Страница 44 из 46
В общем я ему отдал чек. Иначе Холмза бы впутали в это дело. А я был твердо убежден, что Холмз в убийстве не виновен. Он при мне выписал новый чек, пометил его тем же числом, что и негодный, и отправил почтой Грейвзу.
Куин вытащил что-то из кармана и показал Брикки. Она побледнела, увидев столько денег. На мгновение она подумала…
— Нет, не пугайся, — сказал он. — На этот раз это честные деньги. Мне их дал Холмз. Он настаивал, чтобы я их взял, после того как узнал нашу историю, твою и мою. А он чувствовал такое облегчение, что выпутался из этой истории, что дал мне деньги. Двести долларов. Он сказал, что если я захочу, я могу понемногу возвращать эти деньги ему. Во всяком случае, их достаточно, чтобы начать. На двести долларов в нашем городке можно сделать кое-что. Мы могли бы внести первый взнос за…
Она не слышала его. Она больше не слышала его. Ее голова упала к нему на плечо и ритмично покачивалась в такт движению автобуса. Ее глаза были закрыты.
«Мы едем домой, — думала она сквозь сон, — я и мальчишка из соседнего дома. Наконец мы едем домой…»
Далеко, на башне «Парамоунт» часы пробили четверть седьмого.
В ДЖУНГЛЯХ НЬЮ-ЙОРКА
Порой Нью-Йорк выглядит красивым. Вспоминается красочная панорама города, которая развернулась перед нами в один из весенних дней. Мы смотрели со стороны Гудзона, и вдали из зеленой пены Центрального парка поднимались розовые от солнечного света здания Парк-авеню, за ними на фоке ультрамаринового неба дымчатыми колоннами маячили небоскребы Манхэттена, словно исполинские кристаллы, сверкали новые дома из стекла и стали.
Но чаще Нью-Йорк воспринимается иначе: кажется, что в нем беснуется слепая, вулканическая стихия. Она корежит здания, возводит новые, наворачивает горы земли и мусора, без конца дирижирует потоком автомобилей, вышвыривает на улицы толпы людей, гонит их в темные норы сабвея. Судорожный, истерический вихрь нью-йоркской жизни захватывает человека, как пушинку, несет его, крутит, бросает.
В этот гигантский водоворот судеб постоянно вовлекаются все новые и новые жертвы, сюда приезжают люди со всей страны, из-за рубежа, чтобы заработать на кусок хлеба, «войти» в жизнь. Они пополняют и без того до предела скученные кварталы Гарлема и Уэст-сайда, расселяются по случайным грязным клетушкам и начинают мучительное, скрытое от посторонних глаз единоборство с одиночеством, нищетой. Кончается оно по-разному. Одним удается найти какую-то работу, другие навсегда переселяются в трущобы и промышляют случайными заработками, третьи живут за счет нищенских подачек так называемого «социального обеспечения» (таких в Нью-Йорке 360 тысяч) и т. д. Но бывает и так, что судьбу неудачника венчает пронзительный вой полицейской машины со слепящим «дьявольским глазом» на крыше. Ревущая и нагоняющая страх на прохожих полицейская машина должна утверждать в сознании горожан мысль о том, что правосудие не дремлет, что оно всегда начеку. Полицейскую сирену часто можно услышать на улицах: в 1961 году в Нью-Йорке было совершено около 120 тысяч серьезных преступлений.
Об этой стороне жизни города-гиганта рассказывает повесть Уильяма Айриша «Срок истекает на рассвете».
В современной Америке детективная литература занимает значительное место в потоке книг, рассчитанных на широкого читателя.
Сейчас в США большое распространение получили так называемые «paper book» («бумажные книжки») — дешевые издания в мягких кричащих обложках. Они стоят в пять-шесть раз дешевле обычных книг и расходятся огромными тиражами. Защитники «американского образа жизни» уверяют, будто они выпускаются для «просвещения народа». Знакомство с содержанием типичных образцов этой продукции приводит к иному выводу.
