Страница 74 из 78
10. Его же, на евангельское чтение, и о девстве, и увещание к падшим девам
Слово Божие ничего не говорит бесцельно, ничего не сообщает таинственного, что не имело бы отношения к делу нашего спасения. И здесь, куда я направил свое внимание, сжатость мысли побудила меня исследовать и посмотреть, что именно означает сказанное Владыкой в Евангелии. Хотя народу Он многое предлагал в притчах, одним поясняя трудное, другим открывая то, что нам известно, но, сообщая учение о спасении, Он, как благой и человеколюбивый, дал ясный и несомненный опыт загадок: с одной стороны, как в наших обычных делах найти подтверждение данной мысли, с другой – как уловить самый смысл сказанного. Говорил Владыка, что узок и тесен путь, ведущий в жизнь, и немногие находят его, но просторен и широк путь, ведущий в погибель, и многие идут им" (Мф. 7:14, 13)[1]. Это выражение смущает и вызывает недоумение – почему Он говорит: "широк путь, ведущий в погибель?" Не знает Христос этого пути, потому что он не от Него. Значит, это сказано применительно к нам, это – загадка, заключающая в себе для нас лекарство.
Какая милость, какое человеколюбие, какая заботливость со стороны Владыки! Он предлагает вместе и победу и поражение, и сожаление и осуждение. "Я знаю, – говорит Он, – насколько склонен к соблазну род человеческий, насколько он привержен к земному, знаю, как он близорук, как доступен соблазну, как неустойчив, как слаб, как легко уловим врагом, если не утверждается верой: слышит он о широком пути, и бежит, как птица в ловушку; слышит об узком, и убегает от спасения, не разузнав о пользе того и другого". И ведь он хочет победы, но бежит от труда; и особенно услышав, что "много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь" (Пс. 33:20), не спешит к такому заступнику, но бегом бежит прочь, не ведая, что удаляется от добра и подвергает себя гибели. О, безумие! Услышав, что много скорбей у праведных, ты смутился, человек, а услышав: "много скорбей у нечестивого" (многи раны грешному) (Пс. 31:10), ты не устрашился? А лучше сказать, ран-то ты устрашился, но страсти греховной не погасил. Почему широк и просторен путь гибели? Путем здесь называет Он жизнь, потому что широким путем кажутся для заблуждающихся мирские удовольствия. Но что может быть для людей рассудительных жальче этого? Ведь тот путь, который считается узким, ведет к небесам, а тот, который кажется широким, увлекает следующих по нему в ад. Не подумай, возлюбленный, что и на самом деле широк и хорош тот путь, раз Господь употребил такое выражение. Соломон, например, говорит, что мед каплет с уст жены блудницы, но ведь это не соответствует действительности (как, в самом деле, может когда-либо капать мед с уст женщины?), но видимость обмана приятна, и эту-то обманчивость суетного удовольствия он и назвал медом. Так точно и здесь: широтой пути называет Спаситель различные виды удовольствий и все наслаждения этой жизни. Послушайте меня вы, преклонившие выю свою и принявшие на себя доброе, легкое и блаженное иго, иночествующие и девы; послушайте меня все вы, которые посвятили себя и предали тела свои Господу; послушайте меня вы, украшение Небесного Жениха; послушайте меня вы, превосходящие своим блеском солнце; послушайте меня вы, входящие в небесное царство; послушайте меня вы, любезные Богу; послушайте меня вы, участницы Давидова хора; послушайте меня вы, потомство Елизаветы; послушайте меня, последовательницы Иоанна; послушайте меня, наследницы Бога; послушайте меня вы, и подвиг; и победу, и самого Подвигоположника носящие в своем подвиге; послушайте меня, сестры Марии; послушайте меня, матери и невесты и рабыни Христовы; но не меня, впрочем, послушайте, прошу вас, а апостола, говорящего: "умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу" (Рим. 12:1). Заслуживает веры этот проситель, и не стал бы он просить подаяния. Посмотри, кто это тебя просит, и пусть эта просьба заставит тебя почувствовать трепет. Взошедший до третьего неба, удостоившийся услышать голос Бога, слышавший неизреченные глаголы, умоляет: "представьте тела ваши Богу в чистоте". Что умоляешь, Павел? Что ты так заботишься о девах? Не ты ли сказал: "Относительно девства я не имею повеления Господня" (1 Кор. 7:25)? Не ты ли сказал: "брак у всех честен" (честна женитва) (Евр. 13:4)? Не ты ли сказал: "не уклоняйтесь друг от друга" (не лишайте себе друг друга) (1 Кор. 7:5)? Почему же теперь проповедуешь невинность? Да и что еще заботишься ты о девах? Феклу ты исхитил от плотского брака и гибели и спас; что же теперь тебе беспокоиться о других девах? "Да, – говорит, – я