Страница 11 из 41
— А мор птиц, который произошел полгода назад? — спросил Илья.
— Я не зоолог, — огрызнулся. Франц. — Мор распространился на все континенты. И дураку понятно, что местные причины ни при чем. Хотя там, у вас, в Южной Пальмире, птицы, конечно, передохли от скуки. Глядя на ваших отдыхающих…
Предводитель набросил на голый торс комбинезон на застежке, и на нем тотчас проявились «живые картинки», которые отображали эмоциональный настрой хозяина вещи. Настрой у Франца был суровый: на плечах его свернулась анаконда с безобразно раздутым брюхом, в котором еще шевелилась жертва.
«Бессмертные звезды! — мысленно воскликнул Садовник. — Какое множество путей и проявлений у прогресса и поиска. И как одинаков и страшен вид распада и деградации…»
Он подивился абсолютно прозрачному модулю предводителя. Не так жилищу, как бумажным книгам прошлых веков, которые в беспорядке стояли на самодельных полках.
— У нас все на виду, — с непонятной гордостью повторил Франц. — Кто хочет, ходит даже нагишом. И никаких проблем.
— Ну, этим не удивишь, — засмеялся Илья. — Это матушка Земля уже знавала. Впрочем, как и все остальное, чем вы себя пытаетесь выделить.
— Все вторично, — меланхолично согласился предводитель и остановился. — Вот утилизатор отходов, уборочные автоматы. Хотите убедиться, что они работают? А вот и датчики контроля среды. Посмотрите их записи.
— Не надо.
Илья уже понял: версия о нарушении Нищими экобаланса планеты не выдерживает критики. Их слишком мало. Да и санитарно-гигиенические навыки у современного человека доведены до автоматизма… Не то! Но почему же его не покидает тревога, чувство скрытой угрозы, исходящей от Рая и его обитателей? Откуда эта внутренняя уверенность, что беда родом именно из Рая?
— Нет, я вам все покажу! Все закоулки. — В тоне Франца появилась решительность. — Мне надоели бесконечные обвинения и подозрения. То, что мы живем свободно, не повод считать нас дегенератами или прокаженными.
— Но ведь отчасти оно так и есть, — возразил Илья. — Отказ от любого труда, и прежде всего умственного, неизбежно приводит к деградации личности. Помните: «Душа обязана трудиться…»
— Только не надо цитат, — брезгливо поморщился предводитель. — За тысячелетия создано бесконечное множество культурных ценностей. Мы их охотно потребляем. Это тоже труд. Кстати, разве риск даст душе задремать? Посмотрите на моих парней. Вон те, например, сами придумали себе испытание.
На берегу, на камнях и прямо на песке, сидело человек тридцать зрителей. Немного дальше несколько юношей лениво складывали из сушняка костер.
Красный глиссер только замедлял ход возле импровизированной пристани: очередной воднолыжник перехватывал буксирный трос, и глиссер устремлялся к узкому проходу в рифах. Резкий взлет с трамплина — над оскаленными клыками скал, месивом пены, гневными волнами, — крик восторга на берегу, и катер, подобрав счастливчика, поворачивал за новым искателем острых ощущений.
— Камикадзе? — Илья насмешливо посмотрел на Франца. — А тех, кто разобьется, как я понимаю, на костер?
— Через час стемнеет — начнутся игрища, — нехотя ответил предводитель Нищих, наблюдая, как курчавый высокий парень, по-видимому, мулат, выходит на трамплин. — Риф — это самовыражение. Вам не понять, Садовник. Им хочется играть со смертью. От этого жизнь приобретает хоть какой-нибудь смысл.
Обнаженная девица, которая лежала неподалеку от воды, украсив себя гирляндой из водорослей, вдруг испуганно взвизгнула, вскочила на ноги.
Мулат, наверное, чересчур сильно оттолкнулся от трамплина. Смуглое тело взвилось свечкой над рифом, несчастный взмахнул руками, словно хотел удержаться за воздух, и рухнул на камни.
Глиссер, будто ничего и не произошло, повернул к берегу.
— Вам не понять, — повторил Франц. — Он разбился, но перед тем славно пожил. Он не смотрел под ноги…
— Бросьте свою дешевую философию! — Илья яростно повернулся к предводителю. — Вы что здесь — в животных превратились?! Почему никто не окажет пострадавшему помощь?
— Практически бесполезно, мой ангел, — хохотнул загорелый, абсолютно лысый человек неопределенного возраста, который уже минут десять слонялся вокруг них. — Уже проверено… Мозги не камень.
Ефремов с омерзением глянул на его улыбающееся лицо, наркотически блестящие глаза.
— Я сам сейчас вызову санитарный гравилет, — бледнея от гнева, заявил он. — Вы в самом деле выродки! Я потребую от администрации Ненаглядной уничтожить ваше змеиное гнездо.
Франц сплюнул, подмигнул лысому:
— Инспектор сердится. Слетай-ка, Нико, вылови брата нашего, познавшего наконец полную свободу.
Сжав зубы, Садовник смотрел, как Нико завис над рифом в двухместном гравилете, неуклюже втащил безжизненное тело в кабину…
— А где ваш предшественник? — поинтересовался предводитель. Анаконда на его комбинезоне подняла голову и плотоядно уставилась на Садовника. — Он был поделикатнее. Передайте, что вы нам не по нутру. Пусть прилетает он.
— Он умер, — коротко ответил Илья.
«Здесь нечего больше делать, — подумал он, направляясь к вечерней роще. — Жаль, что Антуан и его предшественники так благодушно относились к Раю. Здесь все гниет и разлагается. В таких случаях необходимо хирургическое вмешательство…»
Глайдер приветливо помаргивал габаритными огнями. Пока Илья шел к нему, ветер растащил тучи и над бухтой заполыхали звезды. Здесь они были гораздо крупнее, чем на Земле, а более далекие, принадлежащие галактическому ядру, мерцали как пыль. В серебристом половодье засверкали океан и деревья, тень и блеск обрела каждая песчинка.
Илья забрел в теплую воду и стал песком оттирать руки. Ощущение, словно он целый день копался в нечистотах, понемногу проходило.
Он зашел поглубже, где была чистая вода, умылся и повернулся к ветру, чтобы лицо высохло. Звуки ритмизатора сюда не долетали, но отблески огромного костра Нищих время от времени просвечивали рощу суетным и каким-то больным светом.
«Мы уничтожим ваш мерзкий Рай, — с брезгливой ненавистью подумал он. — Не силой, нет. Мы просто поселим рядом с вами нормальных людей. Которые будут жить и радоваться, рожать детей и работать…»
Свет звезд словно бы холодил разгоряченную душу. Ядро галактики от незримых воздушных токов, казалось, тихонько кипело, переливалось в океан, создавая иллюзию единения земли и неба.
«Мы в самом деле мало смотрим на звезды, — подумал Илья, вспомнив высказывание Канта. — И, наверное, реже, чем следовало бы, заглядываем в свою душу. Ведь в идеале моральный внутренний закон в человеке суть отражение всего мироздания. Как только мы перестаем удивляться, паутинка, связывающая душу и вечность, рвется. А ведь так просто: запрокинуть голову и постоять минуту-другую… Где же ты, паутинка родства и всемирной симпатии? Где ты, тонкая?»
Он разглядел лучик незнакомой голубой звезды.
«Да вот же она, чудак, — улыбнулся Илья. — Она вовсе и не исчезала. Связь видоизменялась, но была. Иначе мы бы все умерли. Даже не так. Иначе мы были бы просто материей. Неживой! Ненужной пылью… Прахом».