Страница 63 из 63
Он не слышал, как она вошла, и вздрогнул, когда она заговорила:
— Чарли, что ты тут делаешь?
— Ведь это же моя комната, правда? А где ты была?
— Мне стало страшно одной. Я пошла спать к Марии. — (Мария была служанка.)
— Чего ты боялась? Привидений?
— Боялась за ребенка. Мне приснилось, будто я его задушила.
Значит, она все-таки кого-то любит, подумал он. Это было каким-то лучом света во мраке. Если она на это способна… Если в ней не все сплошной обман…
— В доме у матушки Санчес у меня была подружка, которая задушила своего ребенка.
— Сядь сюда, Клара. — Он взял ее за руку и ласково усадил рядом.
— Я думала, что ты больше не хочешь быть со мной.
Она высказала эту горькую истину как нечто не имеющее особого значения — другая женщина могла бы сказать таким тоном: «Я думала, что больше нравлюсь тебе в красном».
— У меня нет никого, кроме тебя, Клара.
— Зажечь свет?
— Нет. Скоро будет светать. Я только что видел, как пошел на работу capataz. А как ребенок, Клара?
— По-моему, с ним все хорошо. Но иногда он вдруг затихнет, и мне становится страшно.
Он вспомнил, что после возвращения ни разу не упомянул о ребенке. Ему казалось, что он заново учится языку, на котором не говорил с детства в чужой стране.
— Придется поискать хорошего врача, — произнес он, не подумав.
Она испустила звук, какой издает собака, когда ей наступили на лапу, — был ли то испуг… а может быть, боль?
— Прости… я не хотел… — Было еще слишком темно, и он не видел ее лица. Он поднял руку и дотронулся до него. Она плакала. — Клара…
— Прости меня, Чарли. Я так устала.
— Ты любила его, Клара?
— Нет… нет… я люблю тебя, Чарли.
— Любить совсем не зазорно, Клара. Это бывает. И не так уж важно, кого ты любишь. Любовь берет нас врасплох, — объяснял он ей, а вспомнив то, что говорил молодому Кричтону, добавил: — Во что только люди не впутываются из-за нее. — И чтобы ее успокоить, сделал слабую попытку пошутить: — Иногда по ошибке.
— Он никогда меня не любил, — сказала она. — Для него я была только девушкой от матушки Санчес.
— Ошибаешься.
Он словно выступал в чью-то защиту или пытался уговорить двух молодых людей лучше понимать друг друга.
— Он хотел, чтобы я убила ребенка.
— Это тебе снилось?
— Нет, нет. Он хотел его убить. Правда хотел. Я тогда поняла, что он меня никогда не полюбит.
— Может, он начинал тебя любить, Клара. Кое-кто из нас… мы так тяжелы на подъем… любить не так-то просто… столько совершаешь ошибок. — Он продолжал, только чтобы не молчать: — Отца я ненавидел… И жена не очень-то мне нравилась. А ведь они были не такими уж плохими людьми… Это просто была одна из моих ошибок. Некоторые люди учатся читать быстрее других. И Тед и я были не в ладах с алфавитом. Я-то и сейчас не так уж в нем силен. Когда я подумаю обо всех ошибках, которыми полны мои отчеты в Лондон… — бессвязно бормотал он, не давая замереть в темноте звукам человеческой речи в надежде, что это ее успокоит.
— У меня был брат, которого я любила, Чарли. А потом его больше не стало. С утра он пошел резать тростник, но в поле его никто не видел. Ушел, и все. Иногда в доме у сеньоры Санчес я думала: может, он придет сюда, когда ему понадобится женщина, и найдет меня, и тогда мы уйдем вместе.
Наконец-то между ними появилась какая-то связь, и он изо всех сил старался не порвать эту тонкую нить.
— Как мы назовем ребенка, Клара?
— Если это будет мальчик, хочешь, назовем его Чарли?
— Одного Чарли в семье достаточно. Давай назовем его Эдуардо. Видишь ли, я по-своему Эдуардо любил. Он был так молод, что мог быть моим сыном.
Он несмело положил ей руку на плечо и почувствовал, что все ее тело дрожит от плача. Ему очень хотелось ее утешить, но он не знал как.
— Тед и в самом деле по-своему тебя любил, Клара. Я не хочу сказать ничего дурного…
— Это неправда, Чарли.
— Раз я даже слышал, как он сказал, что ревнует ко мне.
— Я не любила его, Чарли.
Ее ложь не имела теперь никакого значения. Слишком явно ее опровергали слезы. В таких делах и полагается лгать. Он почувствовал огромное облегчение. Словно после бесконечно долгого ожидания в приемной у смерти к нему пришли с доброй вестью, которой он уже и не ждал. Тот, кого он любил, будет жить. Он понял, что никогда еще она не была так близка ему, как сегодня.