очень забочусь о чистом и чуждом страсти браке. Если я установил порядок брака для людей, то с гораздо большим усердием я должен поработать в этом отношении для Христа: ведь я – невестоводитель Христа. Мой Владыка не довольствуется одной девой, Он не желает ограничиться одним браком; у Него много свадебных даров, Его наследство велико. И вот Он поручил мне привести Ему многих невест. Потому-то и говорил апостол: "я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою" (2 Кор. 11:2) Видишь, с какой точностыо выражается апостол, чтобы ты не подумал, что это плотской брак. О, слепота! О, неразумие! Кажется, кто не пожелал бы этого нетленного и беспорочного брака, чистого ложа, незапятнанного чертога, счастливого сопряжения, бессмертного общения, бесстрастного деторождения, ненарушимой супружеской верности, неоскудевающего приданого, вечного наслаждения, беззаботной жизни, сочетания со Христом, пребывания с ангелами, утешения богоприличными песнопениями, благоухания всех добродетелей, светильника всесветлого, свободы всеукрашающей, восхождения к Богу, ликования с ангелами, укрепления тела, чистоты душевной? Конечно, вступившая в брак с мужем заботится о том, как угодить тленной плоти; еще не рождает и уже оплакивает свое горе; нередко плачет она от мужа, плачет о бесплодии и бесчадии, плачет и при многочадии, когда дети умирают; плачет, когда дети предаются беспорядочной жизни. А дева Господня заботится о том, как угодить Господу. Послушайте внимательно апостола, возглашающего: "обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою" Не сказал; "тебя", но – "вас", чтобы ты не подумал, что он говорит и телесном браке. "Умоляю вас, – говорит он, – представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу" (Рим. 12:1).
Это увещание касается всех, но в особенности оно относится к тем, кто подвизается в святости. Желающие свято приступить к святому, если преуспеют в этом, достигают великих и славных венцов; а кому не удастся довести до конца свое намерение, те испытывают ужасное падение. И конечно, упасть с высоты, как это понятно и само собой, опаснее, чем упасть на земле. Бедняк, если он до конца своей жизни проживет в бедности, легче переносит свои невзгоды, а для богатого, впавшего в бедность, это испытание бывает хуже смерти. Точно так, по моему мнению, гораздо горче слезы и тягостнее печаль о падении девы, чем тех, кто подобно свинье каждый день валяется в грязи и грешит, потому что для таких людей привычка грешить делается уже легкой и незаметной. А о тех, кто растлил храм Божий, я думаю, нужно печалиться и горевать, сокрушаться и рвать на себе волосы, так как такое и столь великое сокровище утрачено. Но что с тобой, дева? Когда и какой вражеский вид ввел тебя в заблуждение? Какие мечи? Какие копья? Какие щиты? Какой воинский клич понудил тебя так скоро поступиться своей неприступностью? Ты была и городом, и храмом Христа, и стеной города, и стражей как города, так и ворот. Но, о, жалость! Как допустила ты врага без необходимости открыть эти ворота? Как в короткое время прельстилась ты предать печать девства, которую и Христос не нарушил, пройдя через нее? О, злая брань! Ты разрушила стену, осквернила храм твой святой, преступила обеты брака, расторгла брачный договор, утратила приданое, оказала пренебрежение ложу Христову! Но, конечно, и залог свой ты потеряла. Ты не знаешь здешних законов, какое наказание ожидает прелюбодейцу? Что же будет тебе, которая осквернила ложе не равного себе раба, но Владыки нашего Господа Иисуса Христа, вечно живущего, изменив Ему для тленной и зловонной персти? Как оплакивать тебя, я не знаю. Ты ранена, когда никто с тобой не сражался, ты обезглавлена без меча. За что судить тебя, я не знаю: за трусость ли или за отсутствие совести, за душегубство или за самоубийство? Таков ведь вид этого безумия, что и не знаешь, что, собственно, здесь оплакивать. Разве ты забыла свои обеты Христу? Не помнила невинности, с какой ежедневно ты невидимо привлекала Христа к своей груди и таинственно с Ним ликовала? И почему же? Ведь и ты была Марией до той поры, пока соблюдала свое девство? Какой же воск порока залепил твои глаза? Какая тьма омрачила тебя до того, что ты члены Хрис-товы сделала членами блудницы? О, горе! Зловоние блудницы ты предпочла благовонию девства. На грязь удовольствия ты променяла миро. Разве ты не помнила того умилительного часа, когда ангелы и люди, радуясь вместе с тобой, со светильниками в руках, ввели тебя в брачный чертог Христа, при пении псалмов Давида, и тебя, нищую и бедную, все стали величать невестой Христовой и царицей?