Страница 32 из 47
— Еще порцию жареного сыра, — говорит она официанту и опять смотрит на головку Буддиного младенца.
Трио снова и снова разыгрывает одну и ту же мелодию.
— «Витафан»…. Врач, осужденный за спекуляцию заграничными медикаментами… Лазейка контрабандистов через границу не найдена… Межулис… «Витафан»…. Значит… — размышляет Мара вполголоса, и кажется, что головка из слоновой кости своей доброжелательной улыбкой подтверждает все соображения Мары.
Наконец скрипач находит свою интерпретацию мелодии, инструменты теперь звучат в полную силу. Музыкант спускается в зал и идет среди столиков, словно неся мелодию на кончике смычка.
На минутку он задерживается возле ребятишек, потом останавливается у столика Мары.
Мара не видит и не слышит его. Из оцепенения она выходит лишь когда называют ее имя.
— Товарищ Лейя! — вызывает милиционер, стоящий в двери.
— Наконец-то! — кидается к нему и нетерпеливо разворачивает телеграмму.
«Начальнику милиции Ужгорода разыскать лейтенанта Мару Лейю из Риги и вручить тчк Почему от тебя нет сведений зпт немедленно телеграфируй не простудилась ли тчк теплые вещи высланы самолетом тчк ответ оплачен тчк мать волнуется тчк желаю успеха
Выждав, пока Мара дочитала, милиционер откашливается.
— Капитан ждет вас. Важная служебная телеграмма из Риги!
Григаст действует оперативно — прислал фотографию Межулиса и свое благословение на производство обыска. Однако у двери квартиры доктора Селаго капитан Братунь обращается к Маре:
— Санкция прокурора у меня в кармане. Только давайте подумаем еще раз, пока не поздно. Вы убеждены, что мы найдем «Витафан»?
— Абсолютно! — Мара хочет постучать в дверь…
Капитан берет ее за руку.
— Это ведь все одни догадки. А доказательства?
— Поймите! — горячо возражает Мара, — От этого лекарства зависит жизнь десяти и… свобода одного человека. — Ее голосу возвращается твердость. — Поэтому я готова пойти на любой риск, а не искать дополнительные доказательства.
Капитан сам стучится к соседке Селаго, вдове Ковальчук.
— Будьте понятой, — говорит он, предъявляя документы, — Придется взломать дверь.
— Зачем еще взламывать? — бурчит вдова… — Доктору прятать нечего, ключи от квартиры он всегда оставляет мне.
…Обыск заканчивается. Лишь громоздкий письменный стол остался на месте. — он вплотную придвинут к подоконнику.
Mapa кладет на него три фотокарточки.
— Вам не знакомы эти лица? — Она обращается к вдове Ковальчук.
— Нет.
— Один из них — не тот в черном плаще, что искал доктора?
— Возможно… Сами видите, какая темнота у нас на лестнице, домоуправу давно пора…
В комнату входит Братунь.
— Ничем не могу порадовать — говорит он… — Пока что «Витафан» не обнаружили.
— А что я сказала? — Ковальчук не скрывает своего торжества.
Взгляд Мары блуждает по комнате. Все перевернуто, выворочено наизнанку. Она опускает глаза и смотрит на письменный стол. Под стекло, покрывающее полированную доску, подсунуты вырезанные из иностранных журналов портреты киноактрис вперемежку с газетными вырезками о новых медицинских препаратах. Что-то останавливает внимание Мары: — под одной из фотографий торчит краешек другой вырезки, но фраза бессмысленна, так как строчки обрезаны.
Мара приподымает стекло, вынимает и переворачивает бумажку. Это заметка о «Витафане», та самая, что вырезана из «Недели».
— «Витафан» произвел сенсацию на Международном конгрессе врачей в Вене, — негромко читает она. — Представитель японской делегации высказал мнение, что этот медикамент спасет столько же человеческих жизней, сколько уничтожила атомная бомба. Благодаря воздействию гамма-лучей радиоактивность препарата…»
Мара замолкает вдруг. И немного погодя, до конца обдумав возникшую идею, громко произносит:
— Должен быть! Капитан Братунь, я знаю, как искать «Витафан»!..
