Страница 12 из 51
В одном из боев немецкая пуля раздробила кость на правой ноге Ганса, и он мучительно и громко стонал, когда отрядный фельдшер пилил ему кость ниже колена…
Все эти воспоминания снова пронеслись в голове Артура, когда он увидел, что лицо господина Штумпфа побагровело и покрылось испариной, как в тот день, когда гайдамаки избивали мать Андрея. Линдеман незаметно вздохнул, вспомнив тот солнечный день и тихую рыбалку, глаза матери, ее искривившийся от боли рот.
Летом 1934 года профессор физики Венской высшей технической школы Хаккерт лишился своего лучшего студента: подобно многим другим пассивным и активным участникам неудавшегося фашистского путча, Артур Линдеман бежал в Германию. В Зальцбурге были усилены посты австрийских пограничников, и нацистам пришлось пробираться через маленький пограничный городок Браунау.
Рольф Драйэкк, главарь национал-социалистов на факультете Артура, хорошо знал эти места и повел студентов тихим переулком. Неожиданно он остановился у довольно большого двухэтажного дома. По торжественному выражению на лице Рольфа все догадались, что они находятся там, где родился фюрер.
Артур твердым шагом вышел вперед и прерывающимся от волнения голосом предложил поклясться на верность идее у дома, о котором вечно будут помнить все народы! Студенты подняли руки в гитлеровском приветствии, а Рольф порывисто обнял Артура и прошептал ему, что теперь они навеки связаны братской клятвой.
Перейдя границу, все парни оказались в полицейском участке. Комендант и какой-то не-молодой человек в штатском («Наверное, из гестапо», — подумал Артур) долго говорили с Рольфом и время от времени поглядывали на Артура, одобрительно кивая головой.
Для Артура, пострадавшего в Австрии за национал-социалистскую идею, не составило большого труда поступить в Берлинское высшее техническое училище. Правда, он дал подписку, что по первому приказу готов будет снова выехать в Австрию…
Артур старательно учился, посещал все лекции и вовремя сдавал экзамены. Линдеман чувствовал, что к нему присматриваются, проверяют: то небольшая дискуссия на острую политическую тему со случайным соседом на лекции, то таинственные намеки на предстоящие изменения, которые невнятно бормотал подвыпивший бюргер, как бы невзначай севший рядом с Артуром в маленьком пивном погребке, то назойливые расспросы квартирной хозяйки Артура фрау Бретшайд относительно источников его существования…
По приказанию из центра Артур свел до минимума встречи в Берлине со своим руководителем — они виделись не чаще одного раза в полгода. Для передачи денег и заданий использовались незаметные места в разных частях огромного города. Руководителю, которого Артур про себя называл «стариком», хотя тому было всего сорок лет, приходилось тяжело с Артуром — парень все время рвался в бой, требовал, чтобы его направили в Испанию, предлагал сколотить подпольную группу из числа студентов, клялся, что у него есть на примете отличные ребята.
Но «старик» проявлял железную выдержку и требовал от Артура соблюдения строжайшей дисциплины и конспирации. Он подробно анализировал все действия Артура, детально расспрашивал о всех его знакомствах и ставил перед Артуром совершенно конкретные, строго ограниченные задачи. «Вот ведь стал педантом, совсем как немец», — думал про себя Артур, но тщательно выполнял все указания «старика». Много позднее Артур понял, какую великолепную школу разведчика он прошел под руководством этого опытнейшего подпольщика-революционера.
«Не зарывайся, — не уставал повторять руководитель Артуру на их редких встречах. — Твое время еще придет. У Гитлера достаточно крикунов, умеющих только похваляться тем, как они пришли к власти. Но этой громадной машине нужны в первую очередь знающие люди: специалисты и партийные фанатики одновременно. Ты должен стать таким человеком. Знакомства, связи среди адвокатов, экономистов и особенно предпринимателей — все это тебе понадобится как воздух. Именно эти люди делают политику».
