Страница 32 из 47
— Игнасио тоже может догадаться, — подумав, сказал Хезус. — Пожалуй, он догадался!
Педро снова вскинул бинокль к глазам. На правом фланге, где двигалась рота Игнасио, стояла подозрительная тишина. Передние танки фашистской «свиньи» уже остановились и открыли огонь по танкам, которые огнем преграждали им дорогу к реке. На левом фланге часть франкистских машин развернулась, пряча свои бока, и двинулась навстречу левофланговой роте.
Но на правом фланге было спокойно.
Прошло еще несколько минут. И тогда в самой гуще фашистских машин произошло нечто невообразимое. Они взрывались и горели там, в самой глубине «свиньи».
— Второй! Третий! — считал Педро. — Четвертый!
Хезус, который только что был рядом и нетерпеливо теребил советника за рукав, исчез. Педро оглянулся и увидел, что он уже вылезает из блиндажа с биноклем Антонио в руках.
— Ладно, — сказал он. — Смотри. А то потом скажешь в России, что тебе не давали учиться.
Прошло минут двадцать, прежде чем фашисты догадались, в чем дело, и оттянули часть своих машин назад. Теперь в трудное положение попал Игнасио.
Командир и советник молчали. Они-то с самого начала понимали, на какой риск шел командир третьей роты. Но они знали, что каждый из них, не раздумывая, поступил бы точно так. Пятнадцать фашистских машин горело на поле. Целый батальон почти полностью был уничтожен. А республиканских горело только две. Пока только две. Бой еще не кончился.
— Смотри! — крикнул Хезус.
Пройдя рейдом по тылам вражеских батальонов, на левый фланг вышли шесть «Т-26». Шесть танков из роты Игнасио. Потом еще четыре.
Фашистские танки повернули вспять.
На равнине снова забушевал огненный смерч. Он начался вдали от командного пункта танкистов.
— Это что-то небывалое! — крикнул Педро на ухо Хезусу.
— Да, — согласился Хезус, — бьет не меньше ста орудий на километр фронта. Бедная Испания… Преданная всем продажным миром. Этот мир ублюдков и предателей не должен жить под небом земли!
Недели через три ночью передовые части отошли на заранее подготовленные позиции. Танкистам об отходе не сообщали, очевидно посчитав, что они находятся в достаточно глубоком тылу.
Хезус вылез из пещеры, поднялся на КП, осмотрелся и неожиданно крепко выругался по-русски.
Прижав руку к щеке, советник исподтишка посмотрел на командира и подумал, что Хезус все-таки ожидал чуда: ведь и ему было ясно еще вчера — после успеха франкистов на левом фланге, где фашисты ворвались в траншеи, когда все защитники оказались перебиты, — еще вчера было ясно, что командованию ничего не оставалось, как выровнять линию фронта. Но Хезус, видимо, надеялся на чудо.
Не глядя на притихшего консехеро и комиссара, Хезус повторил ругательство еще злее и жестче.
Антонио от удивления всплеснул рукой.
— Да ведь ты католик!
— Я не верю, что Испания грешна! Она страдала столько, что искупила грехи в миллионном колене еще не родившихся испанцев!
Эти слова словно стерли улыбку с лица Антонио. Консехеро украдкой посмотрел на обоих, и готовая было сорваться шутка замерла на его губах.
Хезус смотрел на левый фланг: там рота республиканцев оказалась прижатой к подножью холма. Северный склон высоты обрывался в ущелье. Франкистам ничего не стоило окончательно окружить батальон на этом скате с обрывом в тыл и уничтожить бойцов.
— Этот скат надо либо отдавать либо сейчас же контратакой оттеснить противника дальше.
Консехеро хотел ответить, что Хезус прав, но его слова заглушила начавшаяся артиллерийская подготовка. Встретив спрашивающий взгляд Хезуса, консехеро кивнул.
Огонь был плотным. Вал обрушился на широкий участок. Становилось ясным, что день снова будет очень трудным.
Фашисты, видимо, нащупали расположение КП танкового батальона. Снаряды ложились все ближе и ближе.
