Страница 15 из 45
Отсутствие Уотсона на вечеринке сделало атмосферу совсем непринужденной и принесло как раз те результаты, на которые он и рассчитывал. Захариасу и Макклэрену удалось получить нужную информацию. Она дала ключ к плану, которым должен был руководствоваться глава японской делегации на Вашингтонской конференции барон Като.
Когда несколько дней спустя Уотсон посылал свой подробный итоговый отчет об этой встрече в разведывательный отдел флота, он мог с уверенностью доложить, что «Япония в конце концов согласится с соотношением флотов, предложенным государственным секретарем Юзом». Такая информация в большой степени предопределила результаты конференции. По оценке американских специалистов, капитан Уотсон и его молодые помощники хорошо подготовили эту «зыбкую, но тонкую разведывательную операцию».
Тем временем Ярдли продолжал день и ночь работать над раскрытием нового японского кода, который оказался намного более трудным, чем все предыдущие. Текст, зашифрованный этим кодом, включал в себя десятибуквенные группы и, казалось, должен был составляться из двухбуквенных или четырехбуквенных элементов. Но если во всех телеграммах, зашифрованных японскими кодами, ранее раскрытыми Ярдли, сумма букв делилась на два, то в новых шифрограммах не делилась. Это опрокидывало все расчеты.
Лишь к началу августа Ярдли понял, в чем дело. Японцы, чтобы сделать новый код более стойким, составили его из комбинаций трехбуквенных и двухбуквенных элементов. Когда криптографы стали разбивать десятибуквенные группы на двух- и трехбуквенные элементы, все стало на свои места.
«Черный кабинет» снова читал японские телеграммы, бережно собирая строительный материал, из которого Юз должен был соорудить свою позицию на конференции великих держав. Услуги Ярдли — и сам он это прекрасно понимал — опять были для США чрезвычайно важны. Хотя государственный секретарь уже знал от военно-морской разведки о готовности японцев согласиться с американскими предложениями, на плечи майора, работавшего в Нью-Йорке, ложилась важная задача — обеспечить тактическую информацию, день за днем, телеграмма за телеграммой раскрывающую хитросплетения японской политики.
Решающее известие пришло 28 ноября. Это была телеграмма, подписанная министром иностранных дел Японии Иосуи Уцидой и дававшая послу Сидехаре инструкции для японской делегации. В них был первый серьезный признак ослабления сопротивления японцев. «Необходимо, — писал Уцида, — избегать всяких столкновений с Великобританией и Соединенными Штатами, особенно с Соединенными Штатами, по вопросу об ограничении вооружений». Как явствовало из телеграммы, японцы намерены были принять американские предложения о включении в договор «гарантий сокращения или по меньшей мере сохранения статус-кво в вооруженных силах на Тихом океане».
В телеграмме от 8 декабря, направленной своему правительству, министр Като потребовал, чтобы ему разрешили либо отвергнуть предложения американцев, либо согласиться с ними. Это прозвучало как ультиматум. 10 декабря из Токио прибыло разрешение подписать договор. Оно было изложено в телеграмме № 155, которую принц Токугава 11 декабря огласил на конференции: «Мы считали соотношение сил как десять к семи абсолютно необходимым для соблюдения национальных интересов Японии. Однако США упорно отстаивали предложения Юза. Таким образом, не было возможности выйти из создавшегося противоречия. Теперь, если руководствоваться интересами стабилизации международных отношений и духом доброй воли, вам не остается ничего другого, как согласиться с предложениями Соединенных Штатов». Это было важной победой внешнеполитического курса США.
Ликующие американские дипломаты в какой-то мере поделились своим триумфом с Ярдли и его анонимными помощниками. «Все мы, — признавал впоследствии Ярдли, — получили щедрые подарки от руководителей государственного департамента и военного министерства, а также их благодарность и заверения в том, что наша каторжная работа на протяжении конференции оценена правительством».
