Страница 79 из 80
"… А пошел в Аравию" (но идох во Аравию). Смотри, какая пламенная душа! Он старался занять страны еще не возделанные и остававшиеся в диком состоянии. Если бы он оставался вместе с апостолами, не имея ничего, чему бы от них научиться, то остановилось бы дело проповеди, тогда как им надлежало везде распространять учение. Вот почему этот блаженный, пламенея духом, тотчас же приступил к делу учения людей не наученных еще и диких, избрав жизнь многотрудную и сопряженную со многими опасностями.
11. И смотри, какое у него смирение! Сказав: "пошел в Аравию" (идох во Аравию), он прибавил: "и опять возвратился в Дамаск" (и паки возвратихся в Дамаск). Он не говорит ничего ни о своих подвигах, ни о том, кого и скольких он научил, между тем как тотчас по крещении обнаружил такую ревность, что смутил иудеев и возбудил к себе такую ненависть как в них, так и в язычниках, что они подстерегали его и хотели умертвить; а этого не случилось бы, если бы он не приобрел великого множества верующих. Так как они были побеждены учением его, то им и оставалось только обратиться к убийству, а это было ясным доказательством победы Павла. Но Христос не попустил ему умереть, сохраняя его для проповеди. И несмотря на это, он ничего не говорит об этих своих подвигах, а потому все, что он ни говорит, он говорит не из честолюбия и не для того, чтобы его считали бóльшим в сравнении с другими апостолами; а равно и не потому, чтобы он огорчался тем, что его унижают пред ними, но из опасения, чтобы отсюда не произошло какого-нибудь вреда для проповеди. Ведь он сам называет себя и извергом, и первым из грешников, и последним из апостолов, и даже недостойным такого названия (1 Кор. 15: 8, 9; 1 Тим. 1: 15); и это говорит тот, кто потрудился больше всех, – что является особенным доказательством его смирения. В самом деле, кто, не признавая за собою ничего доброго, говорит о себе смиренно, тот, конечно, благоразумен, но его нельзя назвать смиренным; кто же, несмотря на столько венцов, говорит о себе так, тот умеет быть скромным.
"… И опять возвратился, – говорит он, – в Дамаск" (и паки возвратихся в Дамаск). И как много, по всей вероятности, он совершил там! Об этом городе он говорит, что этнарх (областной правитель) царя Ареты стерег этот город, желая схватить блаженного (2 Кор. 11: 32); а это служило самым явным доказательством того, что он весьма сильно нападал там на иудеев. Но здесь он ничего не говорит об этом, да и там он не упомянул бы об этом, если бы не видел, что в то время самые обстоятельства требуют этого рассказа; но умолчал бы точно так же, как и здесь: говоря о том, что он приходил и ушел, он ничего более не говорит о том, что было там.
"Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром" (Потом же по триех летех взыдох во Иерусалим соглядати Петра) (ст. 18). Что может быть смиреннее подобной души? После столь великих и столь многих подвигов, не имея никакой нужды в Петре, ни в его слове, но будучи равночестен ему, – больше ничего не скажу пока, – он все-таки приходит к нему, как бы к большему и старейшему, и причиною путешествия туда указывает только то, чтобы увидеться с Петром. Видишь ли, как он воздает прочим апостолам должную честь и не только не считает себя лучше их, но даже и не равняет себя с ними? И это ясно видно из предпринятого им путешествия. В самом деле, подобно тому как в настоящее время многие из наших братий отправляются к святым мужам, точно так же и Павел потому же расположению ходил тогда к Петру, но только с гораздо большим смирением. В настоящее время предпринимают путешествия для пользы, а блаженный (Павел) отправился не для того, чтобы чему-нибудь научиться и не для исправления какой-нибудь своей погрешности, но исключительно ради того, чтобы видеть (Петра) и почтить его своим присутствием: "видеться, – говорит он, – с Петром" (соглядати Петра). И не сказал – "видеть Петра", но "видеться (ιστορήσαι) с Петром" (т. е. узнать его), как обыкновенно говорят люди, рассматривающие великие и знатные города. Так он считал достойным особенного старания и одно то, чтобы видеть этого мужа. То же самое ясно показывают и дела его. Действительно, когда он пришел в Иерусалим после того, как обратил многих из язычников и совершил такие дела, каких не совершил никто из других (апостолов), после того, как обратил Памфимлию, Ликаонию, народ Киликийский и всех живущих в этой части земли и привел их ко Христу, – он сначала приходит к Иакову с великим смирением, как бы к старшему и почтенному большею честью. Затем он выслушивает его советы, и притом противные тому, что сам он говорит теперь. "Видишь ли, брат, – сказал (Иаков), – сколько тысяч уверовавших иудеев. Но остриги себе волосы и очистись" (Деян. 21: 20, 24), – и он остригся и совершил все иудейские обычаи. Там, где не было вреда для благовестия, он являлся уступчивее всех; где же он видел, что от уступчивости произойдет для некоторых вред, он не пользовался этим преизбытком смирения, потому что это уже не значило бы быть смиренным, но губить и развращать наставляемых.
