Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 117

Но, может быть, скажет кто-нибудь: если я имею правду, то какая нужда и молиться, когда она одна может сделать все, и когда Подающий знает, в чем мы имеем нужду? Нужда потому, что молитва есть немаловажный союз любви к Богу, производит в нас навык собеседования с Ним и руководит к любомудрию. В самом деле, если обращающейся с необыкновенным человеком получает великую пользу от частого с ним обращения, то тем более – постоянно беседующий с Богом. Но мы не знаем, как следует, пользы от молитвы, потому что не внимаем ей со всем усердием и не упражняемся в ней по законам Божиим. Когда мы намереваемся говорить с кем-нибудь из людей, которые выше нас, то приводим в надлежащий порядок и внешний вид свой, и походку, и одежду, и все, и потом уже вступаем в разговор; а когда приступаем к Богу, то зеваем, почесываемся, оборачиваемся во все стороны, бываем небрежны; преклоняем колена, а сами блуждаем (мыслями) по площади. А если бы мы приступали с надлежащим благоговением и как подобает беседовать с Богом, то мы узнали бы, еще прежде получения просимого, сколь великую пользу мы получаем от молитвы. Человек, который научился беседовать с Богом, как подобает беседовать с Богом, делается ангелом: так душа его отрешается от уз плоти, так ум его возвышается и переселяется на небо, так он презирает все житейское, так он становится пред самым престолом царским, хотя бы он был бедным, хотя бы рабом, хотя бы простолюдином, хотя бы неученым. Бог требует не красоты речи и не слов изысканных, но красоты души; и когда она возгласит угодное Ему, то получит все. Видишь ли, какое здесь удобство? У людей, от желающего подойти к кому-нибудь, требуется быть красноречивым, уметь льстить всем окружающим начальника и придумывать много иного, чтобы лучше быть принятым. А здесь не нужно ничего, кроме одной бодрственной души, и нет никакого препятствия приблизиться к Богу. "Разве Я – Бог только вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали?" (Иер.23:23). Следовательно, от нас зависит быть далеко от Него, а Он всегда находится близко. Но что я говорю: здесь не нужно красноречия? Часто бывает не нужно и голоса. В самом деле, если ты скажешь лишь в сердце своем и призовешь Его, как должно, то Он и тогда скоро услышит тебя. Так Он услышал Моисея; так услышал и Анну (Исх.15:15; 1Цар.1:18). Нет при Нем воина, который бы отгонял приходящих, или копьеносца, который бы оттягивал время и говорил: теперь не время, теперь нельзя войти, приди после; но когда бы ты ни пришел, во время ли обеда, во время ли ужина, в самую ли полночь, Он стоит и слушает; хотя бы ты призвал его на площади, хотя бы на пути, хотя бы в спальне, хотя бы стоя пред начальником в судилище, ничто не препятствуете Ему услышать прошение, если ты призовешь Его, как должно. Нельзя сказать: я боюсь приступить и просить, – мой враг предстоит пред Ним. Здесь нет и этого препятствия, потому что Он не слушает врага и не отвергает твоего прошения, но всегда и постоянно ты можешь беседовать с Ним, и нет к тому никакого затруднения; здесь не нужно, чтобы вводили тебя придверники, домашние распорядители, надзиратели, стражи, или друзья, но когда ты приступишь сам собою, тогда особенно Он и услышит тебя, – тогда, когда ты не будешь просить никого другого.

3. Не столько мы умоляем Бога, прося чрез других, сколько сами от себя. Так как Он желает преданности от нас и делает все, чтобы мы доверяли Ему, то когда видит, что мы делаем это сами от себя, тогда особенно и внимает нам. Так Он поступил и с хананеянкой: когда Петр и Иаков ходатайствовали за нее, то Он не удовлетворил прошению; а когда она сама продолжала просить, то Он скоро даровал ей просимое (Мф.15:22). Если Он, по-видимому, несколько и медлил, то поступил так не для того, чтобы эта жена ждала, но чтобы она получила больший венец и продолжением просьбы более приблизилась к Нему. Будем же и мы с усердием обращаться к Богу; научимся, как совершать такое обращение. Не нужно ни ходить в музей [1], ни издерживать деньги, ни нанимать учителей, ораторов или софистов, ни тратить много времени, чтобы научиться такому собеседованию (с Богом); но достаточно только захотеть, и это искусство приобретено. И в этом судилище ты можешь говорить не только за себя самого, но и за многих других. И какая цель этого искусства собеседования? Возношение молитвы.

