Страница 32 из 47
— Для чего это?
— Особое звено продолжает заниматься запахом.
— Ты продолжаешь его путь?
— Пожалуй, нет. Я всегда шел своим путем.
— Я не знал.
— Не удивительно. Но спорили мы с ним немало. Жаль, что я его не убедил. Хотя, строго рассуждая, этого и не могло произойти.
«Странно, — подумал Кедрин. — Его нет, но мы рассуждаем почти так же, как если бы он был жив. Впрочем, не является ли это лучшим способом выразить уважение? Только заслужил ли он это уважение? Но об этом лучше не думать…»
— Почему не могло? — спросил он.
— Ты успел ведь — ну, хоть познакомиться с нами, так? Значит, ты поймешь. Стань сейчас Холодовским…
«Не так-то и приятно», — подумал Кедрин и стал сосредоточиваться. Потом он поднял голову.
— Я готов.
— Итак… Я допускаю, что твоя теория запаха выглядит логично. Но единственная ли она возможная?
— У тебя есть другие? — спросил Кедрин так, как, по его мнению, спросил бы Холодовский, будь он еще способен спрашивать. Но мертвые не спрашивают, они только отвечают…
— Смотря как понимать эти «другие», — сказал Гур.
— Ну, — сказал Кедрин-Холодовский, — основанные на фактах и логике науки.
— Иными словами, на объясненных фактах?
— Естественно. Следствие можно объяснить, лишь зная причину. Зная следствие и пути развития, можно причину восстановить.
— Если следствие может быть вызвано только одной причиной, — кивнул Гур. — А если их несколько? Разных? Держа в руке алмаз, можешь ли ты сразу сказать, кто создал его: природа или человек?
— На столе — нет. Но найдя в земле…
— В алмазоносной трубке? Допустим. А просто в песке? На равном расстоянии и от трубки и от твоего стола? Ты затруднишься. Но лет двести назад ты и не стал бы сомневаться: тогда бы ты не знал, что возможно создать алмаз искусственно.
— Ну, хорошо, — сказал Кедрин, но, вспомнив, что он Холодовский, покачал головой: — Тогда мы должны допустить существование субъекта — создателя.
— Почему же нет?
— Потому, что у нас нет сведений, позволивших бы…
— Так сказал бы и нашедший алмаз, о мой логичный друг.
— А ты допускаешь? Прости, но это ненаучно.
— Прощаю. Я не обижен. Да, фактов нет. Точнее, они нам не известны. Но не следует ли иногда перешагивать через неизвестные факты?
— Ну, знаешь!..
— Не так ли поступил некогда, скажем, Дарвин? Ведь у него не хватало многих звеньев.
— Не спорь. Я занимаюсь запахом дольше тебя, и…
— Стоп, о перевоплотившийся, — сказал Гур. — Это уже не тот Слава.
— Это он, покончивший…
— Такого нет! — сурово сказал Гур. — Думай! Найди другие аргументы.
Кедрин кивнул. «Нет, я никогда не покончу с собой, — подумал он. — Я должен жить и многое сделать. Сделать?»
— Слушай, — сказал он. — Пусть мы примем твою гипотезу. Пока объяснения нет. Значит, ничего нельзя сделать. Сидеть и ждать. Бояться запаха. Затягивать постройку… Мы не можем так, Гур. Мы должны делать, бороться, строить корабли. Моя гипотеза дает нам возможность действовать. Строить. Дает надежду, и притом достаточно обоснованную. Делать — вот что нужно нам! А если… Что же, ты думаешь, я откажусь от ответственности? Он вопросительно взглянул на Гура.
— Да, это было так, — сказал Гур. — Ты угадал. Только он потратил значительно меньше слов и говорил без пафоса — нет, это не в упрек тебе, это ради точности. И насчет ответственности он не говорил, он говорил о другом… Но сейчас это уже ни к чему, — сказал он, и тоска сверкнула в его голосе, — древняя тоска по безвременно ушедшим, но, видимо, и Гур умел хватать себя за горло. — Одним словом, вот так Слава взял верх в споре и стал строить свои озотаксоры.
— Взял верх в споре — значит, прав?
— Нет, далеко не всегда. Потому что в споре иногда побеждает то обстоятельство, что мы живем сегодня, а не вчера и еще не завтра. Но законы природы в отличие от человеческих имеют обратную силу и действуют, даже когда они не открыты и не узаконены. Как бы там ни было, пока что работы хватает всем: корабль должен быть достроен быстрее, чем предполагалось.
