Страница 126 из 134
Объяснение того, что неясность пророчеств о Христе, язычниках и отпадении иудеев – полезна
1. Сегодня хочу предложить вам пророческую трапезу и приготовляюсь вывесть слово в море мудрости Исаии. Но что будет со мною? Я недоумеваю и боюсь, чтобы, вышедши из пристани и вступив в глубину пророческих мыслей, мы не потерпели головокружения, какое испытывают неопытные мореплаватели. Те, когда покинут землю, по ту и другую сторону корабля увидят морскую бездну и ничего более кроме моря и неба, впадают в болезненное помрачение и думают, что корабль их кружится вместе с морем. Но такое головокружение происходит не от свойств моря, а от неопытности плавателей, потому что другие плаватели даже с обнаженным телом прямо бросаются в волны и не испытывают ничего подобного, но, погрузившись в самую глубину, пребывают там в большей безопасности, нежели в какой находящиеся на суше, и хотя соленая вода проникает и в уста их, и в глаза, и во все тело, они не беспокоятся. Таково благо – упражнение; таково зло – неопытность; так первое научает презирать и страшное, а последняя заставляет бояться и подозревать опасность и в безопасном. Одни, сидя на высоких скамьях корабля, испытывают головокружение и от одного зрелища моря, а другие не смущаются и среди самих волн. Тоже бывает и с нашею душою. И на нее часто нападают волны страстей, которые свирепее морских волн, как например буря гнева, ниспровергающая сердце, и ветры злой похоти, производящие в душе великое смятение. Когда начинается буря гнева, то неопытный и неискусный тотчас смущается, теряется, приходит в замешательство и оставляет душу утопать в страстях и подвергаться кораблекрушению; а опытный и научившийся мужественно переносить это, поставив свой разум над страстями, как бы кормчего при руле, не прежде перестает употреблять все усилия, как когда приведет ладью в спокойную пристань любомудрия. Что бывает на море и что происходит в душе, тоже случается и при изъяснении Писаний: неизбежно смущение и тревога, когда мы войдем в это море, не потому, чтобы самое море было страшно, но потому, что мы – пловцы неопытные. А что действительно речь, по свойству своему легкая, бывает трудною по неопытности слушателей, свидетелем этого представлю вам Павла. Он, сказав, что Христос был первосвященником по чину Мелхиседекову, и исследуя, кто этот Мелхиседек, присовокупил: о сем надлежало бы нам говорить много; но трудно истолковать (Евр.5:11). Что говоришь ты, блаженный Павел? Неужели оно неудобоизъяснимо для тебя, обладающего духовною мудростью, слышавшего неизреченные глаголы, восхищенного до третьего неба? Если оно неудобоизъяснимо для тебя, то кому же оно понятно? Для меня, говорит, трудно истолковать, не по своей трудности, но по немощи слушателей. Потому, сказав: трудно истолковать, он присовокупил: потому что вы сделались неспособны слушать. Видишь ли, что не от свойств слова, но от неопытности слушателей нетрудное делалось трудным? И не только трудным, но и обширным краткое слово делается от той же причины; поэтому он и сказал, что оно не только трудно истолковать, но и много, указывая причину и обширности и трудности его в немощи слушателей. Как больным не надобно предлагать скудной и наскоро приготовленной трапезы, но нужно приготовлять разные кушанья; чтобы больной, если не захочет взять одного, взял другое, и если не понравится ему то, принял бы иное, и если отвергнет и это, взялся бы за прочее, и чтобы таким различием яств нам победить его недовольство и разнообразием трапезы уврачевать мрачное его настроение, так часто нужно поступать и в отношении к духовной пище. Когда мы немощны, то нужно приготовлять речь обширную и разнообразную, в которой были бы и сравнения, и примеры, и доказательства, и описания, и многое другое подобное, чтобы из всего этого нам легче было выбрать полезное. Впрочем, хотя апостолу предстояло слово и обширное и неудобоизъяснимое, он не лишил своих слушателей учения о Мелхиседеке, но, сказав слова: надлежало бы нам говорить много; но трудно истолковать, он возбудил их ревность, чтобы они сделались более усердными к слушанию, а, предложив трапезу, удовлетворил их желанию.