Среди студентов восьмого семестра Артур считался общительным парнем. Он находил время и для занятий в «гимнастическом союзе», и для посещений альпинистской секции, и для прогулок верхом на лошади в берлинском парке Тиргартеке. Богачом Артур не был. Поэтому лошадь он нанимал в компании с одним приятелем — сыном известного авиаконструктора, который держал своего наследника в ежовых рукавицах и выдавал на карманные расходы строго ограниченную сумму. Во время подготовки к летним Олимпийским играм, которые состоялись в Берлине в 1936 году и которым Геббельс придавал колоссальное значение для пропаганды Третьего рейха и фюрера, Артур был направлен партайляйтером технического училища в специальный студенческий комитет, отвечавший за организацию досуга участников Олимпиады.
Вот здесь-то Артур и познакомился с Элизабет Бингель, студенткой философии Берлинского университета. После долгого спора членов комитета о том, куда вести американских спортсменов — в цирк «Буш» или в варьете «Фридрих-штадтпаласт», — Артур и Элизабет вышли на улицу. Начинало темнеть, но фонари на Унтер-ден-Линден еще не зажигали. Идя рядом с Элизабет, Артур незаметно рассматривал девушку. Элизабет почувствовала его взгляд и улыбнулась. В ее улыбке было что-то задорное, но доверчивое. Темно-голубые глаза тепло смотрели на Артура. От легкого ветра ее светлые с каштановым отливом волосы рассыпались по плечам. Элизабет была стройной рослой девушкой — немного ниже Артура. Одета она была в простое серое платье, но видно было, что эта простота стоила больших денег. Свое платье Элизабет наверняка сшила у очень дорогого портного.
Весело болтая об Олимпиаде, потрясающем успехе американских легкоатлетов-негров, Артур и Элизабет медленно шли по Унтер-ден-Линдеп. Как и всегда, проходя мимо здания советского посольства, Артур отвернулся в сторону. Свыше его сил было видеть, как из посольства выходят такие близкие и такие далекие теперь для него люди. В эти минуты Артур чувствовал страшную зависть к ним и громадное желание вбежать в посольство, скинуть с себя личину немецкого бурша, вдоволь поговорить по-русски, поиграть в волейбол во дворе посольства (он почему-то был уверен, что дипломаты играют в волейбол), а потом не спеша пить чай вприкуску, наливая в большую чашку крепкую заварку..
Они миновали Бранденбургские ворота, «Зигесзойле» — «Колонну победы», воздвигнутую кайзером в честь победы над Францией в войне 1870 года, и Тиргартен. На Курфюрстендамм, одной из главных улиц Берлина, Элизабет иногда останавливалась у витрин ювелирных магазинов, любуясь блеском камней. Неожиданно рядом с ними заскрипели тормоза машины. Из черного «хорьха» с гофрированным багажником торопливо выскочил шофер в форменной фуражке и открыл заднюю дверцу. Пожилой плотный господин во фраке и цилиндре не спеша вылез из машины и направился прямо к Элизабет. На Артура он не обратил ни малейшего внимания. Лишь мельком взглянул на него холодными рыбьими глазами.
— О фати![11] — радостно воскликнула Элизабет. — Разреши тебе представить моего нового…
— Я еду на прием в чилийскую миссию, — перебил ее отец. — Мать осталась дома. У нее мигрень, поэтому не опаздывай.
Отец Элизабет молча повернулся, снова бросил подозрительный взгляд на Артура и направился к машине. Лицо Элизабет пылало от смущения.
— Ради бога, не обижайтесь на моего отца. Он все еще считает меня маленькой девочкой и был страшно шокирован, когда узнал, что у меня появились знакомые мужского пола и даже, — она задорно взглянула на Артура, — поклонники.
Но все же настроение было испорчено, и они молча дошли до Груневальда, аристократического района Берлина, где жила Элизабет.
Следующее воскресенье Элизабет и Артур решили провести на озере Мюггельзее. В поезде электрички они доехали до остановки Фридрихсхайн и лесом прошли к самому озеру. На берегах громадного Мюггельзее царил «хохбетриб».[12] Артур с трудом раздобыл лодку, и они долго катались по крошечным заливам, каналам, к которым со всех сторон примыкали небольшие дачи, принадлежащие бюргерам среднего достатка.
11
Фати (нем.) — папочка.
12
Хохбетриб (нем.) — горячее время, часы «пик».