Страница 36 из 47
«Да, здесь тоскливо. Особенно тому, кто только что приехал из Штатов».
«Из Штатов? Это интересно, — сказал я. — Сам я учился в Англии, и меня интересуют западные новости. Если у вас найдется время, навестите меня».
«Я был в Англии в войсках. С удовольствием зайду к вам». И он откланялся.
Американец пришел на следующий вечер. Поговорили об Англии. Я рассказывал ему о своей учебе. Он мне — о жизни на родине, заметно избегая говорить о своем обучении. Да меня этот вопрос и не интересовал. Меня занимало другое. Этот офицер не Гарвер, не наркоман, не неврастеник. Он производил впечатление мыслящего человека. Как же он относится к атомному оружию? Каковы его принципы? Можно ли ему доверить смертоносное оружие?
«Американская армия в Японии слишком сильно напоминает о войне, о гибели Хиросимы и Нагасаки».
О'Коннор улыбнулся.
«Я знаю, атомные взрывы — шок, не скоро забываемый, но и он со временем пройдет».
За эту улыбку я его возненавидел.
«Это не шок — это смертельная опасность. Потому люди и борются против атомной войны».
Американец опять улыбнулся, закурил сигарету.
«Протесты, борьба — все это не ново. Когда немец Шварц изобрел порох, всюду кричали. Потом смирились. Позже Нобель изобрел динамит, везде собирались конгрессы, говорили о конце человечества в будущей войне. А сколько с тех пор истрачено динамита? Миллионы тонн. Так было и с подводными лодками и с самолетами, возмущались, протестовали, а потом привыкали».
«Нельзя сравнивать атомное оружие с другими видами оружия, — возразил я, — Оружие, лишающее людей потомства, испепеляющее целые области земного шара и угрожающее не только одному противнику, но и всему человечеству, — это же безумие!»
«Правильно, действие атомного оружия сильнее, чем динамита. Это вполне естественно. С развитием техники оружие становится более мощным. Атомное оружие — продукт технического прогресса, и задержать его невозможно».
«По вашему мнению, его невозможно запретить?»
«Нет. Рабочие когда-то разбивали машины, лишавшие их работы. Вместо разбитых ученые изобрели более совершенные станки».
О каком прогрессе говорил этот человек? Бомба, несущая гибель сотням тысяч людей, для него — прогресс?
«И вы беспрекословно выполните приказ и нажмете кнопку?»
«Да, нажму, — спокойно ответил он. — Я не сделаю, так другой сделает. Какая польза от моего сопротивления? В этом случае я пошел бы не только против своей страны, но и против прогресса. А эта роль исторически смешна и неблагодарна».
«А разлада со своей совестью вы не боитесь?»
«Это вопрос нервов. Пилот, сбросивший бомбу на Хиросиму, сидит в сумасшедшем доме. Кто знает, может быть, первые люди, употребившие динамит, тоже сошли с ума. Возможно, и я не выдержу, но приказ, безусловно, выполню».
Такой решительности и ясной логики я не ожидал. Я видел его умные глаза, сжатые губы. Нет, это не болтун Гарвер. Это человек, убежденный в своей правоте, он выполнит приказ.
«А если люди каждого из тех, кто навязывает человечеству атомное оружие, изолируют и даже уничтожат? Разве это не средство остановить ваш «прогресс»?»
О'Коннор снова снисходительно улыбался, улыбался, не зная, что зависит от его ответа.
«Это утопия, — возразил он. — Никогда люди не решатся на подобные меры. Они просто недооценивают действия бомбы и для крайних мер слишком культурны».
Он сам произнес себе приговор. Я убил его так же, как и Гарвера.
Доктор Матзумоко замолчал. Шум моря, доносившийся в открытое окно, стал грозным. Доктор, мертвенно бледный, с закрытыми глазами неподвижно стоял у окна.
Таке Хирозе знобило. Недаром он так боялся рассказа врача. Чувство симпатии к доктору и ненависти к настоящим убийцам охватывало его. Трагедия на базе Макнеел убила криминалиста Хирозе и поставила человека Хирозе перед трудным решением собственной судьбы.
— Вы меня арестуете? — спросил Матзумоко.
— Нет, этого я не сделаю.
Доктор удивленно посмотрел на инспектора.
— Значит, вы меня поняли?
