Звенья одной цепи

Комната, куда меня проводили, судя по расположению и убранству, изначально была предназначена для посетителей, которым требовалось ожидать своей очереди для собеседования со Звеньями того Малого наблюдательного дома, куда вывел меня портал. Но похоже, надобностей у местных жителей было немного, потому что длинные кушетки по стенам комнаты были покрыты довольно толстым слоем пыли.

— Вы присаживайтесь, присаживайтесь! — Коротышка, взмахнув рукавом, расчистил мне место под седалище. — Тут вас никто посторонний не потревожит.

Он метнулся в коридор и, как подсказали удалившиеся до полной тишины шаги, бодро ушлёпал едва ли не в другой конец, потом тут же вернулся, торжественно вручил мне небольшую шкатулку и, пятясь, снова скрылся за дверью, которую беззвучно, но тщательно притворил.

Те самые разъяснения, что я должен был получить по прибытии? Ну-ка, взглянем.

На багряном сургуче, заливающем замок, был отпечатан знак «Вскрыть без свидетелей», и, судя по целости всех его линий, никто не пытался интересоваться содержимым. Из страха быть уличённым или, что называется, от греха подальше? Кто бы мне рассказал…

Под крышкой лежал листок бумаги, достаточно пожелтевший, чтобы понять: если он и ждал именно меня, то делал это на протяжении по меньшей мере двух десятков лет. Но для ответов на все возникшие вопросы его явно не хватит, он и сложен-то всего вдвое, а внизу не заметно ничего, похожего на документы.

Я поднял бумагу и едва не уронил обратно. На мягком сукне внутренней обивки шкатулки лежал овальный медальон с рисунком, никогда не виденным мной «живьём» ни на чьей столичной груди: рукоять кинжала, из перекрестья которой на меня то ли строго, то ли насмешливо, а может, и так и сяк одновременно смотрел глаз.

В иерархию «багряных» означенный чин не входил, оставаясь в стороне от Звеньев Цепей мироудержания, но, какой бы протяжённой ни была Большая цепь, она не могла оплести собой все пределы Дарствия, особенно отдалённые и не представляющие торгового или иного интереса. Вот в такие затерянные глубины страны и отправлялись Смотрители. Сами себе и надзор, и охранение, и упокоение.

Ну и удружил мне тот золотозвенник! Мало того что отправил невесть куда и невесть зачем, так ещё и оставил один на один со службой, которая…

— Позволите войти? — осведомились из-за приоткрытой двери.

Или тут слишком хорошо смазаны петли, или собрались одни шпионы, умеющие всё делать бесшумно, Боженка их подери!

На всякий случай я снова прикрыл содержимое шкатулки листком и разрешил:

— Войдите.

Серо-зелёный мундир Цепи сообщений весьма подходил своему владельцу — израстающемуся юнцу, похожему на ивовый побег, явно кушавшему хоть и вдоволь, но пока неспособному наесться досыта и остановиться в росте. Зато звено бронзовое, значит, меня посетил не последний человек в здешнем ведомстве.

— Послание для эрте Ханнера Мори со-Веента. Примете?

Ещё одно? Не слишком ли много сразу? А к тому же можно и отказаться? Какой большой выбор!

— Приму.

Я ожидал, что мне будет вручена очередная бумага или другой подобный предмет, предназначенный для утомления зрения, но парнишка вместо того чтобы рыться в карманах мундира, откинул назад длинные пряди рыжеватых волос, закрыл глаза и прижал пальцы обеих рук к теперь ставшим заметными припухлостям за ушами.

— Надеюсь, дорога не доставила вам особых хлопот.

Голос остался прежним, хрипловато ломающимся мальчишеским, зато интонации явно принадлежали совсем другому человеку.

— Уговор о вопросах остаётся в силе. Тем более нет никакого смысла задавать их тому, кто всего лишь передаёт вам мои слова.

Уверен, где-то там, на другом конце невидимой нити, связывающей сейчас Веенту и неизвестное мне захолустье, пеговолосый не удержался от смешка.

— По моим расчётам, вы уже получили главное, что вам предназначалось. Могу представить, насколько вы удивились. Ещё лучше представляю, какими чувствами вы сейчас пылаете ко мне.