Нужно приступать к Богу с бодрственным умом, сокрушенною душою и с потоками слез, не просить ничего житейского, желать будущего, молить о духовном, не испрашивать зла врагам, никому не помнить зла, исторгать из души своей все страсти, и таким образом, приступать с сердцем сокрушенным и смиренным, оказывать совершенную покорность, изрекать языком своим благословения, не быть причастным ничему порочному, не иметь ничего общего с общим врагом вселенной, т.е. диаволом. Того, кто говорит с царем о других и в то же время имеет общение с его врагами, наказывают даже внешние (гражданские) законы. Поэтому и ты, если хочешь говорить (с Богом) о себе и других, старайся особенно о том, чтобы не иметь ничего общего с общим врагом вселенной. Таким образом, ты будешь праведным; а, будучи праведным, ты будешь услышан, имея правду своею заступницею. "В тесноте Ты давал мне простор", говорит пророк. Не сказал: Ты прекратил скорби, или: Ты избавил от искушений, но: Ты сподобил меня устоять и "давал мне простор".

Действительно, мудрость и сила Божии открываются особенно из того, что Он не только прекращает скорби, но и в продолжение их подает великое спокойствие. Это и силу Божию показывает, и впадающих (в искушения) делает более любо-мудрыми, когда и дается простор, облегчающий скорбную душу, и не прекращается скорбь, возбуждающая его от лености и избавляющая от всякого усыпления. Но как, скажешь, может быть в скорби "давал мне простор"? Так, как было в пещи с тремя отроками, как было в львином рве с Даниилом (Дан. 3:24; 6:22). Бог тогда не погасил пламени, и однако, сделал, что они были на свободе; не умертвил львов, и однако, сделал, что он был в безопасности; хотя и там в пещи огонь оставался сильно горевшим, и здесь звери оставались зверями, но праведники наслаждались великим спокойствием. Впрочем, можно разуметь "давал мне простор" и иначе, именно: когда душа, огорчаемая искушениями, освобождается от страстей и других многих болезней, тогда она особенно наслаждается спокойствием. Многие, пользуясь благоденствием, предаются безрассуднейшим и мучительным для души их страстям – корыстолюбию, сластолюбию и многим другим порокам; а подвергшись скорби, освобождаются от всего этого и находятся в "просторе". Как страждущие горячкою, если будут удовлетворять своим неуместным пожеланиям, т.е. употреблять в изобилии пищу и вино и тому подобное, то будут чувствовать большее стеснение; а если захотят немного испытать скорбь и потерпеть, то получат великое спокойствие; когда отвергнут то, что производит стеснение, тогда будут наслаждаться совершенным здоровьем, – так бывает и здесь. Ничто обычно не доставляет такого спокойствия, как скорбь, отклоняющая от всех забот житейских. Что было с иудеями, когда они терпели скорби, и когда наслаждались благоденствием? Не больной ли, расслабленной и непостоянной душе свойственно говорить следующее: "сделай нам бога, который бы шел перед нами: с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось" (Исх.32:1)? И напротив, не любомудрой ли и свободной от житейских страстей душе свойственны те слова, которые они высказывали в молитве во время скорбей и которыми приобретали себе благоволение Божие? И этот самый пророк (Давид), когда благоденствовал, то как страдал, угнетался и мучился порочным пожеланием! А когда подвергался скорби, тогда, вы знаете, каким он наслаждался спокойствием: тогда не воспламенялся в нем огонь (страсти), но всякий такой пламень угасал. Подлинно, ничто не причиняет нам столько страданий, как усилившиеся в душе страсти. Все другие бедствия действуют отвне, а эти рождаются внутри: отсюда и происходит особенно великое мучение. Хотя бы весь мир огорчал нас, но если мы не огорчаем сами себя, то ничто не будет для нас тяжким. Следовательно, от нас зависит – испытывать скорби или не испытывать скорбей.