Страница 13 из 45
— Это неплохо, что люди понимают толк в красоте…
— Красота, красота! Кто владелец этого участка?
— Государство, надо полагать…
— Не надо! Мы владельцы, ты и я! Разбиваем лагерь, подаем заявку, приступаем к разработкам, и по закону участок наш… Верно?
— Стой! — Боб Гринхилл впился взглядом в пустыню и удивительный город вдали. — Иначе говоря, ты собираешься… разрабатывать мираж?
— В самое яблочко угодил! Разрабатывать мираж!
Роберт Гринхилл вылез из машины и обошел вокруг нее, разглядывая расшитую следами землю.
— И мы можем это сделать?
— Можем ли? Извините, что я напылил!
В следующий миг Уилл Бентлин уже вколачивал в землю палаточные колья, тянул веревку.
— Вот отсюда и до сих пор, а отсюда до сих простирается золотой прииск, мы промываем золото. Это корова — мы ее доим. Это море денег — мы купаемся в нем!
Нырнув в машину, он выбросил из нее несколько ящиков и извлек большой лист картона, который некогда возвещал о продаже дешевых галстуков. Перевернул его, вооружился кистью и принялся выводить буквы.
— Уилли, — сказал его товарищ, — кто же станет платить за то, чтобы посмотреть на какой-то паршивый, старый…
— Мираж? Поставь забор, объяви людям, что просто так они ничего не увидят, и им сразу загорится. Вот!
Он поднял в руках объявление.
СЕКРЕТНОЕ ДИВО МИРАЖ. ТАИНСТВЕННЫЙ ГОРОД
25 центов с машины. С мотоциклов гривенник.
— Как раз машина идет. Теперь гляди!
— Уильям!
Но Уилл уже бежал к дороге, подняв плакат.
— Эй! Смотрите! Эй!
Машина проскочила мимо, точно бык, игнорирующий матадора.
Боб зажмурился, чтобы не видеть, как пропадет улыбка на лице Уилла.
И вдруг — упоительный звук.
Визг тормозов.
Машина дала задний ход. Уилл бежал ей навстречу, размахивая, указывая.
— Извольте, сэр! Извольте, мэм! Секретное Диво Мираж! Таинственный город! Заезжайте сюда!
Ничем не примечательный участок исчертило сперва просто множество, затем вдруг несчетное множество колесных следов.
Огромный одуванчик пыли повис в жарком мареве под сухим мысом. Стоял сплошной гул прибывающих автомашин, которые занимали свое место в ряду — тормоза выжаты, дверцы захлопнуты, моторы заглушены. Разные машины из разных мест, а в машинах люди, тоже разные, как надлежит быть людям, которые ехали кто откуда, и вдруг их что-то притянуло, как магнит: поначалу все и говорили разом, но затем постепенно смолкали перед лицом того, что явила их взглядам пустыня. Ветер тихонько гладил лица, теребил волосы женщин и расстегнутые воротники мужчин. Люди долго сидели в машинах или стояли на краю мыса, ничего не говоря; наконец один за другим стали поворачивать.
Вот первая машина покатила обратно мимо Боба и Уилла; сидящая в ней женщина благодарно кивнула им.
— Спасибо! Действительно, самый настоящий Рим!
— Как она сказала: «Рим» или «дым»? — спросил Уилл.
Вторая машина заколесила к выходу.
— Ничего не скажешь! — Водитель высунулся и пожал руку Бобу. — Так и чувствуешь себя французом.
— Французом?! — вскричал Боб.
Оба подались вперед, навстречу третьей машине. За рулем, качая головой, сидел старик.
— В жизни не видел ничего подобного. Подумать только: туман, все как положено, Вестминстерский мост лучше, чем на открытке, и Большой Бен поодаль. Как вы этого достигаете? Боже храни вас. Премного обязан.
Окончательно сбитые с толку, они пропустили машину со стариком, медленно повернулись и устремили взгляд туда, где колыхалась полуденная игла.
— Большой Бен? — произнес Уилл Бентли. — Вестминстерский мост?.. Туман?
— Чу, что это, кажется, там, за краем земли, совсем тихо, чуть слышно (полно, слышно ли? — они приставили к ушам ладони) трижды пробили огромные часы? И кажется, ревуны окликают суда на далекой реке и судовые сирены гудят в ответ?
— Чувствуешь себя французом? — шептал Роберт. — Большой Бен? Дым? Рим? Разве это Рим, Уилл?
Ветер переменился. Струя жаркого воздуха взмыла вверх, извлекая перезвон из невидимой арфы. Что это, никак туман затвердел, образуя серые каменные монументы? Что это, никак солнце водрузило золотую статую на вздыбившуюся глыбу чистого снежного мрамора?
— Как… — заговорил Уильям Бентлин, — каким образом все меняется? Откуда здесь четыре, пять городов? Мы говорили кому-нибудь, какой город они увидят? Нет. Ну, держись, Боб, держись!
Они перевели взгляд на последнего посетителя, который стоял один на краю сухого мыса. Сделав знак товарищу, чтобы тот молчал, Боб безмолвно подошел к платному посетителю и остановился сбоку, чуть позади.
Это был мужчина лет пятидесяти, с энергичным загорелым лицом, ясными, добрыми, живыми глазами, тонкими скулами, выразительным ртом. У него был такой вид, словно он в жизни немало путешествовал, не одну пустыню пересек в поисках заветного оазиса. Он напоминал одного из тех архитекторов, которые бродят среди строительного мусора подле своих творений, глядя, как железо, сталь, стекло взмывают кверху, заслоняя свободный клочок неба. У него было лицо зодчего, глазам которого вдруг, в одно мгновение, предстало, простершись от горизонта до горизонта, совершенное воплощение давней мечты. Внезапно, словно и не замечая стоящих рядом Уильяма и Боба, незнакомец заговорил тихим, спокойным, задумчивым голосом. Он говорил о том, что видел, говорил о том, что чувствовал:
— Что? — спросил Уильям.
Незнакомец чуть улыбнулся и, не отрывая глаз от миража, стал негромко читать по памяти:
Его голос укротил ветер, и ветер гладил двоих стариков, так что они совсем присмирели:
Уильям и Боб смотрели на мираж и в золотой пыли видели все, о чем говорил незнакомец. Гроздья минаретов из восточной сказки, купола, стройные башенки, выросшие на волшебных посевах цветочной пыльцы из Гоби, россыпи запекшейся гальки на берегах благодатного Евфрата, Пальмира — еще не развалины, только-только построенная, свежей чеканки, не тронутая минувшими годами, вот окуталась дрожащим маревом, вот грозит совсем улететь…
Видение озарило счастьем преобразившееся лицо незнакомца, и отзвучали последние слова:
Незнакомец смолк.
И тишина в душе у Боба и Уилла стала еще глубже.
Незнакомец теребил дрожащими руками бумажник, глаза его увлажнились.
— Спасибо, спасибо…
— Вы уже заплатили, — напомнил Уильям.
— Будь у меня еще, вы бы все получили.
Он стиснул руку Уильяма, оставил в ней пятидолларовую бумажку, вошел в машину, в последний раз посмотрел на мираж, сел, включил мотор, не торопясь дал ему прогреться и — просветленное лицо, умиротворенные глаза — укатил.
Роберт сделал несколько шагов вслед за машиной. Он был ошеломлен.
Вдруг Уильям взорвался, взмахнув руками, гикнул, щелкнул каблуками, закружился на месте.
— Аллилуйя! Роскошная жизнь! Полная чаша! Ботиночки со скрипом! Загребай горстями!