Страница 30 из 41
В город. Но ведь они понимают, что город для них — это кольцо. Замкнутое кольцо и блокировка, то есть самая что ни есть западня. Западня — если только им не удастся незаметно бросить машину. Тогда у них появится серьезный плюс: пляжи. Пляжи, многокилометровые пляжи с тысячами отдыхающих.
От города. Это значит, что кольца уже нет, и перехватить машину смогут только посты ГАИ или вертолет. Но вертолета пока еще нет, и неизвестно, когда он будет, а они уже уходят. Пост же ГАИ — это всего только пост ГАИ. Не более того, если учесть четыре пистолета.
Впереди показался знак разворота. И вдруг Ровнин понял, отчетливо, ясно понял, если по делу, то они должны были здесь развернуться. Обязаны были. Вот здесь, на этом развороте. Развернуться и уходить от города по Московскому шоссе. Если бы на их месте был он, он бы обязательно развернулся и поехал назад, сбив тем самым с толку преследователей.
До разворота остается около двухсот метров. Значит, если он сейчас не угадает и развернется впустую — все, они окажутся отрезанными от него где-то в городе. Правда, в городе они в любом случае будут иметь дело с Семенцовым и с хорошо отлаженной сетью ПМГ.
До разворота меньше ста метров. Разворачиваться? Хорошо. Но если они поедут в город и им удастся где-то незаметно остановиться, раздеться и лечь на пляже, у них будет огромное преимущество. Машину можно будет найти, но попробуй поищи их самих среди тысяч голых тел. Правда, не так легко незаметно выйти из машины, раздеться и лечь. Решай. Решай, Ровнин. Нет. Если они все продумали серьезно, то и раздеться и затеряться на пляже они вполне смогут. И все-таки? Все-таки разворот. Так и не успев просчитать все до конца, не успев взвесить, что и как, Ровнин резко затормозил и развернулся. И почти тут же в приемнике, среди многих незнакомых голосов, вызовов и откликов он услышал знакомый голос и понял, что это голос Семенцова:
— Семнадцатый! Семнадцатый, говорит третий! Семнадцатый, где находитесь в настоящий момент? Семнадцатый, отзовитесь!
Семенцов. Его голос. Ровнин представил себе, как сейчас весь город, все посты, вся отработанная за эти месяцы система блокировки пришла в движение. Перекрыты магистрали; выставлены группы захвата; проверяются и останавливаются все подозрительные машины. Судя по вызову Семенцова, налетчиков пока еще не нашли.
— Семнадцатый! — повторил голос в приемнике. — Семнадцатый, вас вызывает третий! Я — третий! Отзовитесь!
Все так же, «лесенкой», угадывая паузы во встречном движении, Ровнин продолжал обгонять машины, понимая, что с каждой секундой удаляется от города. Что он может ответить Семенцову? «Думаю, они уходят по Московскому шоссе, следуя в этом направлении?» Но ведь они вполне могут вести радиоконтроль за эфиром. Вполне. Поэтому сейчас грамотней будет не сообщать Семенцову ничего конкретного.
— Семнадцатый! Семнадцатый, я третий! Вы слышите меня?
— Слышу вас, третий, — сказал Ровнин. — Я — семнадцатый, слышу вас хорошо. Нахожусь недалеко от места аварии. Прошу разрешения на самостоятельные действия.
Кажется, он все сейчас сказал правильно. Семенцов должен, обязан понять, в чем дело. Обязан, если он действительно профессионал.
— Как меня поняли? — спросил Ровнин. — Третий, как поняли?
Грузовик впереди. Поймать паузу; бросок влево; вправо. Можно увеличить скорость, впереди свободное пространство. Почему не отвечает Семенцов?
— Семнадцатый, я — третий, — наконец отозвался Семенцов. — Понял вас хорошо. Действуйте. Только держите меня в курсе.
Начальник ОУР колебался и поэтому так долго не отвечал. Бежевые «Жигули» впереди. Поймать паузу; обгон; снова втиснуться в общий поток. Кажется, Семенцов все понял. Больше того, кажется, полковник даже понял, что он уходит от города. Ровнин продолжал обгон, всматриваясь вперед. И вот, только он подумал, что происходит какое-то колдовство и впереди не проглядывается ничего похожего на темно-синюю легковую машину, как увидел мелькнувшее впереди темно-синее пятно. Еще через несколько секунд он понял, что это явно легковая машина. Он прибавил скорость, внимательно следя за тем, как она идет. Идет средне. Теперь уже она была всего в ста метрах впереди. Кажется, это «Москвич». Методично приближаясь к идущему теперь совсем близко синему «Москвичу», Ровнин попытался рассмотреть, сколько же людей в машине. Как будто трое. Да, трое. Причем, как минимум, одна из них женщина. Она сидит рядом с водителем. Очень похоже, что и на заднем сиденье тоже женщина. Ровнин обогнал последний, отделяющий его от темно-синего «Москвича» ГАЗ-24. «Москвич» — вот он, прямо перед ним. Номер не тот, 87–63. Ни четверки, ни единицы, но в принципе номер у них вполне может быть съемным или переворачивающимся.
На обочине стоит мотоцикл ГАИ. В нем два милиционера; остановившись, они наблюдают за машинами. Хороши — никакой реакции на синий «Москвич». Почему? У них нет рации? Или из-за номера?
