Страница 32 из 45
В бело-голубом свете гигантской луны сад казался призрачным. Высокие деревья в жёлтом пламени старомодных газовых рожков выглядели на фоне стен чёрными силуэтами. Единственная узкая тропинка змеилась по всему саду, пряталась в густых зарослях и среди высаженных причудливыми узорами ночных цветов. Деревья, кусты и клумбы — все лениво шевелилось, хотя воздух оставался совершенно неподвижным. Даже чашечки цветков открывались и закрывались, как круглые рты. Красивые цветы, по большей части белые и красные, но что-то в них было нехорошее: белые, как кость, красные, как мясо… Однажды запела здешняя роза: ничего порочнее мне слышать не приходилось.
— Чудное место, — сказал Грешник. Наклонившись к земле, он понюхал цветочек, но тут же скривился и отдёрнул голову.
— Я так не думаю, — сказала Сладкая Отрава.
— За интуицию и проницательность демону из ада, — пятёрка! У всей здешней растительности очень длинные корни. Даже не спрашивайте, откуда они тянут свои соки. Меньше знаешь, крепче спишь… А теперь идём к той статуе в середине. И ничего не трогайте!
Извилистая дорожка долго водила нас по саду, чтобы каждый стебелёк смог рассмотреть всех, но в конце концов вышла к бескрылому ангелу. Он плакал, стоя на коленях. Наверное, по оборванным крыльям. Время, дождь и ветер или просто слезы стёрли черты его каменного лица. Лунные часы за ангелом показывали точное время. Я ухватился за гномон и медленно повернул его на сто восемьдесят врадусов. Часы вздрогнули и отъехали в сторону, открыв просвет узкой шахты — как раз на одного человека. Вертикальная металлическая лесенка уходила в непроглядную темноту. Мы по очереди заглянули вниз. Сладкая Отрава вытянула руку, и на ней заплясал лоскут адского пламени, но свет проникал недалеко. В конце концов мы заставили её спускаться первой: пусть свет будет перед нами. Никто не хотел лезть в темноту вслепую.
Так что первой пошла она, вторым — неразлучный с ней Грешник, затем Безумец и только потом — я. На всякий случай: Безумец ведь может заснуть по дороге. Горячие металлические перекладины скользили в потных руках; кружок света над головой сократился и исчез. Огонька внизу, который теперь плясал на плече у Сладкой Отравы, едва хватало, чтобы не наступать друг на друга, да и сам этот огонь мне не нравился: от него мурашки шли по коже. Я заставил себя думать о лестнице. Ступеньки располагались слишком далеко друг от друга, будто лестницу сделали не для людей. Дна не было и не предвиделось, хотя руки и ноги уже онемели от усталости и слушались все хуже. Цепляясь плечами за стенки колодца, я соскальзывал с одной перекладины на другую.
Очень хотелось повернуть обратно, но у меня уже не хватит сил добраться до поверхности. Тишину нарушало лишь наше хриплое дыхание.
Когда Сладкая Отрава вдруг сообщила, что её нога коснулась дна, все шумно обрадовались — включая Безумца. Последнее время он меньше отсутствовал и больше бывал с нами. Может, раньше ему просто не хватало компании, не хватало событий, которые он мог бы разделить с другими. Или он чувствовал сейчас опасность столь серьёзную, что не позволял себе расслабиться. Я и не думал спрашивать — ответы не принесут ничего, кроме головной боли.
Мы по очереди вывалились из каменной трубы на пустую дорожку, идущую вдоль берега канала. Чёрная вода в подземном мраке. Каменный свод туннеля на том берегу бороздили следы чудовищных когтей, а совсем под рукой оказался серебряный колокольчик на высоком шесте, прямо у тропинки. Дальше свет нашего огонька не доставал. Атмосфера была удушливая, как в больничной палате, где все мечутся в горячке, и дурно пахло, будто у воздуха истёк срок годности.
— И что теперь? — спросил Грешник. Голос его тонул в этом воздухе, не долетая до противоположного берега канала, судя по отсутствию эха.
— Для начала надо позвонить в колокольчик, — сказал я. — Так положено, я знаю. Но на этом мои знания заканчиваются.
— А не выйдет так, что звоночек созовёт на обед здешнюю шпану? — спросил Грешник.
— Может, и выйдет. Да, если у кого есть альтернативные предложения, не стесняйтесь. Тебе-то чего беспокоиться? Ты же у нас неуязвимый.
