Страница 4 из 21
Послушаем все мы, нерадящие о молитве, какова сила молений? Этот должник не показал ни поста, ни нестяжательности, и ничего другого подобного; однако ж, лишенный и чуждый всякой добродетели, лишь только попросил он господина, то и успел преклонить его на милость. Не будем же ослабевать в молитвах. Кто может быть грешнее этого должника, который виновен был в стольких преступлениях, а доброго дела, ни малого, ни великого, не имел? Однако ж он не сказал себе: я не имею дерзновения, покрыт стыдом; как могу приступить? Как могу просить? А так говорят многие из согрешающих, недугуя дьявольскою робостью! Ты не имеешь дерзновения? Для того и приступи, чтобы приобрести великое дерзновение. Тот, кто хочет с тобой примириться, не человек, пред которым бы пришлось тебе стыдиться и краснеть; это Бог, желающий, больше тебя, освободить тебя от грехов. Не столько ты желаешь собственной безопасности, сколько Он ищет твоего спасения; и - это Он показал нам самыми делами. Ты не имеешь дерзновения? Потому-то и можешь иметь дерзновение, что ты в таком расположении духа; величайшее дерзновение в том, чтобы не думать, что имеешь дерзновение, равно как и величайший стыд - оправдывать себя пред Господом. Этот нечист [3], хотя бы был святее всех людей; напротив, считающий себя последним между всеми становится праведным. И свидетели того, что я говорю, фарисей и мытарь. Не станем же отчаиваться из-за грехов, не станем унывать, но будем приходить к Богу, припадать, умолять, как сделал это должник, доселе показавший доброе расположение. Что не пал он духом, не повергся в отчаяние, исповедал грехи, попросил некоторой отсрочки и замедления - все это хорошо, и (обнаруживает) сокрушенное сердце и смиренную душу. Но последующее уже не похоже на прежнее: что приобрел он усердною мольбою, все это вдруг погубил гневом на ближнего. Теперь перейдем к образу прощения: узнаем, как господин простил его, и как дошел до этого. "Умилосердившись", говорится, "Государь, отпустил его и долг простил ему" (Мф. 28:27). Тот просил отсрочки, этот дал прощение; стало быть, тот получил больше, чем сколько просил. Потому и Павел говорит: "А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем" (Еф. 3:20). Ты не можешь и помыслить, сколько Он готов дать тебе. Не стыдись же; не красней; или - лучше - стыдись грехов, только не отчаивайся, не оставляй молитвы, но, хоть ты и грешник, приступи, чтобы примирить с собой Владыку, чтобы дать Ему случай показать Свое человеколюбие в прощении твоих грехов. Стало быть, если побоишься приступить, помешаешь Его благости, преградишь путь щедротам Его милосердия, сколько это зависит от тебя.
Итак, не будем упадать духом, не будем нерадеть о молитвах. Хотя бы мы низринулись в самую глубину порока, Он может скоро извлечь нас и оттуда. Никто не согрешил столько, сколько этот (должник); всякий вид зла сделал он; это показывают десять тысяч талантов (долга). Никто не был так беден, как он. Это явно из того, что ему нечем было заплатить. И однако ж, кому все изменило, того могла спасти сила молитвы. Так молитва, скажут, столько сильна, что может освободить от казни и мучения того, кто оскорбил Господа бесчисленными делами и поступками? Да, столько может она, человек! Впрочем, все это совершает она не одна, но имеет величайшего споборника и помощника в человеколюбии Бога, приемлющего молитву, которое и здесь [4] совершило все, и самую молитву сделало сильною. На это указывая, Христос сказал: "Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему", дабы ты знал, что и после молитвы, как и прежде молитвы, все сделала благость Владыки. "Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и,
схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен" (Мф. 18:28). Что может быть преступнее этого? Еще в ушах его раздавались слова благодеяния - и он забыл уже о человеколюбии господина!