Мираж. Просто мираж. Если рассудить спокойно, за чем он сейчас гонится? Может быть, ничего похожего, никакой темно-синей легковушки вообще и не было. Ведь вся его погоня основана на показаниях водителя такси. Но водителю такси все это могло показаться. Или, скажем, вдруг он скрытый дальтоник и машина была другого цвета? Уж насчет номера говорить не приходится, ошибиться в номере — раз плюнуть. Почему он пока встретил только один мотоцикл ГАИ? Что, в УВД не сообразили, что нужно держать и выезды?
Некоторое время Ровнин вел свою машину на одной скорости рядом с синим «Москвичом», внимательно разглядывая водителя и пассажиров. Водитель самый обычный. Белесые волосы, хрящеватый нос. Сухощавый, в голубой рубашке с закатанными рукавами. Но главное — этот водитель никак не реагирует на него, не обращает никакого внимания на то, что он едет рядом, вплотную, и внимательно его разглядывает. Женщина, сидящая рядом с ним, верней всего, жена. Полная, в открытом платье, с тщательно уложенной сложной прической. Она вообще совершенно спокойна. Сидит, будто старается рассмотреть что-то на стекле. Сзади дремлет старушка лет шестидесяти. Конечно, все может быть, но это самая обычная семья, и машина здесь явно ни при чем.
Ровнин дал газ и ушел вперед. Проехав по свободному шоссе около километра, он вдруг наткнулся на длинную колонну машин и сразу понял, что стоят они у опущенного шлагбаума. Далеко впереди виден пустой переезд. Еще не веря своей неудаче, Ровнин резко, затормозил. Впереди, метрах в трех перед ним стоит потертый «газик» с сельским номером. Слышно, что где-то далеко идет поезд, но именно где-то. Главное — он никак не может разглядеть отсюда всю колонну, и непонятно, есть ли там что-то темно-синее. Выходит, все его ухищрения, погоня, «лесенка», скорость, все это потеряло сейчас всякий смысл. Не говоря уже о том, что если он угадал, они успели проскочить шлагбаум раньше, и сумеют оторваться от него уже прилично, восстановив разрыв в полчаса, если не больше. А там свернут на какой-нибудь проселок. Значит, он может спокойно возвращаться в город. Потому что если их и будут сейчас ловить, то уже другие.
Ждать, пока пройдет состав и поднимется шлагбаум, пришлось около пятнадцати минут. За это время за его машиной выстроился целый хвост. Через, машину за ним остановился уже знакомый ему темно-синий «Москвич» № 87–63. Ровнин посмотрел на часы: пятнадцать минут пятого. Да, пока все складывается как нельзя хуже. Причем, судя по переговорам в приемнике, в городе их пока тоже не нащупали. Это называется — крупно не везет. И вот, когда колонна наконец медленно тронулась и Ровнин попытался отогнать мысль о том, что он должен вернуться в город, он вдруг явственно услышал ровный гул. Он не сразу понял, что это вертолет; а когда понял и выглянул, то разглядел на хвосте низко проплывшего вертолета цифры патрульной милицейской службы. И почти тут же увидел впереди, в начавшей не спеша растягиваться колонне, темно-синие «Жигули». Он опять включил «лесенку» и понял, что минут через десять нагонит эти синие «Жигули». Правда, он пока не понимал, почему же они идут так медленно. Маскируются? Вглядываясь в синее пятно впереди, Ровнин почувствовал прилив сил, почти радость. «Чему же я радуюсь? — подумал он. — Ведь если в синих «Жигулях» сидят они, то, как только я их догоню, сразу же наверняка последует схватка. Перестрелка, и перестрелка серьезная, не на жизнь, а на смерть». И тем не менее, Прислушавшись к себе, он почувствовал радость. Да, он обрадовался, но по-настоящему обрадовался не возникновению синих «Жигулей», а вертолету. Хотя ясно, что ждать сейчас помощи от этого вертолета, который, жужжа, плывет уже где-то впереди, смешно. Ведь вертолет наверху, и на его борту наверняка никто не знает, что пролетает над машиной Ровнина. Но глухим жужжанием, доносящимся сверлу, вертолет сейчас говорил ему, что Семенцов понял его туманную фразу и догадался, что, он выехал на Московское шоссе. Вот до темно-синих «Жигулей» осталось около десяти машин; теперь семь, пять. Продолжая обгон, Ровнин одной рукой открыл лежащий рядом на сиденье кейс и развернул тряпку, в которую был завернут «малыш». Если в синих «Жигулях» они, то по тому, как он приближается к ним, то и дело вылетая на встречную полосу, они вполне могут понять, что это за ними. Значит, стрельба может начаться с ходу, как только он поравняется с синей машиной. Правда, сначала он попробует обойтись пистолетом, но не исключено, что придется взяться и за автомат. Три машины впереди. Обгон. Две. Обгон. Одна. Ровнин разглядел наконец номер «Жигулей»: 88–52! Не тот. Опять ни четверки, ни единицы. Он обогнал последнюю отделявшую его от «Жигулей» грязно-зеленую потертую «Ниву». Пристроился сзади, вгляделся. Кажется, снова мимо. За рулем «Жигулей» сидит какой-то сжавшийся толстяк. Рядом женщина; на коленях у нее мальчик лет шести-семи. Да, это не то. Явно не то.