— Ну, не то чтобы совсем… Просто очень высокая сопротивляемость. Я не уверен, что выживу, если кто-то меня съест и переварит. Я, конечно, уникальный случай, но и для меня есть пределы.
— Это он мне рассказывает, — отозвался я.
— Тише, тише, мальчики! Тут что-то есть! — Стоя на коленях, Сладкая Отрава водила огоньком над самой водой. — Плывёт сюда! Здесь крокодилы не водятся? Помните про собачек и кошечек, которых смыло в канализацию…
— Думаю, для самого безобидного из здешних водоплавающих крокодил — это лёгкая закуска. Я бы на твоём месте отошёл от берега, не торопясь и не делая резких движений. Те, у кого характер чересчур неуживчивый, в конце концов попадают как раз сюда.
— Давай звони, — сказал Грешник. Тревожный, резкий звон поплыл по туннелю вверх и вниз. Опять не было ни эха, ни отзвуков. Мы сжались в ожидании нападения из тьмы, но ничего не случилось. Звук замер, и ничего не изменилось. Мы понемногу расслабились. Музыка Безумца молчала уже давно. Не нашлось, похоже, подходящей темы. Наконец во тьме справа, внизу по течению канала, что-то плеснуло. Точно: большая лодка, идёт небыстро, но уверенно. Скоро появился и золотистый свет, окружавший плоскодонную барку не менее двадцати футов длиной. Борта лодки были выкрашены бледно-голубой краской, а с обеих сторон острого форштевня красовались большие чёрные глаза. Одинокая фигура посредине правила лодкой с помощью внушительного серебряного шеста. Фигуру человека с шестом скрывал алый плащ, а лицо — плоская бежевая маска. В маске была одна прорезь для левого глаза. Барка плавно остановилась прямо перед нами, и фигура церемонно отвесила нам глубокий поклон.
— Добро пожаловать в Нижний мир, несчастные идиоты! — пророкотал лодочник звучным голосом с заметным французским акцентом. — Куда желаете, чтобы я вас отвёз? Не скрою, выбор невелик. Вверх по течению — беда, вниз — ещё хуже. Пожиратели мёртвых, правда, последнее время не беспокоят. Когда-то с ними пытались бороться, отравляя воду, но яд, похоже, пошёл им только на пользу. Надеюсь, вы знаете, куда вам нужно, потому что я не провожу экскурсий. На вашем месте я бы вернулся: здесь чем глубже, тем хуже.
— Я ожидал именно такого гостеприимного приёма, — вклинился я при первой возможности. — Не отвезёшь ли нас к Владыке Терний?
— Ты совсем не любишь жизнь? — спросил гондольер. — Есть множество более простых и приятных способов самоубийства.
— Владыка Терний, — упорствовал я. — Да или нет?
— Ну, хорошо… Поднимайтесь на борт, друзья мои. Старайтесь не упасть в воду. Туземцы беспокойны и очень голодны.
Мы поднялись на борт очень осторожно, лодка даже не закачалась. Лодочник погрузил серебряный шест в воду и оттолкнулся сильно, легко и изящно. Путешествие началось. Наш проводник оказался не так уж прост, в чём, собственно, не было ничего удивительного. Сладкая Отрава погасила язычок адского пламени, и нам сразу стало легче дышать. Лодка скользила сквозь темноту свободно и беззвучно. Гондольер смотрел вперёд, не отрываясь. Если он там что-то и замечал, то виду не показывал.
— Туристы нынче большая редкость, — заметил он. Голос из-под маски слышался очень чётко. — Впрочем, сюда никто никогда особенно не стремился, и нас это устраивает. Что может быть лучше мира и. покоя? Среди вас есть знаменитости? Я, знаете, поотстал от светской хроники.
— Грешник, — представил я. — Сладкая Отрава, Безумец — прошу любить и жаловать. Меня зовут Джон Тейлор.
Гондольер покачал головой.
— Увы… Ваши имена мне ничего не говорят. Однажды у меня побывал Жюльен Адвент. Настоящий джентльмен.
— Давно ты здесь? — спросил я.
— Понятия не имею. И не говори мне, если знаешь! Мне этого не нужно. Впервые я попал на Тёмную Сторону в начале двадцатого века. Я просто сел в вагон только что открытой парижской подземки, спасаясь от толпы преследователей, и нашёл дорогу сюда, вниз. Городской суеты с меня хватило, я искал покоя и одиночества. Хотя оперы мне не хватает, признаюсь… Служу, чтобы не стоять без дела и немножко искупить грехи моей безрассудной молодости.