7. Видишь, какое благо помнить (свои) грехи? Ведь и этот (должник), если бы постоянно помнил их, не был бы так жесток и бесчеловечен. Поэтому всегда говорю, и не перестану повторять, что весьма полезно и нужно нам постоянно помнить все наши поступки. Ничто не может сделать душу так любомудрою и смиренною, и кроткою, как постоянное памятование о грехах. Поэтому и Павел помнил грехи, сделанные им не только после купели, но и до крещения, хотя они и были уже изглажены совершенно. Если же он помнил грехи, сделанные до крещения, тем более нам должно помнить сделанные нами после крещения. Памятуя об них, мы не только изгладим их, но и будем ко всем людям снисходительнее, а Богу послужим с большим усердием, из памятования о грехах познавая несказанное Его человеколюбие. Этого не сделал (должник) этот; но, забыв великость долга, забыл и благодеяние. А забыв благодеяние, он стал злым к товарищу и злобою к нему погубил все, что получил от Божия человеколюбия. "Схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен". Не сказал: отдай мне сто динариев, потому что стыдился малости долга, но: "отдай мне, что должен". Он же "пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе" (Мф. 18:29). Теми же словами, посредством которых тот нашел прощение, и этот просит о спасении. Но тот, по безмерной жестокости, не тронулся этими словами, и не подумал, что сам он спасся посредством этих же слов. Если бы он даже простил, так и это не было бы уже делом человеколюбия, но долгом и обязанностью. В самом деле, если бы он сделал это прежде, чем был расчет (с господином), и последовало то решение, и он получил такое благодеяние, поступок его был бы делом его собственного великодушия: теперь же, после такого дара и прощения стольких грехов, он был уже обязан, как бы неизбежным некоторым долгом, не злопамятствовать на товарища. Однако ж он не сделал этого и не подумал, как велика разность между прощением, которое сам он получил, и - которое он должен бы оказать товарищу. В самом деле, великую увидишь разность не только в количестве долгов, не только в достоинстве лиц, но и в самом образе (прощения). Там долг был десять тысяч талантов, а здесь сто динариев; тот провинился пред господином, а его должник пред товарищем; тот сделал бы милость, получив свое добро, а господин простил ему все, не видев от него никакого добра, ни малого, ни великого. Но должник ни о чем этом не подумал, а вдруг, воспламенившись гневом, "пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Товарищи его, видев происшедшее", говорится, вознегодовали. Так товарищи осуждают прежде, чем господин, чтобы познал ты кротость господина. Услышав (об этом), господин его и, призвав его, опять начинает с ним суд, и не просто так, произносит приговор, но наперед входит в разбирательство. И что говорит? "Злой раб! весь долг тот я простил тебе" (ст. 32). Что может быть добрее господина? Когда тот должен был ему десять тысяч талантов, он не оскорбил его даже словом, не назвал и злым, но только приказал продать; и это для того, чтобы освободить его от долгов. А как тот оказался злым к своему товарищу, тогда-то (господин) уже гневается и раздражатся, дабы знал ты, что он легче прощает грехи против него самого, нежели против ближних. И так делает Он не только здесь, но и в других случаях. "Итак, если", говорит, "ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой" (Мф. 5:23-24). Видишь, как Он везде наше предпочитает своему и не ставит ничего выше мира и любви к ближнему. И опять в другом месте: "кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать" (Мф. 5:32), а чрез Павла дает закон такой: "если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее" (1Кор.7:12). Если она, говорит, сделает прелюбодеяние, отвергни ее; а если будет неверующая, не отвергай: если, то есть, согрешит против тебя, брось ее, а если против Меня, оставь при себе. Так и здесь, когда тот сделал столько грехов против Него (Бога), Он простил; а согрешил он против товарища, хоть гораздо менее и легче, чем против господина, тогда не простил, но подверг наказанию. Теперь назвал его и злым, а тогда не оскорбил даже и словом. Поэтому здесь и прибавлено, что (господин) "разгневавшись, отдал его истязателям"; но этого не прибавил Он, когда требовал у него отчета в десяти тысячах талантов, дабы знал ты, что то (прежнее) решение произошло не от гнева, но от попечительности, спешившей к прощению, а более всего раздражил Его этот грех. Что же может быть хуже злопамятства, когда оно отъемлет назад и явленное уже человеколюбие Божие; и когда то, к чему не могли расположить Его грехи должника, заставил сделать гнев на ближнего? Между тем написано, что "дары и призвание Божие непреложны" (Рим. 11:29). Как же здесь, после того, как дар уже оказан, и человеколюбие явлено, приговор опять отменен? Ради злопамятства. Итак, не погрешит, кто назовет этот грех тягчайшим всякого греха: другие грехи все были прощены, а этот не только (сам) не мог быть прощен, но возобновил опять и другие грехи, которые были уже изглажены совсем.