В кафе и магазинах, в аптеках и уличных киосках, на вокзалах и аэропортах — везде блестят яркие обложки таких книжек. Все они на один лад. Это либо полуголая красотка в манящей позе, либо демонического вида гангстер со всеми атрибутами своей недоброй профессии. На то, конечно, немаловажные причины. «Просвещение», «культурный уровень», «художественные качества» — для владельца издательства это все пустые слова. Он коммерсант. У него один «деловой» интерес: менять книжки на доллары. Поэтому он, не задумываясь, будет играть на самых низменных вкусах людей, стремиться увековечить их: когда речь идет о прибыли, то все средства хороши!
Расчет на то, что читатель не сможет справиться с соблазном узнать поподробней о жизни красотки или гангстера, он купит книжку и прочитает, не изведав глубоких переживаний. Ведь при чтении детектива переживания читателя заведомо условны. Как бы ни закручивался сюжет, в какие безвыходные ситуации ни попадал бы герой, опытный читатель знает — рано или поздно все станет на свои места, и преступник окажется в компании полицейских. Так что детектив — это пустячок, его всерьез никто не принимает. Главное, чтобы сюжет был составлен похитрее, и боже упаси, чтобы читатель догадался, как дело будет идти к развязке!
А между тем, как это ни парадоксально, именно этот жанр литературы касается одной из наиболее злободневных для Запада социальных проблем.
Как бы ни развивалось детективное повествование, его пружина — преступление, либо уже совершенное, либо еще предполагаемое. Когда же по следу пока неизвестного преступника крадется прославленный сыщик, он должен прежде всего раскрыть мотив преступления.
Истоки этих преступлений можно назвать естественными для капиталистического общества, где грань между преступлением и бизнесом часто становится неуловимой. Но «естественность» в данном случае — выражение типичных неотъемлемых черт буржуазного строя, и поэтому постановка вопроса об истоках преступлений сразу же вводит нас в круг острых социальных коллизий.
Для современной Америки это весьма тревожная проблема. Кривая преступлений здесь упрямо поднимается вверх. Лишь за 1951–1960 годы число преступлений почти удвоилось и растет в пять раз быстрее, чем численность американского населения. За океаном, разумеется, нет недостатка в теоретиках, которые причину подобных явлений видят в особенностях психики ряда людей. Но тогда закономерно встает вопрос — а каковы корни такой психики?
Наиболее модной в США является концепция, согласно которой преступления объясняются тем, что человек не видит для себя возможности «приспособиться» к жизни общества, не уверен в своих силах. Но все эти рассуждения остаются пустыми фразами, если не дан ответ на главный вопрос — чем вызывается эта неуверенность, почему у людей нет возможности трудиться, выбрать и получить работу.
Особое беспокойство американской общественности вызывает преступность среди подростков. Ведь 40 процентов крупных преступлений совершается людьми, не достигшими 18-летнего возраста, и процент этот постоянно поднимается. Есть суровая истина американской жизни — молодежи труднее всего найти работу. Об этом с тревогой говорил президент Кеннеди в специальном послании о положении американской молодежи (февраль 1963 года). Уровень безработицы среди молодежи в два с половиной раза превышает общенациональный. Он еще выше среди подростков, бросивших школу, а таких в Америке около 35 процентов. Он особо высок среди малообеспеченных людей и негритянской молодежи. Проблема становится все острее. До 1970 года на рынок труда страны вступят свыше 26 миллионов молодых людей, и ни одному из них не гарантирована работа. Никто из них не застрахован от того, чтобы не стать завсегдатаем трущоб и ночлежек, парией «демократического» общества.
Факт роста преступности — наглядное осуждение самих принципов буржуазного общежития. Следует напомнить глубоко справедливые слова Маркса: «Должно быть, есть что-то гнилое в самой сердцевине такой социальной системы, которая увеличивает свое богатство, но при этом не уменьшает нищету и в которой преступность растет даже быстрее, нежели количество населения».