— Да, — ответил Таке Хирозе и тут же добавил: — Однако совсем не одобряю ваш метод борьбы. Но главная роль в этой трагедии принадлежит не вам.
На веранде воцарилось молчание. Доктор долго наблюдал за инспектором и, наконец, решился.
— Вы должны меня арестовать!
— Вам этот арест необходим?
— Безусловно! Вы же сами меня обвинили в пособничестве американцам. Пусть на суде узнают правду: я расскажу всему человечеству, кому доверяют гибельное оружие. Тогда мой поступок и моя жизнь приобретут смысл.
— Глупец, — перебил инспектор. — Наивный глупец! — уже кричал Таке Хирозе. — Да вам не позволят и рта раскрыть, ни одного слова не дойдет до людей. Простите мою резкость, я и сам раньше верил, а теперь потерял иллюзии. Ваш процесс будут откладывать, пока вы не умрете, или проведут за закрытыми дверями, и ни один звук не проникнет в мир.
— Как и написанный мною доклад, — устало сказал доктор. — Что же мне делать?
— Используйте последние недели вашей жизни и напишите обо всем. Скройтесь куда-нибудь и пишите о Хиросиме, об угрозе атомной войны, о своих наблюдениях. Эти записи вы передадите в надежные руки. В Японии есть люди и организации, которым вы просто обязаны помочь своими материалами.
Матзумоко смотрел на инспектора.
— Это был бы выход, вы правы! И вы дадите мне возможность скрыться?
— Да.
Матзумоко подошел к инспектору и крепко обнял его.
— А что будет с базой Макнеел, с людьми, арестованными по подозрению в убийстве?
— Ночью вы напишете признание и оставите здесь на веранде. Опишете мотивы преступления и причины бегства. Приложите к признанию оружие убийства. Я думаю, этого будет достаточно. Завтра после обеда я заберу признание и начну розыск. До этих пор вы свободны.
Матзумоко поклонился.
Хагуро-ямо бросили в грязную, темную камеру.
В коридоре мерно шагал часовой. Вдруг заскрипел замок, и на пороге появился полицейский.
— Идем.
Хагуро-ямо волновался: в первый раз он шел на допрос.
В комнате, куда его ввели, за столом сидел человек в штатском.
— Где вы были в прошлую ночь?
— Дома.
— Ложь! Были в хижине лесничего?
— Нет, там я никогда не был.
— Ну, раньше-то вы там частенько бывали, и вы и ваши товарищи коммунисты. Мы там нашли плакаты, брошюры, ротатор и оружие! Что вы на это скажете?
«Ложь!» — чуть было не вскрикнул юноша, но вовремя спохватился: ведь он утверждал, что никогда не был в хижине.
— Убийцу нашли? — вместо ответа спросил Хагуро-ямо.
— Убийцу? Да, почти нашли. К вам это обвинение не относится. Вы виновны в подстрекательстве к бунту, в распространении запрещенной литературы и тайном хранении оружия. Это доказано.
«Так, значит хитрый детектив нашел убийцу. Хижину полиция обнаружила случайно, а оружие подбросила сама».
— Какие у вас связи в Шимоносеки на ткацкой фабрике, цементном заводе и железной дороге?
«Откуда такая осведомленность? Наверное, делегации рабочих этих предприятий пришли на помощь».
— О таких связях полиция обязательно знала бы.
— Мы кое-что и узнали, — пробормотал следователь.
— Рабочие уже прибыли в поселок? — не удержался Хагуро-ямо.
— Пытались пробраться. Вы, значит, подтверждаете вызов рабочих в селение?
Ловушка была грубой.
— Я ничего не подтверждал, — презрительно сказал юноша и добавил: — А если рабочие помогают рыбакам и крестьянам отстоять землю и выгнать атомных вояк, то они выполняют свой долг. Ведь это долг каждого патриота.
Полицейский чиновник махнул рукой, и юношу увели в камеру.
«Убийство, тайное хранение оружия, подстрекательство — все приплели, только бы опозорить коммунистов. Не помогло. Единый фронт существует, и ни американцам, ни полиции не остановить грядущего социализма, — думал он. — Япония будет социалистической. Рядом с цветами и лампионами будут развеваться красные флаги». Камера перестала существовать для Хагуро-ямо. Всех борцов не арестуешь!