человеком добродушным и общительным, часто улыбался, и некрасивое лицо его с близко посаженными глазами, тонким ртом и огромным носом скоро стало казаться Сокольникову даже не лишенным приятности.

Сева тут же сообщил, что окончил финансовый институт и работает по распределению на заводе второй год. В ответ Сокольников незаметно для себя тоже разговорился. Рассказал, что и он — недавний студент, работал в КБ по распределению, а в ОБХСС попал по направлению комсомола. Сева стал допытываться, интересная ли у Сокольникова работа. Тому неудобно было признаваться, что трудится он всего третий день. Приходилось отвечать на Севины вопросы сдержанно, напускать больше туману, и Сева скоро с уважением отступился.

С Викторовым в ту пору они виделись редко. Тот ходил где-то по заводу, приносил новые вороха документов, с кем-то разговаривал и лишь изредка появлялся в бухгалтерии, чтобы подсказать, что и в какой последовательности должен делать его помощник. Все, что происходило в эти дни, было обыденным и скучным. Сокольников все реже представлял себе сцены поимки преступников с поличным, картины мастерских допросов, после которых матерые хищники раскаиваются и дают показания. Тянулась какая-то серая рутина. У Сокольникова даже к Зелинскому понемногу стало меняться отношение. Тот довольно часто забегал в бухгалтерию за разными справками, пошучивал с главбухом, Севой, Светой и самим Сокольниковым — причем обходился без насмешек и панибратства.

Однажды пришел Викторов и сказал:

— Олег, пойдем изымать сторожевую книгу.

Сторож с линзами-очками как раз выпускал с территории машину, груженную досками. Он взял у водителя накладную и поднес вплотную к своим очкам.

— Совсем ничего не видит, — сочувственно сказал Сокольников.

— В том-то и дело, — откликнулся Викторов, имея в виду еще что-то.

Фамилия сторожа была Скоробогатов. Когда Викторов попросил отдать книгу, лицо у того сделалось гневным и обиженным.

— Без указания не могу, — заявил он.

— Есть, есть указание, — подтвердил Викторов, — директор лично распорядился.

— Я ничего не знаю.

— Ну позвоните ему. — Викторов устал и не хотел препираться.

Сторож снял телефонную трубку и внезапно согласился.

— Забирайте. Пожалуйста.

Викторов полистал толстую и здорово замусоленную тетрадь.

— Вы сюда все машины записываете?



Некоторое время сторож оскорбленно молчал. Казалось, вопрос так возмутил его, что он и дар речи потерял.

— А как же иначе? — сказал он наконец. — Как бы вы хотели?

— А груз проверяете?

Прошла, наверное, целая минута, пока Скоробогатов ответил.

— Так, может, мне вообще не надо проверять? А вы как думаете!

Сегодня Сокольникова не задевал его тон. Сторож изо всех сил старался рассердиться, показать свое презрение, но получалось у него очень неловко, даже смешно, как всегда бывает у робких, не уверенных в себе людей. Он пытался придумать слова пообиднее, поязвительнее, да получалось все невпопад. Скоробогатов понимал это и волновался все больше.

— У вас какая группа? — тихо спросил Викторов.

— А это… к делу не относится. Вторая группа у меня! Вам это знать ни к чему! — нервно и отрывисто говорил Скоробогатов.

— Да я просто так спросил. Скажите, не может быть такого, чтобы в накладной было записано одно, а вывезли другое?

— Что другое-то? Компот с вареньем? Я все контролирую. Не может быть! Исключено. Есть еще вопросы?

— Вторая группа инвалидности, — в сердцах сказал Викторов на улице. — Они его специально по всему городу искали, это точно. Какое там варенье — слона вывезти можно, если только под фанеру покрасить!

Оказалось, что главбух наконец закончил свой отчет. Выходило, что пиломатериалов и всяческого леса на заводе в наличии имелось на сорок шесть тысяч рублей меньше, чем по бумагам.

Пришел Зелинский, быстро поглядел отчет и авторитетно заявил:

— Это ошибка. Быть такого не может.

Он, кажется, даже сочувствовал Викторову и Сокольникову.

— Мы посмотрим, — только и сказал Викторов, засовывая бухгалтерский отчет в свою папку.

Сегодня Сокольников впервые в жизни ехал в настоящей оперативной машине с сиреной и рацией. Машину вызвали, чтобы перевезти изъятые документы: в руках такую кучу унести было невозможно.

Когда все книги перетащили, их кабинет стал похож на изрядно запущенный архив. На подоконнике, на сейфах и телефонном столике, в шкафу для одежды лежали тома. Все это надо было внимательно прочитать.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Викторов, оглядев кабинет. — Теперь давай подумаем над тем, что мы имеем и что будем делать дальше.

— Имеем тонну макулатуры, — пробормотал Сокольников, ощутил строгий взгляд своего начальника и умолк.

— Неким работникам завода «Стройдеталь» перестало хватать зарплаты, — заговорил Викторов. — Тогда они принялись красть. Договаривались со строительными организациями и выписывали фиктивные накладные на стройматериалы. Но они, эти жулики, люди неглупые и машины порожняком с завода не гоняли. Просто грузили поменьше, чем было указано в накладной. Или другим сортом, подешевле. А излишки, естественно, продавали на сторону. Понятно?

Сокольников кивнул.

— Хорошо тебе. А мне пока что многое неясно.

Насмешки в его словах не было. Грустновато они прозвучали.

В этот момент отворилась дверь и вошел старший инспектор Трошин. Его Сокольников уже успел запомнить. Трошин был передовиком. Фотография его, большая и цветная, висела на Доске почета. Мимо этой доски все по утрам шли на работу.

На снимке Трошин получился очень удачно: русая шапка волос, внимательный, вдумчивый взгляд. Да и в жизни он выглядел как настоящий отличник.

— Викторов, — сказал Трошин, — рыбный заказ брать будешь?

— Давай, — рассеянно согласился Викторов.