Через полчаса прибывают вызванные Братунем сотрудники. Теперь в кабинете доктора Селаго слышится равномерное пощелкивание. Это прибор, которым работает младший лейтенант милиции. Он обследует комнату счетчиком Гейгера — водит им по стенам, по поверхности мебели. Щелчки не меняют ни ритма, ни громкости, стрелка на шкале прибора неподвижна.
Перехватив озабоченный взгляд Мары, лейтенант успокаивает:
— Если препарат действительно содержит радиоактивное вещество, мы его обнаружим.
— Здорово вы догадались! — говорит капитан Братунь.
Лейтенант приближается к окну. Стрелка дрогнула, метнулась вперед. Так же порывисто вскакивает со стула Мара. Почти одновременно нарастает темп щелчков. Он становится угрожающим, неотвратимым.
— Здесь, — спокойно говорит лейтенант, указывая на подоконник.
И вот письменный стол отодвинут, выдернуты гвозди, которыми закреплен подоконник. Виден узкий, но глубокий тайник. Мара первая нетерпеливо запускает туда руку и извлекает… тюбики с зубной пастой.
— Но счетчик же отметил радиоактивность! — растерянно говорит Мара.
Капитан Братунь не смущен — ему известны уловки контрабандистов. Взяв у Мары тюбик, он открывает задний, завальцованный конец и жестом ловкого фокусника вынимает ампулу.
— Никаких чудес. Только ловкость пальцев, — улыбаясь, говорит капитан.
— И вера!.. — вполголоса добавляет Мара.
Взвывая сиреной, на летное поле аэродрома въезжает милицейская машина, тормозит около военного реактивного самолета.
Два милиционера погружают в самолет коробки с ампулами.
Самолет разбегается по бетонной полосе, отрывается от земли.
По больничному коридору бежит медицинская сестра.
— «Витафан» нашли! — ликующе кричит она.
Почти одновременно распахиваются двери палат.
Профессор Ландовский стоит у графика, в котором отмечает введение больным дозы «Витафана». Графы «7-й день, 8-й день, 9-й день» пусты. Клетку «10-й день» он заполняет собственноручно.
В белом халате, который так и не удалось застегнуть поверх кителя, массивная фигура майора Григаста выглядит довольно комично. Он сидит в палате у койки жены Межулиса Илоны и старается говорить тихо, ласково:
— Как вы себя чувствуете?
— Теперь опять хорошо, — отвечает она, поправляя ленту на волосах. — А когда пустили слух, что пропал «Витафан», я уж думала, конец…
— И вы рассказали об этом своему мужу?
Григаст, наконец, догадался, каков был мотив убийства.
Илона порывисто садится в постели.
— Откуда вы знаете?
— Это не важно, но лучше вы сами расскажите.
Голова Илоны бессильно падает на подушку. Закрыв глаза, она тихо рассказывает:
— Я с тот вечер была, наверно, как ненормальная. Врач на обходе заикнулся насчет операции, а я ведь знаю… В больнице ничего нельзя скрыть — одна у нас уже умерла. Ну, тут я поняла, что подошла и моя очередь… Вскочила и выбежала в коридор. И заревела. А потом слышу — рядом телефон звонит, и никто не подходит. Я зашла в пустую комнату сестер и сняла трубку. Кто-то просил доктора Эрберта. Я говорю: «Нет его», — и тут узнала голос мужа… Он всегда звонил, справлялся, не надо ли мне чего, он меня очень любит… Ну, не выдержала я и выложила ему все: «Украли «Витафан» какие-то негодяи, украли последнюю мою надежду!» Уж не знаю, чего я там еще наговорила, он даже ответить мне не может. А я одно прошу у него: «Приезжай, забери меня отсюда — не хочу умирать в больнице». А он не приехал и больше не позвонил: наверно, дальняя поездка… — Во взгляде Илоны вспыхивает тревога. — Скажите, с ним ничего не случилось?
Григаст молчит.
Вернувшись в управление, он приказывает вызвать Ирену Залите. В цепи доказательств теперь отсутствуют лишь некоторые несущественные звенья. Майор не сомневается, что он на правильном пути.
Милиционер вводит в кабинет Ирену. В ней трудно узнать ту Ирену, что танцевала в кафе, беспечно болтала о пустяках в такси. У нее заплаканные глаза, ресницы и губы не накрашены, а роскошные волосы скрыты под косынкой. Даже голос лишился звучности — какой-то надтреснутый.