Страница 7 из 47
— Шесть. Шесть раз он стрелял, и ни одна пуля не прошла мимо.
— Почему он хотел вас убить? Вы что-нибудь знаете об этом?
Хинтц закивал:
— Восьмого января Данн хотел сам контролировать мою пристань. Сообщили, что прибудет судно из Генуи с замаскированным грузом наркотиков. Его должны были разгрузить люди Данна. Поскольку я каждое утро вербовал докеров, он побоялся, что его люди не получат пятьдесят первой пристани. Поэтому-то я и должен был восьмого января перенести смену на выходной день. Но я отказался, я не хотел отдавать своей пристани этой банде.
— Этого будет достаточно, — сказал Китинг. — Теперь успокойтесь. Мы приведем сюда Данна, и тогда вы еще раз должны будете подтвердить нам, что это он стрелял в вас.
Хинтц больше не возражал. Казалось, он был готов к этому. Через полчаса два полицейских ввели Джонни Данна в палату.
— Хелло, Анди, — сказал Данн с принужденной приветливостью.
Хинтц молча смотрел на него.
Подав взглядом знак стенографу, Китинг спросил:
— Антони Хинтц, вы знаете этого человека? Если да, то назовите мне его имя.
Хинтц поднял с одеяла правую руку и указал ею на Джонни Данна.
— Это Джонни Данн — человек, который стрелял в меня.
С театральным жестом Данн вдруг схватил руку Анди.
— Но, Анди, ты понимаешь, что говоришь? Я же твой старый друг. Я никогда не стрелял в тебя!
— Нет, я лежу здесь только ради шутки, — тяжело дыша, произнес Хинтц и молниеносно сорвал с себя одеяло. Обеими руками он схватил повязки из лейкопластыря и попытался сорвать их. — Подойди сюда, посмотри на дыры, которые ты проделал во мне, и скажи, доволен ли ты своей работой…
У Хинтца не было сил сорвать повязки. Тяжело дыша, он упал на подушки. Китинг снова укрыл его и попытался успокоить.
Профсоюзный босс сказал, холодно улыбаясь:
— Разве вы не замечаете, что этот человек говорит в бреду? А теперь я требую, чтобы к дальнейшим беседам был привлечен мой адвокат.
Билл Китинг снова выпрямился.
— Это уже излишне, мистер Данн. Мы подходим к концу. Я арестовываю вас за убийство Антони Хинтца.
— Убийство? Становится все забавнее. Человек еще живет, а вы хотите мне приписать… — Джонни Данн не договорил. Взгляд на постель заставил его замолчать.
Антони Хинтц был мертв.
Когда полицейский надевал Джонни Дампу наручники, Китинг саркастически заметил:
— Вам не повезло, Данн. Анди умер на полчаса позже, чем надо. Теперь вам придется поменять уютное председательское кресло на электрический стул!
Прошло еще восемнадцать месяцев, прежде чем Джонни Данн, заместитель председателя нью-йоркского профсоюза докеров, был приговорен к смерти и казнен на электрическом стуле в «Синг-Синг».
Билл Китинг, молодой прокурор, как ни странно, ограничился этой единственной крупной победой в борьбе против бесчинства гангстеров. Он ушел с государственной службы и начал адвокатскую практику. Говорят, что Китинг стал известным адвокатом, защитником крупных гангстерских властителей.
Валентин АККУРАТОВ
КОВАРСТВО КАССИОПЕИ
— Горючее кончается, — сказал пилот флаг-штурману. — Через час будем падать. И тогда, словно по заказу, в облачном месиве, плотно затянувшем поверхность Ледовитого океана, появилось «окно».
— Земля! — крикнул штурман и откинул с головы капюшон чукотской малицы, чтобы лучше, вернее разглядеть сушу, спасительную сушу, так нежданно открывшуюся под ними.
— Ледник… — протянул разочарованно пилот. — Ледник. А мы — на колесах…
Флагштурман Михаил Гордиенко пожал плечами:
— Должно быть, это остров Джексона. От него до базы на Рудольфе всего тридцать километров.
— А ты уверен, что это остров Джексона? — спросил штурмана пилот. — Земля Франца-Иосифа насчитывает восемьдесят семь островов.[1] Мы четыре часа не видели земли.
