Страница 38 из 47
«Геройскому народу Советского Союза от Соединенных Штатов».
Французы стояли на другом конце летного поля, километрах в двух от полка Званцова. Их тоже кормили макаронами. Но они весело вытягивали из бачков клейкие дудочки, наматывали на вилки и макали в жирный соус. Они не скучали по картошке, как русские ребята.
Вот и сегодня Званцов услышал, как в кухне мама Зина со свистящим шепотом наступает на Шумака:
— Жрет фашист картошку, тебе говорю!
— Нету картошки. Обежал все окрест — нету! — мрачно отбивался Шумак.
«Может, поженятся», — подумал вдруг Званцов, прислушиваясь к их гневному шепоту.
Ему почему-то очень захотелось, чтобы они поженились. Когда-нибудь ведь кончится война! Званцов даже представил, как сидят все летчики за простым солдатским столом, пьют водку, кричат «горько», как смущенная и помолодевшая мама Зина целует старшину Шумана. Только улыбку ее не мог представить Званцов — никогда он не видел, как улыбается мама Зина.
Никто не догадался бы, поглядев сейчас на командира полка, о чем он думает.
Званцов был худ. Две морщины поперек лба придавали его лицу вид хмурый, даже злой.
В землянку вошел инженер полка Глыбин. Он был в брезентовой длиннополой куртке, какие обычно носили техники, в старых валенках, грязных от масла. Легким шлепком по плечу он тронул комзвена Канарева, вытер шапкой потемневший от пота белый чуб.
— Зарезали нас без запчастей. На тройке ресурс кончился. На шестом вот он (Глыбин кивнул на Канарева) разворотил весь маслоотстойник. Тоже придется менять…
— Ха! «Он разворотил», — передразнил Глыбина Канарев. — Вы думаете, мы только и мечтаем себя под пули подставлять?
— Мог бы и знать, с запчастями туго, поберегся бы, — серьезно проговорил Глыбин.
Званцов с трудом спрятал улыбку, спросил:
— Значит, двух машин на сегодня нет?
Красные, как у окуня, глаза Глыбина спрятались за насупленными седыми бровями.
— Да как сказать? Кой-как подделали. Сегодня, может, и слетают, а завтра не выпущу в полет.
— Ну и на том спасибо, Иван Сергеевич.
Глыбин ушел.
После завтрака летчики выстроились на стоянке.
— Ну на сегодня будут такие дела, — Званцов оглядел смолкнувших товарищей. — Снова полетим к переправе. Действовать будем поэскадрильно с интервалами в пять минут. Атаковать но ведущему. Напряжение… Напряжение — пока не разобьем переправу!
Три дня назад на правобережье реки Прегель, протекающей по Кенигсбергу, фашистам удалось остановить наступление наших войск. Подкрепление — солдат, боеприпасы, горючее — они переправляли по понтонному мосту. Единственный на этом участке мост был сильно защищен зенитками. Налеты тяжелых бомбардировщиков не дали никаких результатов. Вчера трижды и безуспешно штурмовой полк Званцова пытался прорваться к реке.
— Вопрос разрешите? — выступил вперед Канарев. — А кто будет прикрывать? Или опять, как вчера, сами себя?
— Прикроют французы. Вечером они перебазировались к нам.
— Французы? — оживились летчики. — А как они воюют?
Им еще не приходилось драться бок о бок с французами.
Впрочем, узнать об этом можно было только в бою.
Летчики разошлись по машинам. Званцов надел парашют, сбил с унтов снег и полез в кабину. Атака должна начаться в шесть утра. До взлета осталась минута. Из-под серых маскировочных сетей выруливали штурмовики.
— Готов, Сеня?
— Так точно, товарищ майор! — отозвался стрелок.
Званцов посмотрел на часы приборной доски. Стрелка бежала по черному циферблату. Засек время…
— Взлет!
Рука плавно двинула ручку газа вперед.
Облачность была небольшой. Самолет быстро прошел ее, и на броне стекла вспыхнул розовый утренний луч. Небо парило. Темно-синяя краска на горизонте переливалась в зеленоватую и оранжевую. Внизу плыли, как дымы, сероватые вороха облаков. Но потом стала проглядываться в окнах земля, грязно-белая от тающих снегов.