— Там что-нибудь случилось?
— Лобов сообщает о полном благополучии. Даже чересчур полном. Но Седов знает, что может быть, если Лобов сообщает о сверхблагополучии. Значит, плохи дела…
— Плохо.
— Нехорошо. Но еще не скверно. Мы надеемся, и они тоже. Так что ты надумал? Будешь здесь?
— Нет. Очень будет тоскливо…
— Ну, слетай на Землю.
— Да. Возможно, останусь там.
— Ты? Не останешься… — задумчиво произнес Гур. — Не останешься, нет. А пока отдохни. Гимнастика, купания… Монтажнику нужно здоровье… — Голос Гура снова переливался знакомыми торжественно-насмешливыми нотками. — А пока ты будешь отдыхать, это вот хитроумное устройство, этот маленький «гончий песик», что идет на выручку «большому псу», поищет в пространстве син-излучение. Потом мы тут еще кое-что подсчитаем. Я хотел просить тебя заняться этим сейчас, но раз уж так получилось… Счетчиков среди нас не оказалось, но уж я обойдусь.
— Значит, это тоже искатель излучений?
— Не только. В сущности, это наоборот — излучатель син.
— Для чего?
— Да так, о любопытствующий, — сказал Гур. — Для проверки разных малонаучных гипотез. Тут, конечно, придется подумать…
— Может быть, пригласить специалистов с Земли?
— Они все здесь, мой заботливый друг. А с теоретиками мы можем связаться в любой момент, когда это понадобится. Это ведь несложно — связаться с Землей. Например, я говорю с сыном.
— Сын? Странно, я ничего не знаю обо всех вас. Где же он?
— На планете, конечно.
— Вот как… Значит, и ваши корни — в Земле.
— Мы тоскуем по Земле, — грустно сказал Гур. — Мы просто мало говорим о ней. Но ведь строительство кораблей пока не под силу автоматам.
— Но очень скоро станет под силу. Машины этого класса уже завтра будут гораздо компактнее, их нетрудно станет и разместить в пространстве.
— Правильно. Но мы к тому времени уйдем дальше. Туда, где еще нет автоматов.
— Почему?
— Да потому, что человек куда совершеннее. В разведке и поиске автоматы могут быть рецепторами и орудиями, но мозг — это человек. Кстати, на планете зайдешь в свой институт, узнай, нельзя ли с их помощью заказать серию син-излучателей в разных диапазонах. Чтобы не кустарничать. И кстати…
Что-то, очевидно, случилось совсем некстати. Раздался хриплый, низкий всхлип. Свет померк. Белесый туман, почудилось Кедрину, заполнил каюту, лицо Гура оказалось где-то страшно далеко, каюта мелко завибрировала. Гур, как показалось Кедрину, взлетел над полом — на самом деле он просто кинулся к аппарату. Но свет уже вспыхнул в полную силу, и Гур выпрямился, облегченно переводя дух.
— Вот так, о храбрейший, — сказал он. — Хорошо, что импульс недолог. А то вся энергетика Дробь седьмого полетела бы в черный ящик.
— Что это было?
— Картинка природы: син-излучатель в действии, — сказал Гур и широко повел рукой. — Нашел, настроился, излучил.
— Могу я помочь?
— Безусловно. Встретив Герна, не говори ему, где я. И передай самую горячую благодарность за дружески предоставленную мне антенну.
— И все?
Он медленно шел к каюте. Что ж, месяц куда ни шло, за это время он забудет Пояс. Хорошо, когда ничего больше не привязывает тебя… Месяц. Через месяц будет сдан корабль. «Значит, и этого у меня нет. Нет ее, нет корабля. Остался разве что комбинезон монтажника. Я даже не знаю, что носят монтажники по праздникам».
Он оглядел каюту. Собирать было нечего — люди приходили и уходили налегке. Взглянул на часы. Ежедневный корабль на планету уйдет через час.
Кедрин шел по пустынному коридору. Очередная смена — его смена — готовилась к выходу в рабочее пространство. Только скваммер № 283 останется в зале. Ничего, выздоравливает Кристап.
Единственным, кто попался Кедрину по дороге в порт, был Герн. Он цепко ухватил Кедрина за рукав.
— Слушайте, — сказал он, поглядывая на Кедрина с некоторым подозрением. — Вы, по-моему, из этих… Ну да, это же вы заметили ту странную вспышку. А? Так вот, Седов прав. Расстояние между Трансцербером и кораблем сократилось больше, чем следовало. Что все это значит?