Страница 21 из 47
В который раз сравниваю я свои сейсмограммы с той единственной и неповторимой и нигде не нахожу столь характерного и выразительного двойного зубца.
— Beg your pardnon, sir,[6] — отвлекает меня Махди, — завтрак готов.
Мы садимся завтракать. В ноздри бьет ароматный пар. Под ложечкой рождается сладкая спазма. Голод берет свое, и я на время забываю о сомнениях и сейсмограммах. Махди испек в листьях папоротника отличного чешуйчатника. Бело-розовое мясо легко отделяется от колючего хребта. Особенно вкусны жаберные крышки. Я высасываю их жирные горячие мешочки, как клешню краба. Батат также превосходен. Жаль, что нет сметаны! Со сметаной было бы вкуснее. На десерт — маисовый початок, консервированная колбаса с подливкой из жженого сахара и чай с ромом. Отличный завтрак!
— Спасибо, Махди! Все необыкновенно вкусно. Теперь можно покурить и обсудить наше скверное положение.
Но мне оно уже не кажется столь скверным. Не знаю почему, но я уверен, что выход найдется и все будет хорошо.
— Послушайте, Махди. Так что же это был все-таки за зверь, который напал на нас вчера на реке?
— Я так думаю, что это летучая лисица.
— Лисица? Что-то не похоже… Агрессивен, щелкает зубами. Нет, летучие мыши так себя не ведут. А может, это и есть кангамато? Ведь чудовище показалось нам черным только потому, что оно летело на закат, а на самом деле оно могло быть красным.
— Я не верю в кангамато. Это все сказки.
— Так почему же вы так испугались вчера?
— Не знаю… Только в красную ящерицу я не верю.
— А мистер Пирсон верит. Он не считает это сказками и суевериями. Кстати, вы давно знакомы с мистером Пирсоном?
— Первый раз я увидел его в вашем доме, когда пришел сообщить, что рабочие сбежали в Джелу.
— Ах, да, помню, помню… Значит, до этого вы не знали Пирсона?
— Лучше будет оставить в лагере все, как есть. На дорогу возьмем только самое необходимое. Остальное продовольствие нужно упрятать, чтобы не утащили муравьи, — неожиданно сказал Махди, собирая остатки завтрака в полиэтиленовый мешок.
— Значит, вы предполагаете, что наш уход дело решенное?
— Разумеется, сэр.
— Да, очевидно… Ну, хорошо! Готовьтесь к походу. Выступим к вечеру, как только спадет жара.
— Да убережет нас аллах от болезней и ифритов! — серьезно ответил Махди.
— А в аллаха вы верите, Махди?
— Аллах акбар. Мой отец был мухтаром,[7] а я два года учился в Аль-Азхаре.
— Аль-Азхар? Это город?
— Нет, господин, это знаменитый мусульманский университет в Каире. Я не закончил его только потому, что мураби — арендаторы моего отца — сожгли наш дом и весь урожай. Они разорили нас.
— А какую часть урожая отдавал ваш отец своим мураби?
— Четвертую! Как везде! Это же наша земля!
Глаза Махди засверкали, ноздри расширились, брови сошлись у переносицы. Внезапно он встал и молча вышел из палатки.
— Подождите меня, Махди! Я помогу вам спрятать продовольствие.
Нам не удалось покинуть лагерь в этот день. Работы оказалось гораздо больше, чем я представлял себе сначала. Мы провозились до вечера. Особенно много хлопот было с провиантом. Мы складывали его в большие жестяные банки и заливали крышки сургучом так, что не оставалось ни малейшей щели. Потом мы завертывали банки — в полиэтиленовую пленку, которую на всякий случай посыпали нафталином.
Но Махди так боялся муравьев, что предложил сверх этого зарыть наши сокровища в землю. Я велел ему отойти подальше и вырыть небольшую ямку глубиной в три-четыре фута. Связав вместе четыре двухсотграммовые тротиловые шашки и вставив в одну из них детонатор с отрезком шнура, я аккуратно опустил заряд в ямку, засыпал землей и утрамбовал. Потом я поджег выведенный на поверхность шнур.
Ухнул взрыв. В тростниках зашуршали комья выброшенного грунта. В сгущающемся сумраке дно воронки казалось черным, как ночная тень. Мы решили отложить погребение нашего провианта до утра.