Рядом со Званцовым летел Канарев. У него из-под шлема высовывался белый шелковый чехольчик, оттеняя румяное круглое лицо. Лейтенант жмурил глаза и улыбался. «Вот он, — подумал Званцов, — не умеет скрывать свои чувства, как это делает зрелый мужчина». Не так давно Званцов видел у него на глазах слезы. Оказалось, из-за пустяка — полюбил… Хотя Званцову было не двадцать, а тридцать восемь, он никогда не любил. У разных людей дорога к любви бывает разная — и короткая и длинная. У Званцова, наверное, была самой длинной, закружилась в войне.
Штурмовики эскадрилья за эскадрильей шли над облаками. Облака на этот раз помогали летчикам. Званцов рассчитывал незаметно пролететь до цели и, выйдя из облачности, атаковать переправу.
Километрах в двух выше летела эскадрилья истребителей — французы. Маленькие, стремительные «Яки» шли попарно строем пеленга.
«Соображают», — одобрительно подумал Званцов.
При таком строе «Яки» могли вступать в бой почти одновременно.
Званцов поглядел на часы. До атаки осталось семь минут. Он внимательно, квадрат за квадратом, осмотрел сизо-голубой сектор неба и ничего не обнаружил.
«Что за черт? Фашисты будто нарочно подставляют переправу… А может, мы уклонились?»
Званцов торопливо поглядел на компас, часы, карту. Her, не уклонились. До переправы осталось пять минут.
И вдруг в небе что-то изменилось. Он закрутил головой, стараясь понять, что же именно произошло. Канарев показал вверх. Ах, вот в чём дело!
Два «Яка» оторвались от строя и устремились ввысь. Перед ними едва заметной точкой парил «фокке-вульф-189» — «рама». Разведчик, описав дугу, стал уходить от истребителей.
Небо вдруг стало рябым от черных шапок разрывов. Заградительный огонь был плотен, воздух потемнел от дыма.
«Ну, куда нырнуть? Где найти брешь в стене огня? Кажется, нет ее… А может, пронесет?»
Званцов нырнул в огненную стену. Самолет качнуло тугой взрывной волной, хлестнуло осколками. А остальные?
Званцов оглянулся — вздохнул радостно: пронесло.
В просвете мелькнула белая река.
— Приготовиться к атаке! — крикнул Званцов. — Пошли!
Штурмовик боднул тучи и там забился, будто попал в капкан. Близкие, но не видимые в облачности разрывы бросали самолет из стороны в сторону. Страшно не хотелось попасть сейчас под слепой разрыв. Рука похолодела, крепче вцепилась в ручку управления. Но через секунду Званцов ощутил ровную мощь двигателя, тугой поток воздуха, крепость крыльев, близость товарищей, летящих где-то рядом.
Из туч выплыла земля, белая, глянцевая вода Прегеля. Глаз метнулся в сторону. Мост! По нему струится лента людей, повозок, танков.
Званцов поймал в прицел эту жирную колышущуюся гусеницу и нажал гашетку. С крыльев сорвались реактивные снаряды, огненной струей вонзились в мост.
Пролетев за переправу, он направил самолет вверх. И тут заметил, что зенитки не стреляли. Значит, в небе, за облаками, были фашистские самолеты. Если их много…
Где лучше зайти на новую атаку?
Выскочив из облаков, штурмовики окунулись в синее небо. То тут, то там проплывали бурые полосы горящих самолетов. Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы понять соотношение сил. Гитлеровцы на выручку своей переправы бросили много самолетов, и они сейчас вступили в бой с «Яками».
Два «фокке-вульфа-190» понеслись прямо на Званцова. Уйти вниз, развернуться, чтобы дать возможность стрелку открыть огонь, Званцов не мог: его успели бы расстрелять на вираже. Он решил лететь навстречу «фоккерам», отвлекая гитлеровцев от товарищей.
— Ястреб, я с вами! — раздался в наушниках голос Канарева.
— Назад, черт бы тебя взял!
— Разрешите остаться, — секунду помолчав, упрямо проговорил Канарев.
Званцову уже некогда было отвечать. Он прильнул к прицелу, стараясь поймать первый «фоккер». Тяжелая машина нехотя поднимала нос. От «фоккеров» уже неслись, ослепляя, колючие нити трассирующих снарядов. Перед самой кабиной Званцова «фоккеры» сделали «горку» и проскочили назад. По ушам ударил тупой треск пулеметов. Это начал стрелять Сеня. Сладковатый запах пороха наполнил кабину.