Страница 25 из 25
7. Посему, возвратясь домой, побеседуй об этом со всеми домашними. Со многими бывает, что, уходя с луга, они берут розу, или фиалку, или какой-либо другой цветок, и несут в руках; другие, выходя домой из сада, уносят с собой древесные ветви с плодами; иные, опять, с богатых обедов приносят своим родным остатки от стола. Так и ты, уходя отсюда, отнеси наставление к жене, детям и всем родным. Это наставление полезнее и луга, и сада, и стола; эти розы никогда не увядают, эти плоды никогда не засыхают, эти яства никогда не портятся. От тех временное удовольствие, а от этих всегдашняя польза, не только после исполнения, но и при самом исполнении совета. Подумай только, как хорошо, оставив все другие дела, и общественные и частные, постоянно, разговаривать о божественных законах, – и за столом, и на площади, и в других собраниях. Если этим будем заниматься, то не скажем ни одного слова опасного и вредного и не согрешим и невольно. Да и от настоящей печали можем освободить свою душу, когда станем заниматься беседой об этом, вместо тех беспокойных речей, какие мы теперь постоянно говорим друга другу: "что-то, услышал ли царь о случившемся? Разгневался ли он? Какой дал приговор? Упросил ли его кто-нибудь? Неужели он позволит совсем истребить столь большой и многолюдный город?" – Это и все таковое предоставив Богу, позаботимся только о Его заповедях; таким способом отвратим все эти бедствия. И пусть из нас только десять человек исправятся: из этих десяти вскоре будет двадцать, из двадцати – пятьдесят, из пятидесяти – сто, из ста – тысяча, из тысячи – целый город. Как, зажегши десять светильников, легко можно осветить весь дом, так и по отношению к духовным подвигам: пусть только десять человек исправятся, мы зажжем целый костер, который осветит собой город и доставит безопасность. И не так скоро пламя, запав в лесу, зажигает одно за другим близстоящие деревья, как ревность о добродетели, запав в немногие души и постепенно распространяясь, может обнять весь город. Итак, дайте мне похвалиться вами и в настоящей жизни, и в тот день, когда приведутся (на суд) получившие таланты. Достаточная мне награда за труды – ваша добрая слава; и, лишь увижу, что вы живете благочестиво, – я все получил. Сделайте же, что я и вчера внушал вам, и сегодня говорю, и не перестану говорить: определив наказание клянущимся, – наказание, приносящее пользу, а не вред, – постарайтесь представить нам и доказательство своего преуспеяния. А я постараюсь, по выходе из этого собрания, с каждым из вас иметь продолжительную беседу, чтобы во время такой беседы усмотреть мне, кто исправился; и если увижу кого-либо клянущимся, объявлю его перед всеми исправившимися, дабы упреками, обличением и вразумлением тотчас отклонить его от дурной привычки. Ведь гораздо лучше здесь вытерпеть стыд и исправиться, чем быть посрамленным и наказанным перед лицом всей вселенной, в тот день, когда грехи наши откроются перед очами всех. Впрочем, не дай Бог, чтобы кто-либо из сего почтенного собрания явился там в таком несчастном положении; но молитвами святых отцов наших, исправив все грехи и принесши обильный плод добродетели, да отойдем отсюда с великим дерзновением, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым слава Отцу со святым Духом во веки веков. Аминь.
[1] См. предыдущ. V бесед. п. 3 и сл.
