Звенья одной цепи

— Чему обязаны? — Коротышка повернулся вокруг своей оси, оглядывая комнату с целью найти место для сидения, но стул тут имелся всего один и уже был занят, потому раздражения в шумном дыхании моего собеседника только прибавилось.

Я молча протянул сереброзвеннику футляр. Коротышка осторожно, словно имел дело с какой-то ядовитой тварью открыл его, вынул свиток, развернул, прошёлся взглядом по строкам, потом перевёл ясный взор на меня:

— Бумага составлена, как должно.

Не сомневаюсь. Ещё бы ты или твои подельники допустили промах! Тогда не видать бы вам Наблюдательный дом как своих ушей. Лет эдак десять. Из каторжных колодок.

— Она закончила своё действие.

— Вот как? — приподнял бровь коротышка. — Что ж, и такое случается.

Мы выжидающе посмотрели друг на друга, но представитель Цепи одушевления не торопился разразиться следующей скороговоркой, словно вмиг растеряв охоту к болтовне. Пришлось терпеливо повторить:

— Бумага потеряла силу.

— Да, вы совершенно правы.

И снова молчание. А я, признаться, рассчитывал на совсем иное развитие событий. Но, видно, цеховые секреты даже отъявленным болтуном хранились, как величайшая дарственная святыня.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне, как следует поступать дальше.

Коротышка сжал губы в странном подобии улыбки:

— Хотите?

И он прав в своём лукавом сомнении, Бож его подери! Это не желание, а настоятельная потребность. Всё равно как утоление голода, когда нет аппетита: просто знаешь, что желудок нужно набить, иначе завтра протянешь ноги. Но признаваться в бессилии перед обстоятельствами пока что рано.

— Я хочу услышать ваш рассказ.

Он, похоже, вполне уловил смысл моих терзаний, потому что подскочил к стулу, склонился надо мной и быстро зашептал в ухо:

— Не нужно это вам, послушайте старого больного человека… Срок истёк? Да и пусть его истекает! Годом больше, годом меньше, от этой кобылицы не убудет. Да и ей хорошо, лишний год-то жалованье получать! К тому же она давно притерпелась, приспособилась, а если нового кого брать, это ж сколько ещё времени потратится впустую… А ещё того хуже, головёнка совсем тупой окажется, тогда не он за вами, а вы за ним приглядывать будете, аки за дитем малым. Ну зачем вам всё это? Если прошение срочно будет представлено, ничего доброго не получится. Вы уж не торопитесь, выждите ещё хоть полгодика, а я тем временем надлежащую бумагу по всем правилам сочиню да отправлю… Есть у меня пара приятелей, которые не откажутся поспособствовать. Не задаром, конечно, но мы ведь свои люди, завсегда сочтёмся…

Мой слух захлебнулся скороговоркой сереброзвенника ещё где-то в первой её трети, поэтому из продолжения я выхватил только главные слова. Про тупую голову будущего защитника, просьбу подождать и предложение заплатить. И, надо сказать, в восторг не пришёл.

— Вот что, любезный… Всё это замечательно, только я не намерен ждать ни одного лишнего дня. Извольте делать то, что вам положено.

Коротышка хмыкнул и выпрямился, оказываясь примерно одного роста со мной, всё ещё сидящим на стуле.

— Я всего лишь пекусь о вашем благополучии, эрте.

В том, как он это произнёс, не чувствовалось фальши, что заставило меня насторожиться, но недостаточно, чтобы отказаться от достижения намеченной цели.

— Премного благодарен. И всё же вы исполните то, чего я требую.

— А иначе? — фыркнул сереброзвенник. — До рукоприкладства дойдёте? Я вам не мальчишка, меня силой не запугаешь. Да и вам по рукам дадут, не сомневайтесь. Больно-пребольно.

— Если дотянутся. — Я встал, нависая над коротышкой. — Можете не верить, но прямо сейчас и здесь я могу переломать вам все кости, сложить кучкой, сказать «так и было», и меня за это даже не пожурят.

— Я не поддамся на пустые угрозы! — гордо, но всё же с заметной опаской заявил сереброзвенник.

Что ж, значит, мне не остаётся ничего иного, кроме как перейти от слов к делу. Я вздохнул, заранее предвкушая малоприятные разбирательства, но из коридора донеслось спокойное и скучное:

— Они не пустые. Могу подтвердить.

