Невидимые знамена

Кира Измайлова

Невидимые знамёна

1. Письмо из ниоткуда

Школьный коридор в разгар большой перемены – место крайне шумное и порой опасное. Даже учителя без особой нужды не высовываются из своих кабинетов или учительской, а те, кто ступает на территорию разбушевавшихся подопечных, должны обладать хладнокровием укротителя (и многие не отказались бы иметь при себе хлыст).

По коридору туда-сюда носятся пятиклашки: у этих еще нет настолько сложных уроков, чтобы нужно было повторять или списывать друг у друга домашние задания, и они от всей души наслаждаются свободой. Вышагивают на длинных, обтянутых модными джинсами ногах томные старшеклассницы: какие-то – серые цапли, пробирающиеся через стаю птичьей мелюзги, иные – настоящие фламинго; впрочем, попадаются и взъерошенные страусы. Переговариваются, хохочут, выламываются перед одноклассниками…

Да, школьный коридор и рекреационный зал напоминают птичий базар: так же шумно, такая же толкотня. Стоят у подоконников, жуют, смеются, носятся друг за другом, на скорую руку передирают домашние задания – непременно увидишь на каком-нибудь подоконнике раскрытую тетрадь, а над ней – несколько склоненных голов и оттопыренных тощих задов.

Узкий и короткий подоконник в торце коридора большой популярностью не пользовался, в основном из-за его близости к туалету, источавшему далеко не райские ароматы. Перекусывать в таком соседстве брезговали, да и шушукаться в подобном уголке было не слишком приятно.

Впрочем, девочку, устроившуюся с ногами на этом самом подоконнике и сосредоточенно решавшую какую-то задачу в помятой тетрадке, это явно не волновало. Её и шум не слишком беспокоил: уши ее были плотно заткнуты наушниками. Собственно, это место она и выбрала за то, что здесь никто никогда не толпился, а значит, можно было спокойно заняться своим делом. Еще лучше было бы пойти в класс, вот только учительница, что коротает там большую перемену, непременно поинтересуется, чем это занята Логинова.

– Шур!..

Никакой реакции.

– Шура!

Девочка покосилась вверх, вытащила один наушник.

– Чего тебе, Семенов? – спросила она не то чтобы неприветливо, но так, что любому стало бы ясно – отвлекать занятого человека просто неприлично!

– Слушай, Шур, – одноклассник потеснил ее рюкзак, примостился на подоконнике. – Тут такая штука случилась…

– Семенов, давай потом со своей штукой! – нахмурилась девочка.

– Ну Шур!..

Она только вздохнула: по лицу Семенова видно было, что его просто-таки распирает, и если он не поделится новостью или что там у него, то просто лопнет.

– Тогда так, – сказала Шура. – Ты даешь мне сдуть домашку по алгебре, а потом рассказывай, что хочешь.

– А ты что сама-то?.. – Семенов хлопнул глазами, сообразил, видно, что задал неудобный вопрос и сник.

– Да батя вчера опять устроил цыганочку с выходом, – неохотно ответила девочка. – Не до алгебры было…

Мальчик понимающе вздохнул: отец Шуры не так давно попал под сокращение на заводе, вынужден был устроиться сторожем (сутки через двое, такая вот престижная и высокооплачиваемая работа), и начал попивать. Пил он и раньше, но не так, чтоб очень, в пределах нормы, как все мужики в их городке, но теперь, когда времени на то, чтобы жалеть себя, стало вдоволь, слегка увлекся.

– Жду не дождусь, когда Лёха вернется, может, вправит ему мозги, – добавила вдруг Шура, и Семенов почувствовал себя вовсе неуютно. Лёхой звали ее старшего брата, которого прошлой весной забрали в армию, он и правда умел управляться с отцом, а теперь семейству Логиновых приходилось несладко.

– Ну… ты приходи, если что, – сказал он неуклюже. – Бабушка тебя любит. Можешь у меня уроки делать…

– Угу, братьев тоже с собой приводить? – хмыкнула Шура. – Ну чего ты сопишь? Гони тетрадку и сыпь свои новости!

Семёнов суетливо полез в рюкзак, дорогой, но местами запачканный (старшеклассники пару раз футбольнули), отдал Шуре толстую тетрадь. Та живо нашла нужные задачи, принялась строчить.

– Ты давай, говори, – сказала она, – я слушаю.

Мальчик вздохнул: тайна, хранимая со вчерашнего вечера, не давала ему покоя, тянуло поделиться, а с кем, как не с Шурой Логиновой? Был бы закадычный приятель, другое дело, но друзей у него не водилось, так уж повелось, а Шуру он знал с раннего детства: ходили в один детский садик, жили в соседних подъездах, в школу тоже пошли вместе… Их даже звали одинаково – Александрами. Только Семенов с рождения был для родителей и бабушек с дедушками Сашенькой, Санечкой, солнышком… А девочка, сколько себя помнила, была «Шулкой» для младшего брата, «Шурёхой-дурёхой» для старшего, «Шурятиной-курятиной» для среднего, и просто Шуркой – во дворе.

– Ну долго ты молчать будешь? – Шура оторвалась от тетради, взглянула на одноклассника. Тот никак не мог решиться заговорить. – Перемена сейчас кончится!

– Да я не знаю, как сказать-то… – Тот поправил очки, посмотрел жалобно на приятельницу.

– Ну думай, – хмыкнула она и принялась писать еще быстрее.

Саша Семенов – тихий, безобидный отличник, маленький и щуплый, в очках, мог бы стать в школе классическим объектом насмешек и злых шуток: одно то, что его до пятого класса провожала в школу бабушка, чего стоило! Потом, правда, он решительно воспротивился, и его стали отпускать одного, но при условии, что он будет ходить только с Шурой. Её бабушка Саши считала девочкой самостоятельной и не без оснований полагала, что та ее внука в обиду не даст. Так оно и было: привыкшая вступаться за младшего брата Шура еще в детском саду огрела обидчика Саши совочком по голове, а потом, выражаясь старомодно, взяла над Семёновым шефство. Правда, в отличие от Шуриного брата, он так и не выучился отвечать обидчикам, но к нему уже особенно и не приставали, зная, что Логинова, случись она поблизости, может и врезать. Что поделать: если у тебя два брата-погодка (старший-то до мелюзги не снисходил), волей-неволей выучишься драться!

В классе с Сашей не дружили, хотя списывали охотно. С Шурой тоже: характер у нее оказался не сахар. Быстро сложившаяся девчачья команда классе в четвертом попробовала было ее травить и даже организовать «темную», да только Логинова без всяких раздумий расквасила нос одной обидчице, вторую долбанула головой об парту, и остальные связываться не рискнули. Шура отделалась выговором от завуча, но с тех пор ее сторонились. Да и она не особенно стремилась в компанию одноклассниц: нрав у нее был угрюмый, а время она предпочитала посвящать учебе – знала прекрасно, что если сама не будет лезть из кожи вон, никакой институт ей не светит, она ведь не Саша Семенов, которого, если что, и на платное отделение устроят…

– В общем, вчера случилось вот что, – таинственным голосом завел Саша, сообразил, что в таком гаме Шура его не услышит, и повторил громче: – Такая странная вещь случилась!

– Ну чего случилось-то? – девочка рассматривала решение задачи, словно оно ей не нравилось. Может, так оно и было. – Бабушка отругала?

– Да нет! Позвонил кто-то вечером, я трубку взял, – отважился, наконец Саша. – Спросили меня, да еще так серьезно, полным именем назвали, я даже испугался…

– Чего бояться, военкомат тебя пока не ищет, – пробормотала Шура, покусывая кончик ручки. – Ну, и кто это оказался?

– А он не представился! – ответил тот. – Но голос такой важный-важный, ну директор так говорит на собраниях… И спрашивает, в общем, вы такой-то? Я говорю, да, а что вы хотели? А он мне – вы, Александр, загляните в почтовый ящик, и всё узнаете. И трубку положил.

– Ну и?.. – Шура подняла голову. Глаза Саши за стеклами очков горели энтузиазмом. – Дальше что?

– Ну я утром, пока еще бабушка спала, сбегал вниз, заглянул в ящик, а там письмо для меня… – мальчик опять понизил голос. – И, в общем, там написано, чтобы я сегодня пришел в парк, к памятнику, знаешь?.. Вот. И что меня будут ждать, всё объяснят и заберут с собой, потому что я… ну… – он явно смутился. – Ну… в общем, избранный.