БЕСЕДА СЕДЬМАЯ
о том, что скорбь полезна только к уничтожению греха, и на слова: "в начале сотворил Бог небо и землю", где показывается, что сотворение мира служит источником величайшего утешения; также на слова: "Адам, где ты"? и об избежании клятв
МНОГО и о многом говорил я вчера к вашей любви, но из многого, если не возможно вам всего удержать, прошу вас запомнить более всего то, что Бог наслал на нас скорбь не ради чего-либо другого, как только ради греха, и – это доказал Он самым делом. Когда мы скорбим и печалимся о потере имущества, о болезни, о смерти и о других постигающих нас бедствиях, то от печали не только не получаем никакого облегчения, но еще увеличиваем несчастье; если же будем скорбеть и печалиться о грехах, то уменьшаем тяжесть греха, великий (грех) делаем малым, а часто и совершенно изглаживаем его. Помните об этом непрестанно, чтобы вам скорбеть только о грехе, а не о чем другом; (помните) также и о том, что грех, привнесши в жизнь нашу смерть и скорбь, ими же и истребляется, как это ясно мы показали прежде [1]. Итак, ничего не будем так бояться, как греха и преступления. Не будем бояться наказания – и избежим наказания: и три отрока не убоялись печи – и избежали печи. Таковы должны быть рабы Божьи! Если воспитанные в Ветхом Завете, когда еще не умерщвлена была смерть, не сломаны врата медные и не сокрушены вереи железные, – если они столь мужественно встречали кончину; то какое оправдание, или какое извинение, будем иметь мы, которые, получив такую благодать, не достигаем и одинаковой с ними меры в добродетели, теперь – когда смерть есть одно только имя без значения? Смерть есть не что иное, как сон, путешествие, переселение, успокоение, тихая пристань, избавление от смятения и освобождение от житейских забот. Но здесь мы прекратим слово утешения; потому что пятый уже день утешаем любовь вашу, и, кажется, становимся уже и в тягость. Правда, для внимательных достаточно и сказанного, а для малодушных не будет никакой пользы, если к сказанному прибавим и еще больше. Время уже нам обратить поучение к изъяснению Писания, потому что, если бы мы ничего не сказали о настоящем бедствии, нас обвинили бы в жестокости и бесчеловечии: равно как, если бы мы постоянно только и говорили о нем, – нас справедливо обвинили бы в малодушии. Итак, поручив души ваши Богу, могущему проглаголать вашему сердцу (Ис. 40:2) и изгнать из него всю печаль, приступим теперь к обычному наставлению, тем более, что и вообще всякое изъяснение Писания доставляет утешение и ободрение. Таким образом, хотя мы, по-видимому, уклоняемся от (преподавания) утешения, но изъяснением Писания опять нападаем на тот же предмет. И что все Писание внимательным доставляет утешение, – это я тотчас же объясню вам. Не стану даже обозревать исторических сказаний Писания и отыскивать (в нем) только какие-либо утешительные слова: напротив, чтобы представить яснейшее подтверждение своего обещания, возьму ныне читанную нам книгу и, если угодно, предложу вам ее начало и вступление, которое в особенности, кажется, не представляет и следа утешения, но совсем лишено утешительных слов, и этим объясню сказанное мной. Что же это за вступление? "В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною" (Быт. 1:1-2). Думается ли кому из вас, что эти слова заключают в себе утешение в скорби? Не исторический ли это рассказ, и не учение ли о творении?
2. Хотите ли, я покажу, что в этом изречении сокрыто утешение? Итак, ободритесь и тщательно внимайте тому, что будет сказано. Когда услышишь, что небо, землю, море, воздух, воды множество звезд, два великие светила, растения, четвероногих, плавающих и летающих животных, вообще все видимое Бог создал для тебя, и для твоего спасения и славы, – не тотчас ли получаешь достаточное утешение? И не величайшее ли доказательство любви Божьей откроешь для себя, когда размыслишь, что столь прекрасный, великий и чудный мир воззвал Бог к бытию для тебя – столь малого? Посему, когда услышишь, что "в начале сотворил Бог небо и землю", не проходи без внимания этих слов, но обойди умом (всю) широту земли и размысли, какой роскошный и богатый стол раскрыл Он перед нами, и сколь великое со многих сторон предложил нам наслаждение! И что важнее всего, – дал Он нам столь прекрасный и великий мир не в награду за труды и не в возмездие за добрые дела; но лишь только нас создал, как и почтил род наш этим царством. "Сотворим человека", говорит, "по образу нашему и по подобию" (Быт. 1:26). Что значит: "по образу нашему и по подобию"? Разумеет образ начальства: как, говорит, на небе нет никого выше Бога, так на земле да не будет никого выше человека. Итак, Бог почтил человека, во-первых, тем, что сотворил по образу (Своему); во-вторых, тем, что дал нам начальство не в награду за труды, но как чистый дар своего человеколюбия; в-третьих, тем, что это начальство сделал для нас прирожденным. Одни начальства прирожденные, а другие вручаемые. К первым относится, например, владычество льва над четвероногими, или орла над птицами; к последним владычество царя над нами: он не по природе властвует над (своими) сорабами, потому нередко и слагает с себя начальство. Таково все, что дается не от природы; оно легко изменяется и переиначивается. Но не так со львом: он по природе владычествует над четвероногими, равно как и орел над птицами. Потому в этой породе животных царственное достоинство всегда наследственно, и никто не увидит, чтобы лев когда-либо сложил с себя владычество. Таковое царственное достоинство и нам даровал Бог вначале и поставил нас над всем. Да не только этим почтил Он нашу природу, но и превосходством самого места, назначив нам в прекрасное жилище рай и одарив нас разумом и бессмертной душой.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте