Череп Субботы

Глава седьмая

БАЛЬЗАМИРОВЩИК

(Ул. Стромынка, 12-этажка изъ кiрпича)

Каледин даже не удивился — все оказалось весьма предсказуемо. Подъехав к дому профессора Анатолия Мельникова, что возле пожарной башни на Стромынке, он обнаружил рядом с подъездом знакомую до боли «Тойоту». Извинившись перед коллегами, надворный советник подошел к автомобилю расслабленным шагом. Коллеги двусмысленно ухмылялись за его спиной.

Каледин постучал в дверцу машины. Стекло уехало вниз.

— Алиса, — его голос осыпал экс-супругу кусочками льда. — Мы ж тебя домой проводили. Позволь полюбопытствовать — какого хрена ты здесь делаешь?

— Я передумала, — ответила Алиса непреклонным тоном.

Каледин вздохнул. Да, для Алисы (и всех женщин) это вполне достаточное основание, по типу волка из популярной басни Крылова. «Передумала» — и все тут. Почесав затылок, он тщетно рискнул воззвать к остаткам ее совести:

— Только подумай, в какое положение ты меня ставишь…

Алиса с восхитительной небрежностью пожала плечами:

— А сколько раз ты меня в постели ставил в разные положения?

Каледин порадовался, что коллеги не читают по губам.

— Вы, немцы — народ с лягушачьей кровью, — раскрыл он суть проблемы. — Обожаете все на счетчик ставить. У нас же, русских и воистину православных, считается — жена должна ублажать своего мужа, причем желательно без присутствия сантехника. Попрекать этим фактом — столь же безнравственно, как хомячка душить. Довожу до твоего сведения, дорогая баронесса — группой выезда командую я. И кого пускать в квартиру — решаю я. Истерика, даже на диво удачная, тебе не поможет.

Алиса позволяла себе быть истеричкой тогда, когда это достаточно безопасно. В остальных случаях включалась ее остзейская практичность.

— Хорошо, — опустила она голову. — Я возвращаю машину. Будем год по очереди ездить — одну неделю ты, одну я. А после — купи тачку в кредит. Банк «Русская имперiя» давно предлагает тариф «Бедный дворянинъ».

К подъезду они вернулись вместе. Тактичные работники департамента сделали вид, что ничего не заметили. Чиновники втиснулись в финский лифт из светлого металла, бочком, стараясь не прижаться к Алисе — разбираться на дуэли не хотелось никому. Красным загорелась цифра «10», и кабина шустро взмыла вверх. Лестничная клетка блестела тремя стальными дверьми. Возле той, что слева, притаились трое спецназовцев из отряда «Варягъ» — рослые здоровяки в черной форме, с черепом на рукаве и автоматами через плечо.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — шепотом отрапортовал урядник Семен Майлов — плечистый, горбоносый детина, приветствуя Каледина. — Кажись, самого профессора-то дома и нет. Четверть часа уже тут торчим, изнутри — ни единого звука. Подключали электронную «удочку» на шумы, аж звук дыхания ловит — бесполезно. Прикажете вскрывать квартирку-с?

Князь Кропоткин, прижатый к лифту, суетливо почесал ухо с серьгами.

— Федор Аркадьич, — торопясь, сказал он. — Незаконно-с. У нас же ордера на обыск нет. Может, профессор принял успокоительное и просто спит? Давайте в звонок позвоним, как у культурных людей принято… Вот поражает меня этот дикий спецназ. Им бы только все взрывать да ломать к черту.

Урядник засопел, но фраза «Ты на кого пасть открыл, сука?» в отношении старшего по званию, да еще и обладателя титула «ваша светлость» показалась ему неуместной. Каледин протянул палец к звонку и нажал на рисунок с серебряным колокольчиком. Сначала робко, а затем посильнее.

Из квартиры не донеслось

и малейшего шороха.

— Увы, — развел руками Федор. — Боюсь, профессор не оставил нам выбора.

Князь обреченно поежился, представляя грядущее событие.

— Опять взрывчатка, сударь? Грохот будет на весь подъезд.

— Взрывчатка? — откровенно удивился Каледин. — Зачем?

Расстегнув вицмундир, он ощупал ремень — у пряжки были воткнуты четыре булавки. Эту экипировку он привык носить давно — с того времени, когда проходил в полиции практику, будучи молодым коллежским регистратором[9].

Целый год Каледин ловил домушников, чистящих московские квартиры, — посему премудростей, как вскрывать замки, советник нахватался изрядно.

Игла булавки погрузилась в замок. Подцепив «язычок», Федор нажал на пружину внутри, подводя ее вверх. Дверь отворилась — беззвучно и плавно.

— Вуаля, — сказал Каледин, ловя на себе завистливые взгляды.

Урядник Майлов крякнул, осуждающе покрутив головой. Надо же, его высокоблагородие вякнул что-то вроде «бля», а все стоят и эдаким хамством восхищаются. Скажи он хоть одно матерное слово, ему бы взыскание вышло по службе, либо штраф. Трудно понять этих господ. Как иногда подумаешь — может, и зря у большевичков в семнадцатом году ничего не получилось.

— Хм… — заметил Каледин. — Определенно замок не заперт изнутри — даже цепочка не накинута. Похоже, что господин урядник прав, и профессора действительно нет дома. Бахилы все захватили? Надеваем на ноги, чтобы не оставить следов… тихо посмотрим и уйдем. Тьфу ты… да что это за запах?

…В прихожей пахло как в аптеке, носы визитеров обоняли неясный аромат, перемешавший лекарства, спирт и сушеные травы… Ко всему прочему (Каледин был готов поклясться) — в воздухе витали запахи какао, ванили и… нечто парфюмерное. У Алисы сильно закружилась голова — выдернув из сумочки платок, она уткнула в него нос. Поступью бедных родственников, шурша бахилами по кашгарскому ковру в прихожей, Каледин и остальные проследовали в гостиную. Комната была пуста: только белый кожаный диван, люстра со стилизацией под свечи, барный столик и книжный шкаф во всю стену — с корешками толстых фолиантов, притиснутых обложками друг к другу… так плотно, что в мире людей им пришлось бы жениться. К стеклу жалась фотография — в рамке из серебра, увитой траурной ленточкой — моложавая жена профессора, в обнимку с двумя детьми, на фоне моря. Урядник Майлов снял берет — деликатно кашлянув, он перекрестился.

Каледин повернулся на каблуках. Покинув гостиную, прошел к рабочему кабинету Мельникова. Остановившись перед закрытой дверью, Федор прислушался. Опять тишина. Он постучал по косяку костяшками пальцев.

— Профессор? Я из полиции. Если можно, позвольте парочку вопросов.

Ничего. Ни звука. Полное молчание.

Федор толкнул ладонью резную пластину орехового дерева — и испытал замешательство. Профессор Мельников, развалившись в кресле, сидел за письменным столом, держа в руке ручку. Мужчина средних лет, классика «чеховского интеллигента»: в старомодной клетчатой «тройке», с полуседой бородкой клинышком, зачесанными назад волосами. Сердитым взглядом из-под золотого пенсне он смотрел Каледину прямо в глаза. Тот глотнул воздух и сразу пожалел об этом — запах сухих трав сделался совсем невыносимым.

— Прошу прощения, — сказал он. — Вы не открывали дверь, поэтому мы…

Небрежно отодвинув экс-супруга, Алиса прошла к Мельникову. Не успел Каледин опомниться, как она приложила два пальца к шее профессора.

— Извиняться перед трупом — излишняя вежливость. Ты не понял? Он, вообще-то, уже мертв, Феденька. Не скажу точную дату смерти — но, судя по цвету кожи, — весьма приличное время. Кто-то успел его забальзамировать.

Каледин единым прыжком преодолел расстояние — от двери до кресла с профессором Мельниковым. Он также попытался проверить пульс, но оставил эту затею — разве может прощупываться сердцебиение, если тело уже остыло? Труп выглядел как живой человек — если бы не чрезмерная белизна по причине наложенной косметики. Полуседые волосы искусно убраны, словно над ними колдовал парикмахер-профи, костюм отглажен, щеки чисто выбриты… даже на ногтях — и то маникюр. Бальзамировка сделана потрясающе: покойник напоминает восковую фигуру из музея мадам Тюссо. Его легко можно принять за живого, учитывая открытые глаза. Специалист — бальзамировщик умудрился придать зрачкам выражение недовольства… будто труп желал пожурить полицейских за вторжение в частную квартиру.

9

Коллежский регистратор — самый первый чин в «Табели о рангах», равен прапорщику.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.