Страница 37 из 43
Он знал все древние предания греков. И воспоминание об одном из самых ужасных вдруг обожгло его: конечно, Горгоны!
Сестры: Медуза, Евриала и Стено. Со змеями вместо волос на голове, такие страшные, что, глянув на них, человек немедленно обращался в камень.
Теперь он знал, кто построил стену, почему она уходила в море, монолитная, высокая, без ворот и дверей, кого и от кого она защищала.
Нет, не английская семья Гордонов — куда более древняя семья: Горгоны. Медуза была убита Персеем, но Стено и Евриала — они ведь бессмертны!
Бессмертны. Господи, невозможно! Миф. И все же…
Несмотря на ужас, почти автоматически отмечал он удивительное совершенство статуи. Чуть повернутая голова, зрачки расширены, глаза начинают наполняться удивлением: едва заметное изумление, проблеск… и локоны на лбу, как рожки у Пана. Блистающие, не успевшие высохнуть капли, и рваная рубаха на каменных плечах.
Пан из самоцвета. Но Пан с трещинкой. Тонкая, она сбегает от переносья ко рту, губа рассечена, проблескивают зубы. Этакий белозубый растрескавшийся шедевр.
Элиот услышал легкий шелест. Шорох одежды… удивительный аромат… Он знал, что нельзя оборачиваться, нельзя! — медленно обернулся и посмотрел…
Леонид ПАСЕНЮК
ВОЛОСАТЫЙ КИТ
Никаких предчувствий, никаких волнений. Меня беспокоит разве только мой синтетический плащ — зеленый, как болотная тина, такой же холодный, скользкий и вдобавок расползающийся по швам. Все остальное в норме: в бухту Командора я наведывался и раньше, в прежние годы, дорога туда мне знакома; кроме того, со мной идет спутник — молодой алеут Гена Бадаев.
— Не промокнем, — сказал он, имея в виду мой плащ, — У нас тут примета: если ветер меняется против часовой стрелки, погода будет хорошая, если по часовой, жди слякоти. Нынче против.
Еще засветло переваливаем остров. В начале июня тундра лежит сырая, не везде в низинах растаял снег. Карабкаемся в обход таких мест по увалам. Нагрузились основательно, дней на шесть хода, но вид могуче засиневшего вдали Берингова моря как бы сразу уменьшил вес наших рюкзаков.
Вот и берег! В нос бьет йодистый запах водорослей — так вдыхаешь лекарство, сулящее избавление от недуга. Меня всегда приятно будоражит запах йода — разумеется, не больничный, а именно этот, поднимающийся из глубин океана, долетающий вместе с брызгами, оседающий острыми кристалликами в траву. Как-то вольнее дышать, когда чувствуешь вкус воздуха, настоянного на луговых травах, на хвое, на, непостижимых водных толщах!
Итак, пахнуло от воды свежестью и простором, какими-то маленькими личными открытиями. А может, и большими, как знать заранее! Здесь везде по берегу таится много всякого добра, чаще бесполезного, но тем не менее дразнящего воображение.
Мне, кроме всего прочего, хотелось бы пополнить свою коллекцию зубов китообразных.
То и дело наклоняюсь что-либо поднять: моток нейлоновой веревки, синтетический флакон-уродец, зуб морского льва. Пронзительной желтизной засветился впереди сосудик из-под лимонной кислоты — у него вид натурального лимона. Отвинтишь пробочку, сожмешь сосудик — и капнет из него в чай две-три жидкие дробинки концентрированного солнца. На сосудике так и вытиснено: «Поцелуй солнца».
Так проходит день, потом ночевка в запущенной юрташке, на речке Буян, потом еще день. На следующую ночь останавливаемся в юрташке, которая и вовсе имеет вид печальный. Давно здесь не жили охотники за песцами — их промышляют не каждый год, стараясь сохранить этих пушистых обитателей острова. Чтобы истопить печку, устанавливаем на чердаке ржавый огрызок трубы и обкладываем его битым кирпичом — не ровен час еще юрта загорится.