Если говорить честно, чувств толком и нет. Золотозвенник хотел найти во мне послушного исполнителя своей воли? Ему это удалось. Более того, протестовать и возражать не буду. Лучше сложу руки и подожду, пока «багряный» не убедится, что совершил ошибку, ведь тот, кто привык следовать приказам, не умеет действовать сам по себе.

— Скажу сразу: цель, необходимая мне, уже достигнута, и, будете ли вы тихо сидеть в своём углу или устроите бурю, неважно. Я не приду проверять вашу службу. И никто другой не придёт. Теперь вы один решаете, что делать и делать ли вообще.

Это-то и плохо. Очень плохо. Пусть Смотритель в отведённом ему поселении и Дарохранитель, и Бож, да ещё и Боженка одновременно и единолично, но ведь живёт он там не в одиночестве. Хотя получив очередное доказательство коварства золотозвенника, не поручусь, что, прибыв на место, увижу что-то отличное от безлюдного пепелища.

— Да, вы ничего не знаете о службе Смотрителя. Могу вас успокоить: никто из получающих эту должность никогда не обладал всеми требующимися знаниями. Бывали люди и намного менее сведущие, нежели вы.

Может быть. Но когда пятнадцать лет находишься в строю, где нет лучших и худших, а каждый способен выполнить любой приказ, как-то не хочется оказаться неумёхой в новом деле. Вернее, о хотении речь даже не идёт. Меня охватывает безотчётный ужас при одной только мысли о прыжке в открывшуюся неизвестность. Честное слово, проваливаться в портал было намного спокойнее!

— Запомните главное. Как бы вы ни поступили, это и будет правильным. В минуту действия. Потом всегда наступает прозрение, но прошлое не изменишь, так что не гадайте, ошиблись вы или угадали верный ход: победа в игре всё равно останется за вами. Правда, она не будет вам нужна. Вы ведь больше не игрок, эрте. Вы тот, кто расставляет фигуры на доске и пишет правила.

Не слишком ли почётная служба для скромного сопроводителя? Если на мгновение поверить словам пеговолосого, получается, что я переместился не просто в пространстве и во времени, а попал в какую-то другую ипостась, нежели человеческая. Назначить всем места, определить очерёдность ходов, а что потом? Наблюдать?

Наблюдать. Делать то, чему меня учили тщательнее всего. Золотозвенник руководствовался своими мотивами, пока непонятными, но даже малая часть того, что приоткрылась сейчас, доказывает: он действовал не наобум и не наугад, предлагая мне тот выбор.

— Самая большая трудность, которая вас ожидает, это необходимость рано или поздно останавливать партию и определять победителя. Солгу, если скажу, что все ваши решения будут непременно справедливыми и праведными. Так попросту не бывает. Не получается, как ни старайся. Да, вам будет дурно от некоторых собственных поступков, но вы всё равно их совершите. И всё же вы никогда не должны винить себя, запомните!

Какую бы глупость или гадость ни натворил? Занятный совет. Впрочем, он больше похож на приказ. Ну что ж, не винить так не винить. Однако сама возможность оказаться заслуживающим обвинения настораживает.

— Люди, которые будут вас окружать, легко могут обойтись без вашего присутствия в их жизни, как и вы — без них. Но когда вы откроете двери своего нового дома, преград и замков не останется. Вы станете частью. Звеном цепи, если хотите. Замыкающим звеном. Ваше слово отныне будет последним в любом споре. Но сначала вы должны научиться его произносить.

Вершить чужие судьбы… Не об этом ли я мечтал? Пожалуй. Только не заглядывал так далеко и высоко. Меня куда больше устроило бы скромное местечко посерёдке между облечёнными властью и подчинёнными ей.

— Законы знакомы вам, но они лишь устанавливают, как поступить в определённых обстоятельствах, а случились таковые обстоятельства или нет, решаете теперь один лишь вы: если с неба хлынет вода, её назовут дождём не раньше, чем это слово слетит с ваших губ.

Всё запутаннее и запутаннее. Полнейшая вседозволенность в границах закона? Наверное, «багряные» именно так и живут, но я, умом понимая, о чём говорит пеговолосый голосом Бронзового звена, никак не могу осознать. Голова кружится.