2. Так поступим и мы. Хотя море пророков беспредельно и много там пучин, однако с опасностью жизни пустимся в это море по мере наших сил; лучше же – по мере не наших сил, но дарованной нам свыше благодати; осмелимся войти в это море не по нашему дерзновению, но для вашей пользы, подражая и в этом Павлу. А что он не лишил их слова о Мелхиседеке, выслушай следующее. Сказав: надлежало бы нам говорить много; но трудно истолковать, он присовокупил: ибо Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего, тот, который встретил Авраама и благословил его, возвращающегося после поражения царей, которому и десятину отделил Авраам от всего, – во-первых, по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, то есть царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда (Евр.7:1-3). Не смутил ли слуха вашего Павел, беседуя о человеке и говоря: без отца, без матери? Но что я говорю: о человеке? Если бы это было говорено и о Христе, то и тогда не подало ли бы нам повода ко многим вопросам? Ведь, если он без отца, то как Он – сын? Если без отца, то как – Единородный? Сын должен иметь отца; иначе он не был бы сыном. Но Сын Божий и без отца, и без матери. Каким образом? Без отца – по земному рождению, без матери – по небесному, потому что ни на земле Он не имел отца, ни на, небе – матери. Без родословия. Пусть выслушают это те, которые производят исследования о существе Его. Некоторые думают, что слова: без родословия сказаны о небесном Его рождении. Впрочем одни из еретиков не допускают даже и этого, и о том рождении они производят разыскания и исследования; а другие, более скромные, соглашаются относить эти слова к тому рождению, но не думают, чтобы выражение: без родословия сказано было и о земном рождении. Докажем же, что Павел сказал это о том и другом рождении, – и о небесном, и о земном. Подлинно, и то изумительно, и это таинственно. Потому и Исаия говорит: род Его кто изъяснит (Ис.53:8)? Но это, говорят, сказано о том, о небесном рождении. Что же мы ответим Павлу, который сказал об обоих рождениях и потом уже присовокупил: без родословия? Сказав сначала: без отца, без матери, он потом прибавил: без родословия, чтобы ты уверовал, что Христос не имеет родословия не только по тому рождению, по которому Он – без матери, но и по тому, по которому Он – без отца, т.е. по земному. Поэтому апостол, упомянув о том и другом рождении, потом и сказал: без родословия. Ведь и это земное рождение Его непостижимо, для того, чтобы на то мы не смели даже и взирать. Если преддверие храма так страшно и недоступно, то как покусится кто-нибудь войти во святилище? То, что Сын Божий родился от Отца, я знаю; но как – не знаю. То, что Он родился от Девы, я знаю; но образа рождения даже и здесь не постигаю. Рождение Его по тому и другому естеству исповедуется; но относительно образа того и другого рождения умолчано. И как здесь, в отношении к Деве, хотя я не знаю, как Он родился от Девы, однако исповедую, что Он родился, и не отвергаю самого события по незнанию способа рождения, так поступи и ты в отношении к Отцу: хотя ты и не знаешь, как Он родился, но исповедуй, что – родился. И если еретик будет говорить тебе: как Сын родился от Отца? – ты низведи мысль его на землю и скажи ему: сойди с небес и покажи, как Он родился от Девы, и тогда спрашивай о том. Удержи его, и обуздай, и не позволяй ему ни убежать, ни уклониться в лабиринт умозаключений, но удержи и порази не рукою, а словом, и не давай ему делать риторических различений и изворотов, каких он желает. Оттого еретики и приводят в смущение тех, с кем рассуждают, что мы следуем за ними, а не подводим их под законы божественных Писаний. Итак, окружи его со всех сторон стеною, – свидетельствами из Писаний, и он не в состоянии будет и уст открыть. Скажи ему: как (Христос) родился от Девы? – я не отступлю и не отстану. Он не мог бы выяснить способа этого рождения, хотя бы употреблял тысячи усилий, потому что, когда Бог заключит, кто отверзет? Такие дела приемлются только одною верою. Если же ты не удерживаешься, но требуешь умственных доказательств, то скажу тебе то, что Христос сказал Никодиму: если Я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить вам о небесном (Ин.3:12)? Я сказал о рождении от Девы, и ты не знаешь и не смеешь уст открыть; как же ты хочешь исследовать небо? Впрочем, о, если бы ты усиливался постигнуть (только) небо, а не Владыку небес! Если Я сказал вам о земном, и вы не верите. Не сказал: не убеждаетесь, но: не верите, показывая нам, что и земное требует веры. Если же земное требует веры, то гораздо более небесное. Между тем тогда Он беседовал с Никодимом о рождении гораздо меньшем, – именно речь была о крещении и духовном возрождении, – и однако говорил, что и это может быть принимаемо (только) верою. Земным же Он назвал это не потому, чтобы оно было земное, но потому, что оно совершается на земле и, в сравнении с небесным рождением, неизреченным и превосходящим всякий ум, оно земное. Итак, если невозможно знать, как я возрождаюсь от воды, но должно принимать это одною верою и не исследовать способа, то какое было бы безумие – усиливаться человеческими соображениями постигнуть небесное рождение Единородного Сына и требовать объяснений способа, каким совершилось это рождение?