Бело-красный мундир, показавшийся из-под распахнутого плаща, как ни странно, придавал облику Кифа неожиданную значительность, хотя ни длинный нос, ни дурацкая шапка, в прошлую нашу встречу всё время норовящая сползти ниже бровей, никуда не делись. А вот выражение лица всё же претерпело изменения. Исчезла простодушная хитринка, делающая обманщика «своим парнем» в любой компании, а вместо неё появилось усталое сожаление, словно мой знакомец не испытывал ни малейшей радости возвращаться на место, оставленное ради прошлого маскарада. Словно не хотел Киф Лефер снова влезать в мундир, бывший предметом зависти по меньшей мере половины чиновников Дарствия, не хотел крепить к своей груди…

Ого. Золотое.

— Эрте? — Коротышка согнулся в благоговейном поклоне, хотя был старше золотозвенника больше чем вдвое, и всё же за свою услужливость удостоился лишь холодно-скучного:

— Оставьте нас.

— Ну разумеется, разумеется! Позабочусь о том, чтобы вас никто не побеспокоил!

Сереброзвенник выскочил за дверь. Ньяна проводила его изумлённым взглядом, но, когда снова посмотрела в дверной проём, тоже получила предписание к действию:

— И вам, милочка, не нужно слышать наш разговор.

— Я защищаю Смотрителя.

— В моём обществе ему ничто не угрожает, — бесстрастно сказал длинноносый, а потом добавил, чуть брезгливо поморщившись: — Даю слово.

Кто-то другой, более сведущий в титулах и званиях, беспрекословно убрался бы восвояси ещё при первых звуках, слетающих с губ человека, носящего золотое звено, но не Ньяна. Она сурово сдвинула брови и предупредила, прикрывая за собой дверь:

— Ежели с ним что случится, пожалеете.

Киф с минуту смотрел на сошедшиеся вместе дверные створки, потом повернул голову в мою сторону и спросил:

— Где такое чудо выкопал? Там ещё что-нибудь осталось?

Причём спросил с почти искренней завистью, как будто в его окружении верных и преданных слуг отродясь не водилось.

— Я должен ответить?

— Нет. Вовсе нет.

В отличие от нижестоящего Звена золотозвенник не стал озираться по комнате в поисках места, куда мог бы пристроить свою задницу, а небрежно сгрёб бумаги на край стола, взгромоздился на расчищенное место, оказавшись вполоборота ко мне, и заметил:

— Но угрожать почём зря тоже не стоит.

— Почему?

— Потому, что чем больше повышаешь голос, тем больше людям кажется, что за твоими угрозами что-то есть.

— Но ведь есть же?

— И тем больше они начинают осторожничать и копить силы для обороны, — закончил мысль Киф, не обращая внимания на мои слова.

— А зачем вмешивался?

— Затем, что иной раз, сколько бы сил ни накопил, противник всё равно оказывается сильнее, — многозначительно заметил длинноносый и, перейдя на тон, более подходящий для беседы уже знакомых друг с другом людей, объяснил: — Ну покалечил бы ты его. И что? Тебе никакой выгоды, а нам лишняя забота, откуда новое Звено взять.

Странно. Мне-то всегда казалось, что стоит только свистнуть, и на каждое свободное место по десятку добровольцев найдётся.

— Неужели желающих так мало?

— Поболее, чем Смотрителей, конечно, — огрызнулся Киф. — Но не так много, как нужно.

— Нужно для чего?

— Да хотя бы для удовлетворения запросов вроде твоего. Думаешь, этот толстяк что-то мог сделать, кроме как настрочить письмо в столицу?

Честно говоря, думал. Даже надеялся. Хотя есть шанс, что Киф врёт сейчас, как врал в поместье Мейен. И кстати, что там насчёт имени? Один золотозвенник уже избежал представления, но второго не упущу!

— Тебя как зовут-то?

— Ты знаешь.

— Киф Лефер со-Литто? Тебя родители не учили в детстве, что врать нехорошо?

Длинноносый грустно улыбнулся:

— Не успели. Чумная весна унесла. А имя и вправду моё. Только от упоминания родного города я давно уже отказался, так что где бываю, так и называюсь.