Хезус приказал перейти штабу на запасной КП, который находился примерно метрах в пятистах левее и глубже к тылу, чем основной. По глубокой траншее все быстро спустились с вершины к подножью и по ходам сообщения отошли на ЗКП.
И вовремя.
Когда они расположились на запасном, вершина покинутого холма курилась от частых и точных разрывов.
Артналет прекратился через двадцать минут.
Тут же, едва успел рассеяться дым разрывов, показались танки фашистов, за которыми шла пехота.
— Антонио, левый фланг — тебе! Возьми два взвода…
— Много, — сказал консехеро. — Не хватит на остальных участках.
— Хорошо. Взвод. Антонио, желаю удачи!
— Слушаюсь, — отчеканил комиссар. И не по-уставному добавил: — Спасибо.
Загудел зуммер телефона. Хезус взял трубку и, подмигнув, бодро махнул комиссару рукой. Педро знал, что начались звонки из пехотных частей — требовали танков. И все просили по меньшей мере роту. И были счастливы, если получали взвод.
Через полчаса танковый батальон за исключением двух взводов резерва вступил в бой.
Консехеро видел, как командиру не сидится на месте. Хезус бил кулаком по брустверу, кричал, будто в боевых порядках, ведущих схватку с фашистами, его могли слышать, и счастливо, откровенно до ребячливости вопил: «Аделанте!», когда они, словно действительно слушаясь его, поступали правильно — так, как требовала обстановка.
Хезус весь, без остатка, был там, на поле боя, и не будь на командном пункте молчаливого, сосредоточенного консехеро, который казался холодной тенью Педрогесо, командир, пожалуй, сбежал бы туда, в горячку схватки.
А советник знал, что при первом удобном случае Хезус сбежит в бой с резервным взводом, пойдет в самое пекло. Это случалось в каждом сражении. Сражения были каждый день, а в каждом ежедневном сражении было и шесть-восемь атак. И уж в какую-либо из них Хезус обязательно ввязывался, ссылаясь на критическое положение.
Педро пробовал его урезонивать, но Хезус щурился и отвечал:
— Консехеро, ты похож на монаха-сластолюбца, который проповедует воздержание.
Хезус хлопал его по плечу и шел в бой с последним взводом резерва. Командир любил скрытно подходить к месту схватки и неожиданно обрушиваться на противника. Внезапность неизменно приносила успех.
Так случилось и в этом бою.
После полудня центр обороны республиканцев был прорван противником. Защитники оказались уничтоженными жестким огнем артиллерии фашистов.
В прорыв рванулась марокканская конница.
— Надо восстановить положение, — сказал Хезус и, спрятав в карман пилотку-испанку, облачился в танковый шлем. — Следи за Антонио!
И Хезус по ходу сообщения побежал к последнему резервному взводу танков, стоявших в укрытии.
На этот раз консехеро не нашел, что возразить: решение было правильным.
Все утро франкисты упорно атаковали центр обороны республиканской дивизии. На левом фланге, куда направился взвод вместе с комиссаром, стояла сравнительная тишина: танки, поставленные в эскарпы, выполняли роль батареи и бронированных пулеметных гнезд.
Но когда Хезус удачно отбросил марокканскую конницу и вслед за танками, развивая успех, потянулась в контратаку пехота, Антонио, видимо, тоже решил, что и ему следует рвануться вперед. Решение казалось логичным.
Однако стоило трем машинам взвода, в котором был Антонио, выйти из укрытий, как по ним открыла огонь хорошо замаскированная, раньше молчавшая противотанковая батарея.
Танки вступили в огневую дуэль. Они ее проигрывали. Они должны были ее проиграть: стрелять прицельно из пушки танка даже на коротких остановках труднее, чем из орудия на земле. Стиснув до боли в пальцах бинокль, Педро видел, как загорелся один танк; закрутился, развернувшись бортом к противнику, второй; у третьего сначала заклинило снарядом башню, а потом его подожгли.
Пехота на левом фланге, потянувшаяся было за танками, оказавшись без прикрытия, залегла.
Потом стала отходить.
В бинокль Педро видел, как из разбитых танков через аварийные люки выбирались танкисты и начали отходить вместе с пехотинцами.