"… И пробыл у него дней пятнадцать" (И пребых у него дний пятьнадесять). Предпринятое путешествие (ради Петра) было доказательством великого уважения к нему (Павла), пребывание же в течение стольких дней показывало дружественное расположение и искреннюю любовь их между собою.
"Другого же из Апостолов я не видел [никого], кроме Иакова, брата Господня" (Иного же от апостол не видех, токмо Иакова брата Господня) (ст. 19). Смотри, какое великое расположение имеет он к Петру: ради него он предпринял путешествие, у него и пребывал. Говорю же об этом я так часто и желаю сохранить это у вас в памяти для того, чтобы, когда вы услышите слова, произнесенные, по-видимому, против Петра, никто из вас не подозревал апостола. В предупреждение этого он и сам говорит о посещении Петра, чтобы, когда он скажет: "я противостал Петру" (2: 11), никто не считал этих слов проявлением вражды и соревнования; и действительно, он почитает этого мужа и любит больше всех. Ведь и в Иерусалим пришел он, по его словам, не ради кого-нибудь другого из апостолов, но единственно ради него. "Другого же из Апостолов я не видел, – говорит он, – кроме Иакова, брата Господня" (Иного же от апостол не видех, токмо Иакова). "Видел, – говорит, – но не учился у него ничему". Но заметь, с каким почтением наименовал он и этого. Не сказал он просто – "Иакова", но прибавил и достославное наименование его – "брата Господня", – так он был чужд какой бы то ни было зависти! Если бы он хотел только указать на того, о ком говорил, то мог бы сделать это понятным, употребив другой отличительный признак, и назвать его сыном Клеопы, как сказал и Евангелист (Иоан. 19: 25). Однако он не сказал так, но так как считал почетные наименования апостолов и своими наименованиями, то, как бы превознося себя самого, так величает и его. Ведь он не назвал его так, как я сказал, но как же? Братом Господним. Хотя он и не был на самом деле братом Господним по плоти, но лишь считался таковым, однако и это не остановило (апостола) признать достоинство этого мужа. Да и во многих других местах он показывает, что был расположен ко всем апостолам так искренно, как ему было прилично.
"А в том, что пишу вам, пред Богом, не лгу" (А яже пишу вам, се пред Богом, яко не лгу) (ст. 20). Видишь ли смирение этой святой души, одинаково сияющее повсюду? Он, как бы состязаясь на судилище и готовясь подвергнуться истязанию, заботился о подобном защищении себя.
"После сего отошел я в страны Сирии и Киликии" (Потом же приидох в страны Сирския и Киликийския) (ст. 21), – после свидания с Петром. Снова начинает он слово проповеди и предлежащий подвиг, не касаясь иудеев, как потому, что был послан к язычникам, так и потому, что не хотел строить на чужом основании. Вот почему он не встречался, даже и случайно, с другими апостолами; это ясно видно и из дальнейших слов.