— Этот — Джексона. Больше мы не увидим земли. База на Рудольфе в тридцати километрах.
— Вот только в какую сторону?
— Вот именно… — протянул штурман.
— Ладно, — сказал пилот. — Снизимся, посмотрим, — и обратился к радисту: — Сообщи, чтобы остальные самолеты следили за нами.
Сбросив газ, огромный оранжевый четырехмоторный самолет ушел в «окно».
— Видишь, снег не глубокий… Лед-то как блестит.
— Жаль, что мы не на лыжах, — сказал пилот. — Всем уйти в хвост! Немедленно!
Гордиенко понимал, что это необходимая мера. Она преследует две цели: даст самолет «козла» — люди будут своего рода балластом, который может помочь машине вернуться в нормальное положение; случится что-либо похуже — из горького опыта катастроф известно: хвост почти всегда остается целым.
Однако штурман остался рядом с пилотом.
Сделав широкий круг, самолет зашел на посадку и низко пошел над темными трещинами ледников.
— Тяни! Тяни! — послышался над ухом пилота голос штурмана. — Там, впереди, ровно! И трещин нет!
— Ты не в хвосте? — удивился пилот. Но тут он «перетянул» последнюю трещину, и разговаривать стало некогда. Машина мягко коснулась земли, вернее, льда и покатилась, поднимая тучи снега. Вдруг сильный толчок потряс самолет. Машина, задирая хвост, стала падать на нос, но лишь качнулась и приняла нормальное положение.
Несколько секунд в самолете стояло молчание, так характерное для вынужденной посадки. Его нарушил пилот:
— Сообщите самолетам, чтобы пока кружили над нами. Осмотрим площадку, выложим знаки.
Утопая в сугробах, экипаж быстро наметил полосу для приема двух других самолетов, которые кружились над ними. Вот сели и они.
Командир второй машины, сухопарый, с тонким орлиным носом, опытный полярный ас Фарих, с трудом добрался до первой машины и сказал:
— Поздравляю! Здесь и зазимуем. С такого аэродрома нашим машинам не взлететь. Штурманы, где сидим?
В середине тридцатых годов, когда советские авиаторы начали осваивать Арктику, не было еще ни радиолокаторов, ни радиокомпасов, ни радиопеленгаторов. Самым надежным инструментом для определения местонахождения был секстант, прибор, которым пользовались еще мореходы времен Колумба и Магеллана.
Михаил Гордиенко смущенно ответил за всех навигаторов:
— Сейчас сумерки. Вот ночь настанет. Увидим звезды. Уж тогда точно сориентируемся. Не волнуйся, Фарих. У нас прекрасный астроном. Коли нам не веришь, то уж он-то не подведет.
Но Фарих продолжал ворчать:
— Знаю я шуточки Арктики. Сядешь на час — живешь неделю. Надо устраиваться основательно. Конечно, у нас все есть. Продуктов достаточно, и одежда, и лагерное снаряжение. Но главная-то наша задача: искать самолет Леваневского. И тем не менее я настаиваю — устраиваться основательно.
Предложение было принято. Вскоре в темноте, у палаток, засветились огни примусов. В чистом морозном воздухе запахло едой, остро и пряно, как пахнет лишь на севере да в высокогорье. Причем запахи не сливались, каждый существовал отдельно: запах мяса и запах лаврового листа, запах перца и кофе.
С аппетитом поужинали и стали терпеливо поглядывать на небо, ожидая, что ночью должно развиднеться.
Астроном Шавров, человек очень опытный — моряк с двадцатилетним стажем, — неторопливо, с достоинством устанавливал сложный прибор, именуемый астрономическим теодолитом. Штурманы с секстантами в руках выглядели рядом с ним первоклашками.
Посверкивая линзами, сияя медными шкивами, штифтиками, солидный и отрешенный, теодолит напоминал статую языческого божества. А Шавров, обращавшийся с прибором очень осторожно, даже почтительно, словно жрец, усиливал впечатление, производимое столь редким в те времена инструментом.
1
Дело происходило в 1936 году. Теперь в архипелаге насчитывается сто десять островов.