Отсюда до бухты Командора уже близко. Решено с утра сходить туда налегке. В бухте, где два с лишним века назад стояли обтянутые шкурками неосторожных песцов землянки потерпевших крушение беринговцев, можно и теперь найти мелкие стеклянные бусы — команда Беринга возила их с собой для обмена с местными жителями. Бусы — предмет вожделения всех охочих к сувенирам командорских туристов.
Но в общем-то речь здесь пойдет не о бухте. Уже возвращаясь оттуда, мы столкнулись с оленями. С опозданием заметив нас, они тихо глядят в упор, силясь разобраться в наших намерениях.
— Скорее доставайте фотоаппарат, — шепотом говорит Гена.
Делаю несколько снимков из засады, а потом еще бегу за оленями вдогонку. Сунув аппарат обратно в рюкзак, оборачиваюсь к морю — и тут мне бросается в глаза более чем наполовину замытая песком туша. Она лежит как раз в полосе прилива, и ее уже захлестывает волной. Вся она под цвет песка, вся ее унылая свалявшаяся шерсть… да, шерсть… Это-то меня и озадачивает. Кроме того, туша имеет странную форму, отнюдь не напоминающую строгую, как бы цельнолитую форму кита. Да китов и не бывает волосатых. По крайней мере не было до сих пор. Но это и не сивуч, покрытый желтовато-рыжей шерстью, уж сивучей-то я хорошо знаю, когда-то даже охотился на них. Нет, это не сивуч, это что-то более чем в два, а может, и в три раза длиннее сивуча. И притом волосатое! И этот явственно обозначенный, остро выпирающий, как у коровы, хребет…
— А это что такое?
И тут Гена тоже оборачивается к чудовищу.
— Кит? — говорит он скорее по привычке. — Клюворыл?
— Не-ет, — качаю я головой, — все киты гладкокожие.
Подходим к туше с некоторой опаской и минуты две молча размышляем. По бокам волосатого чудовища зияют дыры, в которые изредка залезают лакомиться песцы — иногда они скрываются в этих дырах настолько, что наружу торчат только зады.
Нет, эта туша решительно не напоминает кита: голова как бы отчленяется от туловища, а хвост — вместо хвостового плавника на горизонтально ответвленных стеблях болтается обтрепанная бахрома. Мелкокалиберное ружье Гены умещается по длине туловища почти семь раз — стало быть, его длина составляет никак не меньше шести с половиной метров. Немыслимо предположить, что это морская корова. Тем более что, сколько я помню из описаний, морская корова, подобно китам, тоже была гладкокожей.
А может быть, все-таки морская корова? Возможно, какая-либо ее волосатая разновидность, приспособившаяся к более суровым условиям жизни? А сюда ее принесло издалека?
Тут следует сказать, что моя готовность к «открытию» морской коровы возникла не на пустом месте, не с бухты-барахты; нет, она имела предысторию, даже подлинно генеалогическое древо, уходящее корнями в многочисленные, пусть зачастую и сомнительные, но будоражащие фантазию факты. Вместе со многими я поражался сообщению о вдруг объявившемся морском змее, меня волновали сообщения о чудовище озера Лох-Несс в Шотландии. Наконец, несколько лет назад я прочитал статью, подписанную тремя сотрудниками научно-исследовательского института, в которой говорилось, что с одного нашего китобойца были замечены шесть странных медлительных животных, скорее всего напоминавших истребленную еще в XVIII веке стеллерову морскую корову. Наблюдатели указывали на небольшую голову животного, с резким переходом ее к туловищу, на удивительный хвост как бы с бахромой, на приблизительную длину от шести до восьми метров, на то в конечном счете, что животные были замечены вблизи устья реки, в тихой песчаной бухте, среди зарослей морской капусты, которую так любила корова Стеллера…
Как бы там ни было, но наша планета и ее воды до конца еще не исследованы, и каждый год приносит нам известия о том, что открыт какой-нибудь новый вид поистине неисчерпаемой земной фауны.
Когда я прочитал статью о морской корове, о прогнозах относительно дальнейших ее поисков, я еще подумал, что какому-нибудь счастливчику и впрямь повезет. И подумал, что чем черт не шутит — хорошо бы мне, поскольку я вновь собираюсь в те края, как раз в самую точку, на «родину» морской коровы, на Командорские острова!