Жемчужно-солнечное утро было наполнено треском насекомых и птичьим щебетом. В тростниках еще прятался туман.
Дно воронки, к моему величайшему удивлению, оказалось заполненным водой. Она уже успела отстояться и превратиться в сумрачное колодезное зеркало. Сначала я предположил, что ночью прошел дождь, но все вокруг было сухо. Откуда же тогда вода?
— Как вы думаете, Махди, откуда здесь оказалась вода?
— Наверно, из земли, сэр. Больше неоткуда. Вода — это плохо! Придется нам придумать что-нибудь другое…
— Сделайте еще одну ямку, Махди! Только вот там, в четверти мили отсюда.
— Лучше не зарывать в землю, уж если вода.
— Мы ничего не будем зарывать. А ямку вы все-таки сделайте.
Махди взял маленькую саперную лопатку и стал подниматься вверх, на первую террасу — самое сухое в этом районе место. На террасе росли акации, колючки, исполинский укроп. Несколько дней назад я подстрелил там небольшую окапи. Ее нежное мясо чуть-чуть пахло, мускусом и дымом костра.
Когда в воздух взлетел рыжий и дымный столб грунта, я побежал к воронке. В ней все еще клубилась муть. Кисло и остро, до царапанья в горле, пахло взрывом. Постепенно пыль осела, и я мог осмотреть воронку. Дно показалось мне явно сыроватым. Я взял кусочек глины, и она была влажной и пластичной, тогда как у поверхности глина крошилась, как сухая замазка.
И как только я не заметил этого раньше! Я достал полевой журнал. За все время мы произвели 232 сейсмических исследования. Это значит 232 взрыва, 232 воронки. Я решил осмотреть хотя бы некоторые из них.
— Мы задержимся здесь еще на один день, Махди.
Махди молча кивнул и отвернулся.
К вечеру мне все стало ясно. Уровень грунтовых вод на Оберре был очень высок. В то же время на той единственной сейсмограмме грунтовые воды залегали необычайно низко. Из такого сопоставления можно было сделать два вывода:
1) Сейсмограмма получена при исследовании какого-то неизвестного мне района Оберры с аномальной гидрогеологией.
2) Сейсмограмма получена не на Оберре, а в каком-то другом месте с очень низким уровнем грунтовых вод.
Первый вывод предполагал странный каприз природы, второй — ошибку или даже злой умысел человека. Я не знал, на чем остановиться.
Мне припомнились высохшие русла рек на Аледжире, все эти бесчисленные вади, уэды, эрги. Там грунтовые воды залегали действительно глубоко, и если бы на сейсмограмме не было экспликации, я бы без колебаний сказал, что она сделана на Аледжире, а не на Оберре. Но в экспликации стояло: Оберра… Неужели ошибка?.. Пирсон тоже советовал начать с Аледжиры. Правда, он считал, что Аледжира так же бесперспективна, как и Оберра, но все же советовал начать с нее… А если допустить, что экспликации все же нет?.. Догадка ударила меня, как молния. Я даже вздрогнул. Вот оно! Мне нужна только гидрогеологическая карта, и я смогу найти по ней то место, где получена сейсмограмма. Даже если бы это была слепая сейсмограмма, без экспликации и привязки к местности!
В моих руках все это время было мощное оружие. Но только теперь я смогу воспользоваться им.
Мне вспомнился доклад, который мой шеф, всемирно известный геолог-нефтяник, сделал на одном из наших аспирантских семинаров (я тогда был еще аспирантом). Доклад был посвящен вопросу генетической связи нефтегазоносных бассейнов с вмещающими их бассейнами артезианских вод. Какое емкое и точное слово — «вмещающие»! Впервые в мировой науке было высказано предположение о генетической и физико-химической связи океанов подземных вод с затерянными в этих океанах нефтегазоносными бассейнами. Сколько раз до этого геологи произносили слова «водонефтяной контакт», даже не догадываясь о том глубочайшем философском смысле, который в них заложен. Да, шеф тогда говорил именно как философ, и вместе с тем как исследователь, умело использующий диалектический метод для раскрытия наиболее общих законов природы. И речь шла тогда не об отдельных бассейнах, районах и регионах, а о наиболее общих объективных законах.
6
— Простите, сэр.
7
Мухтар — староста религиозной общины (арабск.).