7 ноября 1923 года майору Ярдли вручили сообщение военного министерства США о награждении его орденом «За отличную службу». Хотя в уведомлении говорилось, что он награжден за «выдающееся заслуги и отличную службу… в период мировой войны», в действительности орден был дан за раскрытие японских кодов во время Вашингтонской конференции.
Однако Ярдли не считал свою работу вознагражденной сообразно ее истинному значению. Достаточно обоснованно он полагал главным архитектором этой американской дипломатической победы себя, а не работников госдепартамента. «Не так уж трудно играть в покер, — с раздражением повторял он, — если предварительно заглянешь в карты противника». Необходимость, выполняя серьезнейшие государственные поручения, оставаться в тени ранила его теперь уже болезненное самолюбие.
К тому же, и это было, пожалуй, самым главным, Ярдли искренне не мог понять, почему, на каком основании и государственный секретарь Юз, и вся остальная дипломатическая камарилья позволяют себе держаться с криптографами так, как будто те выполняют какую-то второстепенную, грязную, недостойную порядочных людей работу.
Уж кто-кто, а он, шеф криптографической службы, на протяжении многих лет посвященный в святая святых и госдепартамента, и военного министерства, лучше кого-нибудь другого знал подноготную всей американской дипломатической и военной политики. Они, по убеждению Ярдли, были так же черны, столь же бесчеловечны, как самый грязный шпионаж, самые разрушительные диверсии.
Возвращение майора Ярдли в Нью-Йорк не походило на марш триумфатора. Угрюмый и ссутулившийся, он сидел в кресле экспресса, машинально пробегая взглядом заголовки газет. Ему было уже за тридцать. По американским понятиям, время, отпущенное для жизненного старта, уже истекло. Чего же добился он, несомненно, один из талантливейших криптографов своего времени. Еще и еще раз перебирал Ярдли в памяти события последних лет. Вспомнить было что.
За время существования «черного кабинета» — с 1917 года, его сотрудники дешифровали более 45 тысяч криптограмм и раскрыли коды двадцати стран, в том числе всех крупнейших держав мира. Это расценивалось как «выдающийся успех». И что же?
Опять он должен возвращаться в неприметный особняк на углу 37-й стрит, снова и снова ждать часа, когда о нем вспомнят, а потом работать, работать, работать до изнеможения, до одури, чтобы опять честно заработанный орден сунули тайком, как чаевые швейцару, которые дают не глядя и брезгливо отдергивают руку.
Было над чем задуматься…
7 марта 1925 года какой-то американец, будто бы работавший в криптографическом бюро военного министерства, установил контакт с японским посольством в Вашингтоне. Он предупредил советника Исабуро Иосиду, замещавшего в то время посла, что «военное министерство США имеет весьма квалифицированное дешифровальное бюро» и что «нет такого иностранного кода, который не смогло бы раскрыть» это таинственное учреждение. Анонимный информатор рекомендовал как «единственную возможность предохранить коды (японские) — менять их как можно чаще».
Этот сенсационный материал 10 марта 1925 года был препровожден в Токио (секретный, № 48). Однако в японских архивах, по утверждению Л. Фараго, специально занимавшегося исследованием этого вопроса, до сих пор не обнаружено каких-либо документов, указывающих на то, что в связи с этим предостережением были приняты какие-либо меры для усиления безопасности своей криптографической системы. Кем был доброжелатель-аноним, тоже с достоверностью пока не установлено.
Но некоторые вполне обоснованные предположения на этот счет можно сделать. Хотя бы из сопоставления с событиями, последовавшими очень скоро и теперь уже расследованными в деталях. Летом 1928 года в Нью-Йорке Ярдли отправился в гости к своим приятелям-японцам, рассчитывая, как он писал в служебном отчете, извлечь кое-какие разведывательные данные из беседы с Косиро Такадой, представлявшим токийскую газету. К этому времени разочарование и озлобление Ярдли достигли кульминации. Еще будучи телеграфистом государственного департамента, он лелеял мечту о том, что под его началом будет центральное криптографическое агентство США с сотнями служащих «для раскрытия секретов столиц мира».